Юрий Слезкин - Брусилов
Игорь впился в него глазами. Гнев этого человека, показавшегося Игорю с первого взгляда очень будничным и даже каким-то совсем не типично военным и вовсе не высокопревосходительным, был так глубок, так не по-начальнически искренен, что невольно заставил Игоря подобраться и духовно себя проверить.
— Как смели вы забыть, — веско и неумолимо звучало каждое слово командарма и точно бы продолжало присутствовать в сыром воздухе даже после того, как было произнесено, — как смели вы не знать, что солдат должен быть в первую голову сытым! Ваша рота вчера не имела горячей пищи, не имела хлеба, сухарей, тогда как соседние всем этим были обеспечены. Значит, можно было обеспечить! Значит, отговорки ваши — ложь? Значит, вы никакой офицер!
Последнее слово упало особенно тяжело и неумолимо. Игорь торопливо облизал кончиком языка мгновенно запекшиеся губы.
— Ваше место в канцелярии — писарем — отписываться! — после короткой паузы и совсем спокойно, как о чем-то давно решенном, закончил Брусилов. — Я вас отрешаю от должности.
И именно потому, что это было сказано спокойно и в глазах говорившего уже не было гнева, а смотрели они куда-то мимо обер-офицера, вперед, видели уже что-то другое, именно это придало последним словам его то впечатление непререкаемости, какое лишает человека возможности протестовать, спорить или просить пощады. Все поняли, что вопрос решен и больше говорить не о чем.
Брусилов отвернулся от обер-офицера, продолжавшего стоять навытяжку, и медленно направился к дому, занятый своими мыслями.
Игорь не успел отскочить в сторону, вытянуться, приложить руку к козырьку, когда увидел совсем близко поднятые на него и внимательно приглядывающиеся глаза — большие, очень светлые, но не цветом, а изнутри идущей ясностью.
— Кто такой?
В замешательстве и волнении Игорь затрудненным, охрипшим голосом отрапортовал о своем прибытии.
— Ну что же, отлично! — приняв рапорт по форме и отдав честь, сказал приветливо Брусилов. — Мы ведь однокашники! — И, протянув руку, задержал в своей узкой ладони ладонь Игоря. — Не обижайся, буду говорить — «ты». Сейчас мне некогда — уезжаю. Пока устраивайся, как дома. Саенко тебе поможет. Знакомьтесь!
Генерал, оказавшийся начальником штаба армии Сухомлиным, чопорно отдал честь, но руки не подал. Саенко, весело улыбаясь, потряс руку нового товарища. Брусилов сел в машину, за ним полез и Сухомлин.
Игорь снова встретился с командармом только через два дня.
V
На этот раз Алексей Алексеевич вызвал его к себе в кабинет. Игорь уже знал весь распорядок дня командарма. Рабочий день его начинался с шести утра. До половины восьмого, после короткой прогулки верхом, он работает один, знакомится со сводками и донесениями корпусных штабов, пишет письма, приказы по армии, потом завтракает у себя же в кабинете. После завтрака выслушивает начальника штаба, принимает доклады оперативного отдела, беседует с вызванными к нему, лично командирами корпусов, дивизий, полков, с начальниками интендантской службы, представителями Союза городов и Земского союза. Но всего больше времени у него уходит на разъезды, инспектирование войск, проверку дорожных и фортификационных работ, на беседы с офицерами и солдатами на передовых линиях, на личное руководство операциями. Каждое мелкое поручение, данное им чинам штаба или адъютантам, было у него на счету и на памяти. Он молча подымал глаза на человека, который должен был выполнить задание, но почему-либо; замешкался, — ни одного вопроса, ни возмущения, ни крика, но одного этого взгляда было достаточно, чтобы человек почувствовал себя непоправимо виноватым. Пройдет много дней, а командарм не, обратится к нему ни с чем, точно забудет об его существовании.
— Вы не можете себе представить, до чего это ужасно, — говорил Игорю Саенко и даже морщился, как от зубной боли. — Я два раза попадал в такое положение и врагу не пожелаю!.. Но вы не думайте, что у Алексея Алексеевича это система или там какой-нибудь педагогический прием. Вовсе нет! Ему действительно непонятно, как можно не выполнить вовремя и точно то, что по сути дела должно быть исполнено. Такой человек, просто теряет для него цену… он не сердится на него, нет, а человек этот перестает быть нужным. Вы понимаете? Это ужасно! Перестать быть нужным Алексею Алексеевичу — это, это…
Саенко не мог подобрать слов, но по растерянному выражению его добродушного, по-бабьи румяного и округлого лица Игорь понял, насколько действительно такое состояние непереносимо.
