Зигфрид Обермайер - Калигула
Тиберий продержался десять дней, на одиннадцатый спустился в тайные помещения, где располагалась его «гвардия». Он осушил уже несколько кубков горячего вина, чувствовал внутри теплую поднимающуюся волну и лелеял новые надежды. Император приказал надзирателям сменить всех — он желал лицезреть новые лица.
Когда в комнате появились перепуганные раздетые юноши и девушки, развратный старик пожалел о своем распоряжении. Нескольких опытных «гвардейцев», которые знали его пристрастия, ему следовало бы оставить.
Тиберий сел в тени напоминающего грот помещения и дал знак начинать любовные игры.
— Давайте, давайте! — хлопал в ладоши надзиратель. — Каждый из юношей хватает девушку. Император хочет видеть веселую развлекающуюся молодежь. Берите пример с них!
Мужчина показал на выполненные в натуральную величину фигуры, расставленные вдоль стен, которые изображали спаривающихся фавна и нимфу в разных позах. Подростки понимали, чего от них хотят, но были слишком смущены и запуганы; лишь некоторые смогли продемонстрировать какую-то неловкую возню.
Император сначала веселился, но скоро начал скучать. От выпитого вина хотелось спать, его одолела зевота, даже сердиться у Тиберия не было сил. Он тяжело поднялся.
— Учитесь! — крикнул он молодым людям с издевкой. — Возможно, в следующий раз получится лучше.
Тиберий с трудом поднялся наверх и удалился в свои покои.
— Пришли ко мне нубийку! — приказал он слуге.
Скоро бесшумно, как кошка, появилась одетая только в кожаный фартук черная рабыня. Она опустилась на колени перед Тиберием и поцеловала край его тоги.
— Оставь это, Нигра. Мы знаем друг друга не первый день. Я хочу, чтобы сегодня ты промяла меня сверху донизу: помассируй как следует каждый мускул.
Нубийка не понимала латынь, но Тиберий пояснял свои слова выразительными жестами. Она быстро и ловко раздела его и принялась за икры. Искусная рабыня простукивала, пощипывала, растирала и разминала мускул за мускулом, осторожно переворачивая вялое тело. При этом ее лицо оставалось непроницаемым.
«Интересно, сколько ей лет?» — размышлял император. Он даже не знал ее имени и всегда называл Нигра — черная. Ее грациозное тело благоухало корицей и гвоздикой и казалось неподвластным возрасту, как статуя из слоновой кости.
— Сколько тебе лет, Нигра?
Едва уловимая улыбка скользнула по лицу женщины, но она, как всегда, промолчала.
Вдруг император осознал, что никогда не слышал ее голоса.
— Скажи что-нибудь, Нигра! Что-нибудь на твоем языке.
Она улыбнулась. Может, ее надо было бы высечь? Легонько, чтобы услышать голос. Но Тиберий тут же выбросил эту мысль из головы, ведь ему необходимо ее искусство. Он решил попробовать по-другому, и жестом он приказал ей остановиться. Нубийка сразу опустила руки и вопросительно посмотрела на хозяина.
— Нигра, — сказал Тиберий и показал на ее полные красивые губы. — Нигра, Нигра, — повторил он и кивнул.
Теперь женщина поняла.
— Нигра, — услышал император густой низкий голос, и еще раз громче и четче: — Нигра!
— Хорошо! — похвалил Тиберий. — Можешь продолжать.
Он перевернулся на спину, и она начала массировать его бедра. Неожиданно ее вид, запах, низкий голос, который продолжал звучать в его ушах, возбудил императора. Заметив, что фаллос его напрягся, Нигра остановилась. Тиберий делал вид, что ничего не произошло: он решил посмотреть, что будет дальше.
После короткого замешательства рабыня сняла фартук, поднялась на постель и ввела фаллос себе во влагалище. Император подумал с восхищением: как естественно и красиво она это делает, без хихиканья и суеты, как будто это самое что ни на есть обычное дело на свете.
Искусно вращая бедрами, она медленно довела Тиберия до высшей точки наслаждения, потом принесла влажный платок, обтерла его и снова принялась за массаж, будто ничего и не было.
Тиберий провалился в глубокий сон. Проснулся он с ощущением заново родившегося человека. Император превосходно чувствовал себя, был свеж, как юноша, и исполнен жажды деятельности.
А ведь день начинался так плохо! Сразу после пробуждения его охватило обычное отвращение к себе, своему окружению, возрасту, неискоренимым порокам и постоянной жажде мести. У Тиберия периодически возникало желание сбросить с себя груз жизни, как тяжелую, насквозь пропотевшую одежду. Вообще-то он никогда всерьез не принимал такие порывы, но сегодня утром был на грани того, чтобы поддаться искушению.
