Михаил Ишков - Адриан
Адриан, в своей манере, позволил себе подшутить над Ликормой, над легионерами, над их пылом:
– Не так уж страстно они стремятся в Индию, – заявил он, – чтобы ринуться в бой, имея за спиной мятежные провинции. Солдаты вполне могут совладать с пожирающим их изнутри воодушевлением и подождать, пока в Месопотамии, Армении, Ассирии не воцарится спокойствие.
Подобная обезоруживающая насмешка над боевым духом армии вызвала глухое недовольство присутствующих на совете. Император попытался усмирить племянника, приказал ему «попридержать язык». Адриан картинно поклонился в ответ и добавил:
– Повинуюсь, великодушный!
Удивительно, но присутствовавшие на претории Лузий Квиет и Цельз и бровью не повели. Проконсулы даже не попытались поддержать Ликорму и осадить «молокососа». Их молчание сделало свое дело – далее обсуждение пошло в более конструктивном духе. Приглашенные на совет легаты – те, кто успел за эти два года присмотреться к местным нравам, – как один поддержали наместника Сирии. Ларций Лонг, занявший место возле изящного инкрустированного слоновой костью и жемчугом столика, тоже решил подать голос.
Он поднял руку.
В зале дворца, расположенного неподалеку от знаменитого храма Баала в Пальмире, сразу за западным тетрапилоном[21], наступила тишина. Всем было интересно, что скажет любимчик императора, непонятно для чего вызванный из Рима. История с приездом отставного калеки-префекта до сих пор будоражила начальствующий состав армии. Кое-кто всерьез настаивал, что Траян вызвал старого дружка, чтобы передать ему власть над Римом. Таких фантазеров осаживали, однако сомнение оставалось – кто его знает, что может померещиться старому льву в последнюю минуту? В армии мало кто сомневался, что императору, если он хочет остаться целехоньким, не следует соваться в недра Персии, в аидову жару, безводье и ледяной холод по ночам. Многие полагали, что отцу отечества лучше вернуться в Рим, отдохнуть на вилле в Кампании. Споры возникали по поводу того, кому доверить руководство походом.
Траян кивнул.
– Говори.
– Мне кажется, что предложение наместника Сирии имеет смысл только в том случае, если мы извлечем из него немедленную и существенную пользу. Об этом, собственно, и говорил уважаемый Ликорма. Другими словами, нам следует понудить шейхов, решивших принять нашу сторону, угнать как можно больше табунов у тех, кто особенно активно досаждает нам. Плата должна быть за конкретную добычу. Конечно, плата щедрая. Кроме того, необходимо создать кулак из собственных конных отрядов. Пора убедить арабов, что римская длань тяжела, но справедлива.
Адриан засмеялся.
– А ну-ка, префект, покажи нам римскую длань!
Немногие в шатре удержались от смеха. Присутствующие ржали, как кони, соображая, что императорский племянник, в силу своего извращенного ума и вражды к префекту, у которого он когда-то увел наложницу, намекает на левую культю Лонга. Однако Ларций, ничуть не изменившись в лице, шагнул вперед и вскинул искалеченную левую руку. Культю завершала страшная, черненная, с длинными пальцами-кинжалами, стальная лапа. Ларций, поморщившись, здоровой рукой что-то сдвинул в протезе. Раздался щелчок – металлические пальцы внезапно сложились в кулак, и префект Лонг, повернувшись, с размаху врезал кулаком по инкрустированному слоновой костью столу.
Стол разлетелся вдребезги.
Наступила тишина. Даже Адриан притих.
– Мало коней! – продолжил префект. – Нужны две недели подготовки для моих сингуляриев, нужны мавританские всадники. Необходимо иметь не менее пяти сотен одетых в броню сарматских наемников, и мы разделаем этих бедуинов, как Аполлон разделал Марсия.
Вновь пауза. Первым ее нарушил Квиет, попытавшийся отстоять своих подчиненных, однако император, поднявшись с места, жестом прервал его:
– У тебя их возьмут ненадолго! Ты передашь Лонгу лучших. Понял?
– Так точно, непобедимый.
Сразу после претория Траян вызвал племянника в свои апартаменты и с каким-то исступленным наслаждением устроил ему выволочку. Первым делом он указал племяннику на недопустимость устраивать споры с его помощниками по вопросам, которые не входят в компетенцию наместника Сирии.
– Занимайся своими делами, – предупредил племянника стареющий Марк. – Не вздумай больше лезть со своими советами, да еще перечислять их по пунктам пока еще здравствующему императору!
Разговор случился в присутствии Ларция, которого император за все время пути практически не отпускал от себя.