Вот почему, вызванный впервые в кабинет командарма, он шел туда со смешанным чувством тревоги и любопытства. Это душевное состояние мешало Игорю сосредоточиться на основном, на главном — на предмете предстоящего разговора с Брусиловым. Он уверен был, что вызвали его в штаб армии как единственного из офицеров похвистневского отряда, оставшегося в живых и способного сделать обстоятельный доклад о действиях отряда, о людях и о возможностях его формирования заново. «Но кто же может заменить Похвистнева? — мелькала раздраженная мысль. — Интересно знать, где найдет Брусилов генерала, равного Василию Павловичу?» А за этой мыслью бродила другая: «Кто же такой сам Брусилов? Злой он или добрый? Случайный удачник или действительно талантливый полководец? И в чем же заключается эта талантливость?»
В таком взбаламученном состоянии духа Игорь подошел к двери кабинета и, раньше чем войти, приостановился и по привычке оправился. Взрыв веселого смеха, раздавшегося за дверью, заставил его отступить и озадаченно оглянуться.
— А вы, ваше благородие, ничего, вы входите, — уловив его замешательство, сказал следовавший за ним вестовой. — Вас просили не мешкая…
На лице вестового — молодцеватого, кавалерийской выправки унтер-офицера — сияла ответная звучавшему из-за двери смеху улыбка. Он распахнул перед Игорем створку и пропустил его впереди себя.
Игорь еще раз подтянул на спине гимнастерку и вошел в кабинет.
VI
Был предобеденный час, час обязательного отдыха командарма и чинов его штаба. Алексей Алексеевич считал, что, перед тем как садиться за стол, человек должен «вытряхнуть из головы все мысли». Сейчас он сидел на корточках и звонко смеялся. За ним полукругом стояли чины его штаба и тоже — кто громко, от всей души, кто легонько, из вежливости, — вторили его смеху.
На полу стояло блюдечко, налитое до краев молоком, а около него суетились, каждый по-своему, два существа — белый шпиц и ощетинившийся еж. Шпиц лаял, прыгал, то наступая, то отступая, розовая пасть его и черный пятачок носа были влажны от пены, хвост напряженно задран кверху упругой спиралью. Еж медленно и неуклонно стремился к своей цели — он не прятал своей треугольной блестящей мордочки, только фыркал свирепо и даже как бы с презрением шевелил вздыбившимися иглами. Шпиц приходил все в большую ярость. Он мог бы, конечно, в одно мгновение вылакать молоко из блюдца, опередив ежа, потому что был гораздо проворнее своего противника, но сейчас ему было не до молока, ему надо было сразить неправдоподобное существо, посмевшее с ним соперничать. Он пытался цапнуть противника за нос, но перед ним тотчас же вместо носа вырастали иглы. Он предпринимал фланговую атаку, но и там встречала его вздыбленная неуязвимая щетина. Заходил с тыла, но тыл был защищен столь же основательно. Шпиц выбивался из сил, все его маневры оказывались тщетны, а еж семенил ножками и катился-катился все ближе к блюдечку.
— Да ты лакай! Ты еще успеешь съесть! — смеясь, понукал шпица Сухомлин. — Ведь этакая упрямая собачонка!
— Э, нет, — возражал Алексей Алексеевич, — тут дело в самолюбии: ведь молоко-то было поставлено для шпица. Как же можно стерпеть и не выгнать нахала? Шпиц теперь не отстанет! Он пойдет на все! Смотрите! Смотрите!
Брусилов поднял глаза, как бы приглашая присутствующих разделить с ним живой интерес к развернувшимся событиям, и взгляд его остановился на Игоре.
— А, Смолич! Иди, иди сюда поближе! Видишь, видишь? Я так и знал! Вот молодец!
— Форсирование проволочных заграждений! — подхватил кто-то из штабистов.
Шпиц ринулся к ежу и, пригнув к полу вспененную пасть, подкинул врага на воздух. Еж откатился в сторону и замер, свернувшись в клубок. Пена на собачьей морде покраснела, на носу выступили капельки крови. Но шпиц не чувствовал боли, он был в чаду боевого азарта.
Он уже не отскакивал от противника для разбега, он подкидывал его раз за разом, все дальше откатывая от блюдца. Штабисты смеялись.
— Замечательно! — хлопая себя по бедрам, восклицал Сухомлин. — Совсем как у нас! Хоть пиши крыловскую басню!
— Шпиц одолеет! Факт!
— Ну положим! Не так-то легко!
— Давайте пари!
Игорь, увлеченный, как все, смеющийся, как все, не заметил, что тоже присел на корточки рядом с Брусиловым, и, возбужденно взмахивая руками, выкрикивал:
![Роберт Сальваторе - Магический кристалл [Хрустальный осколок]](/uploads/posts/books/64264/64264.jpg)