Когда его секретарь спросил, не будет ли каких-нибудь приказов или письменных указаний для сената, он со злобой заявил:
— Будет! Пошли им следующее письмо: «Что должен я написать вам, сенаторы, или как я должен написать, или что я не должен сейчас писать? Если это мне станет известно, пусть боги и богини пошлют мне более славные дни, чем те, что у меня сейчас».
Секретарь записал. Когда Тиберий замолчал, он ждал продолжения, но император неожиданно закричал:
— Чего им еще? Больше сегодня мне нечего сказать. Пусть думают об этом что хотят!
Он не жалел, что послал эти строки сенату. Его забавляла мысль, как они, должно быть, ломали головы и до хрипоты спорили, в чем их скрытый смысл.
— Моего любимого внука случайно нет поблизости?
Он мог бы и не задавать этот пронизанный иронией вопрос, потому что Калигула, если был на Капри, всегда находился в непосредственной близости.
Сегодняшний день не стал исключением. Внук явился через минуту.
— Садись, Гай.
Император изучающе посмотрел на Калигулу.
«Едва ли кто-нибудь сможет повторить это идеально нарисованное на лице выражение почтения, — подумал он с невольным восхищением. — Посмотрим, удастся ли мне вывести его из равновесия».
— Я принял решение женить тебя.
Калигула изобразил на лице радость.
— На что-то подобное ты уже намекал. На кого же пал твой выбор?
Он превосходно держится, этот юнец.
— Я подумал о старшей дочери Марка Селания — Юнии Клавдилле.
— Превосходный выбор. Когда должна состояться свадьба?
Император немного рассердился, потому что и на этот раз ему не удалось добиться от Калигулы хоть каких-то эмоций.
— Как можно скорее! — кратко распорядился он и добавил: — Это все. Теперь я хочу отдохнуть.
Калигула низко поклонился.
— Всегда к твоим услугам, император.
Внутри он кипел от гнева. Старый развратник показался ему сегодня таким бодрым, как будто за этим крылось какое-нибудь колдовство.
— Против любого колдовства есть колдовство, его разрушающее! — злобно процедил сквозь зубы Калигула, уже решивший во что бы то ни стало вовлечь Макрона в осуществление своих планов. — Если даже мне придется пообещать ему синь небесную… Хоть на какую-нибудь приманку он должен поддаться. Может быть, Макрон хочет стать сенатором или проконсулом? Все покупаются, но игра не обязательно должна идти на деньги.
Возбужденный этими рассуждениями, он отправился в термы, а потом в постель, и последней его мыслью было, что, возможно, эту ночь император не переживет.
Корнелий Цельсий был в отчаянии. Новые планы сына казались ему безумными, но он не находил аргументов против. Конечно, Цельсий мог силой своего отцовского авторитета просто отказать Сабину, но ему это претило. Хотелось объяснить все с позиции разума, только в голову ничего не приходило. Тогда он обратился к своему брату Корнелию Кальвию, которого племянник очень уважал…
Судьба не во всем была благосклонна к Кальвию. Его счастливый брак оказался короток: молодая жена умерла во время родов, а новорожденный сын последовал за ней в могилу через несколько недель. Убитый горем Кальвий удалился в загородное имение, где теперь, как поговаривали, трудился над подробной историей семьи. В последнее время он проникся особой симпатией к своему старшему племяннику, и никто не сомневался, что Сабин станет его наследником.
Цельсий решил спросить у брата совета и пригласил его к себе. Уже после первого глотка вина Корнелий приступил к делу:
— Сабин собирается стать преторианцем! Он недавно подружился с центурионом, который старше его на пятнадцать лет, и тот так впечатлил моего сына бряцаньем оружия, что теперь для него меч и щит — лучшие украшения мужчины. Юноша, который знает наизусть половину Катулла, хочет стать солдатом! Что ты на это скажешь?
Кальвий покачал головой.
— Сабин молод и живет фантазиями. Он не может пока удовлетвориться миром книг и искусства. Он хочет испытать свою силу, жаждет приключений… Это понятно.
Цельсий вздохнул.
— У тебя доброе сердце, Кальвий, особенно когда речь идет о твоем племяннике. Собственно говоря, я пришел просить совета.
Кальвий задумчиво посмотрел в сад на стройные высокие кипарисы.
— Как долго ты еще сможешь содержать свою виллу, Цельсий? Вокруг все больше уродливых домов, являющих собой оскорбление для нашего красавца Рима.