– Чего ты добиваешься? – допытывался опекун у Адриана. – Тебе мало скандалов, которые ты вызывал исключительно своими поспешными и неумными выражениями или обидными прозвищами? Если ты до сих пор не можешь избавиться от мальчишеских выходок, как ты будешь управлять империей?
– Я буду управлять империей?! – воскликнул племянник.
– Я еще ничего не решил! – решительно, властным движением руки притушил его радость Траян. – Не надейся, что ты и твои покровительницы сумеете добиться от меня поблажек. Зачем в такой трудный момент ты возбуждаешь ненужные страсти среди моих друзей? Что случится с тобой, если они найдут общий язык?
Адриан вскипел:
– Чем же я возбудил страсти? Тем, что изложил план подавления восстания?! Тем, что указал на некомпетентность твоего любимого вольноотпущенника, рисующего чудесные картины всеобщей любви к принцепсу? Замазывающему ему глаза восхвалениями пыла, который якобы испытывают легионеры?!
– Не сметь! – рявкнул Траян. – Не сметь осуждать человека за верность и желание помочь. Если бы ты изложил план восстания, я заткнул бы глотку любому крикуну, но тебе мало восстания. Тебе мало изложить план! Ты метишь в те еще очень неблизкие годы, когда сможешь распоряжаться Римом, как своим имением. А вот этого я допустить не могу. Как ты посмел добавить к моему эдикту о запрещении тайных обществ свое толкование? Зачем надо настаивать на переговорах с Хосроем в тот момент, когда переговоры не то что невозможны, но и могут быть приравнены к поражению?
– Разве я настаивал?
Траян удивленно и грозно глянул на воспитанника.
– Разве нет?
– Конечно нет! – разгорячился Адриан. – Я всего лишь хотел…
– Я знаю, чего ты и подобные тебе хотят. Власти! Только имей в виду, судьба моего наследства волнует меня не в меньшей, а может, и в большей степени, чем вас ваши честолюбивые потуги. Повторяю еще раз, тебе необходимо доказать, что ты способен ужиться с Квиетом, Цельзом, Пальмой, Нигрином, Констом.
Адриан неожиданно для Ларция схватился за голову.
– Подскажи, император, как мне доказать, что я более всего пекусь о благе Рима? Посоветуй, как поступить, чтобы меры, которые любой в здравом уме и трезвой памяти признает благодетельными, эти… достойные граждане не называли безумными! Что я должен сделать, чтобы примириться с этими… достойными гражданами?
Ларций с неодобрением отметил про себя, что этот жест уместен скорее на сцене театра, а не в присутствии повелителя.
Опять коварство, опять насмешки! Увлечение стихами, тем более рисованием, до добра еще никого не доводили.
– Я готов первым протянуть им руку дружбы! – в том же возвышенном тоне продолжил племянник. – Я готов участвовать в дискуссии по каждому вопросу, по которому мы не можем столковаться!
– Тебе еще дискуссию подавай! – с той же силой в голосе воскликнул император. – Симпозиум желаешь устроить на греческий манер! С красотками, эроменосами, вином не в меру. С умными разговорами!.. Какая дискуссия, когда судьба наступления на Индию висит на волоске! О чем можно договориться в ходе дискуссии, когда речь идет о власти и, значит, об основоположениях, на которых стоит государство? Грош цена всем этим дискуссиям! Если ты не согласен с самой идеей продвижения на восток, так хотя бы помалкивай, а не кричи на весь свет – давайте начнем переговоры с Хосроем! Если ты не понимаешь таких простых вещей, их, по крайней мере, поймет такой толковый военачальник, как Цельз. Поймут Квиет, Нигрин, Конст. Пальма, наконец!..
– Ты еще вспомни Лаберия! – в тон ему ответил Адриан.
Император нахмурился.
– Опять за старое?
Адриан пожал плечами, потом жалобно воскликнул:
– Что же делать, великодушный? Скажи, как поступить?! Я безропотно исполню всякое твое повеление.
Император некоторое время молчал – видно, что-то усиленно соображал, потом в сердцах махнул рукой, приклеил напоследок племяннику – дрянной актеришка! – и вышел из зала.
Некоторое время в помещении было тихо. Наконец Адриан перевел дух и, глянув на Ларция, кивком указал в сторону двери.
– Видал?
Ларций, во время разговора имевший вполне служебно-меднолобый вид, в ответ пожал плечами. Потом неожиданно взгляд его заострился. Ему вспомнилась Зия и та коварная уловка, или, как было сказано императрицей, «шутка», которую этот «медвежонок» сыграл с ним вместе с этой беспутной. Желание отыграться, хотя бы намеком, небрежным жестом, движением бровей, внезапно до краев наполнило его. С таким приливом не поборешься! Он невзначай, запросто, как бы напоминая о том, что они долгое время считались друзьями, задался вопросом.
