Ефим Гальперин - Бешенство подонка
25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года.
Петроград. Посольство Великобритании.
Кабинет посла Джорджа Бьюкенена.
Утро.
Рассаживаются три министра Временного правительства – Терещенко, Коновалов и Третьяков. Терещенко держит в руках папку с компроматом на Ленина.
Стук в дверь. В кабинет входит, скромно потупившись, тридцатилетняя дочь посла мисс Мюриэль:
– Извините, я тут забыла свою книгу.
– А ты, дорогая, была права, когда не поверила… – говорит посол дочери.
– Вот видишь, папа! – мисс Мюриэль берет книгу и также, скромно потупившись, ни на кого не глядя, выходит.
– Дело в том, господа, что я не ожидал вас увидеть, – поясняет гостям посол. – Один из кадетов, присланных для охраны посольства, сообщил мне, что исполком Петроградского Совета постановил образовать Советское правительство. И что большевики выдворят министров с их постов.
– Ну, вот видите, слухи о нашей смерти преждевременны. Мы, наоборот, пришли вас заверить, что делается всё возможное и невозможное, – говорит Терещенко и крутит в руках папку.
– Русская революция миновала уже несколько фаз и теперь подошла к последней, – важно произносит министр Коновалов. – Я подразумеваю под этой «последней» не что иное, как торжество контрреволюции. То есть, порядка.
– Ну, тогда, как мне кажется… – потирает руки посол. – Я не смею давать советы, но если немедленно в течение сегодняшнего дня не арестовать большевистский исполком Петроградского Совета, момент будет упущен. Ведь вечером начинается их съезд. И если они утвердят это самое решение о правительстве…
Петроград. Улицы. Утро.
Дождь. Туман. Улица напротив посольства. Из ворот выходят министры Коновалов и Третьяков. Рассаживаются в свои машины.
На углу автомобиль гауптмана. В нем оба – гауптман и Лёха.
– А где наш-то? – настораживается Лёха.
Петроград. Посольство Великобритании.
Коридор и комната. Утро.
Терещенко идет по пустому коридору посольства. Останавливается. Смотрит на папку с документами. Раздумывает. Разворачивается. Возвращается к кабинету посла. Но как-то нерешительно идет. Сомневается: предъявлять или нет.
Вдруг его хватают и буквально вбрасывают в комнату. Дверь закрывается. В полумраке комнаты активная возня. Папка с документами отлетает в сторону. С Терещенко сдергивают пиджак. Его толкают в кресло. Можно уже разглядеть в полумраке – это дочка посла мисс Мирюэль торопливо расстегивает брюки Терещенко.
Петроград. Улицы. Утро.
Из ворот посольства, застегивая пальто, выходит Терещенко с папкой в руках. Его сопровождают два кадета (охрана посольства). Они провожают его к автомобилю.
Там уже ожидает поручик Чистяков и два сотрудника полиции.
За ним наблюдают из автомобиля гауптмана:
– С охраной стал ездить, – говорит Лёха.
Автомобиль Терещенко проезжает мимо.
Следом, соблюдая дистанцию, трогается автомобиль гауптмана.
Петроград. Посольство США.
Кабинет посла Дэвида Фрэнсиса. Утро.
В кабинете Терещенко и посол.
– Сегодня они открывают съезд Советов депутатов. Мы ожидаем большевистское выступление буквально в ближайшие дни, – говорит Терещенко.
– Если вы сможете его подавить, то я надеюсь, что оно произойдет, – улыбается посол.
– Оно произойдет независимо от того, подавим мы его или нет. Я устал от неуверенности и напряжения.
– Ходят слухи о каких-то документах, свидетельствующих о связи большевиков с Германией. О каких-то деньгах. Президент Вильсон интересуется ими…
Терещенко приподнимает свою папку, готовясь предъявить документы о Ленине послу, но тот, увы, торопится закончить фразу:
– …Мы готовы заплатить!
Терещенко обиженно поджимает губы и опускает папку:
– Александр Федорович Керенский просил вас… – говорит он, – Он хотел бы сегодня вечером отправиться к генералу Краснову за помощью. Но не уверен, что его не остановят. Могли бы вы помочь? Всё-таки когда машина американского посла…
– Несомненно. В котором часу подать авто?
– К шести. Второй подъезд Мариинского дворца. Тот, что за углом.
Петроград. Улицы. День.
С Финского залива дует резкий, сырой ветер, и улицы затянуты мокрым туманом.
Терещенко едет в автомобиле. Разглядывает номера домов.
– Остановите, пожалуйста, здесь, – говорит он шоферу.
Выходит у ворот казармы Четвертого Донского казачьего полка. Не разрешает выходить из машины ни поручику Чистякову, ни сотрудникам полиции.
Сутулясь под мелким дождиком, он проходит к воротам, и обращается к часовому:
– Пожалуйста, дежурного офицера!
Невдалеке останавливается машина гауптмана. Наблюдают. К воротам выходит есаул:
– Есаул Калмыков. Чем могу служить?
– Я хотел бы встретиться с командиром полка.
– Изволят отсутствовать. Вот есть председатель Совета полка. Мелехов, подь сюда!
У ворот появляется хорунжий Мелехов с группкой казаков. Веселые. Стоят и лузгают семечки: – Чаво?
– Простите, я министр Временного правительства Терещенко. Хотел бы поговорить с казаками.
Странно смотрятся они рядом. В элегантном пальто, в шляпе, весь с иголочки Терещенко и разболтанные, расхлябанные – голенища сапог гармошкой – казаки.
– А, вы которых дел министр? – с усмешкой спрашивает Мелехов.
– Иностранных.
– А! Иностранных. Ха-ха! Ну, вот ими и занимайтесь, господин хороший. А мы не иностранные!
Мелехов смеется, и все казаки вместе с есаулом подхватывают.
КОММЕНТАРИЙ:
В тот момент казаки были единственной реальной силой, способной удержать страну от сваливания в хаос большевизма.
Через два года на письмо Дзержинского о миллионе казаков, содержащихся в плену у Красной Армии, Ленин наложит резолюцию: «Расстрелять всех до одного». Тогда же в телеграмме командующему войсками Советской республики Фрунзе он поставит вопрос «о поголовном истреблении казаков, как класса». В результате, если в России до 1917 года жило более шести миллионов казаков, то уже через десять лет их останется вполовину меньше.
Петроград. Палуба крейсера «Аврора».
День.
Моросит дождь. Антонов-Овсеенко в сопровождении адъютанта – огромного матроса – ходит по палубе. Спотыкается о доски. Чертыхается. Кричит в глубину кубрика:
– Эй! Есть кто живой на этой консервной банке?!
Появляется закопченный, в промасленном комбинезоне матрос с большой масленкой в руках. Это комиссар Белышев. Докладывает:
– Матрос первой статьи, машинист Белышев! Комиссар крейсера!
– Как комиссар!? – Антонов-Овсеенко поправляет очки, вглядывается, – А! Ну да! Вспомнил! Я же тебя дня два тому назад назначал. Правильно? Где капитан?
– Отъехали. Обедать. До затрева…
– Команда?
– По городу шастают.
– Стрелять из пушки умеешь?
– Никак нет. Я ж при машинах. Это… Белышев кричит в глубину кубрика: – Евдоким!
– Ты чего, Саня, разорался?! – На палубу вываливается раздраженный матрос. Это комендор Огнев. Тут он видит офицера. А еще больше пугается огромного матроса за его спиной. Натягивает бескозырку на белобрысую голову. Вытягивается во фронт. Докладывает, шмыгая носом – Матрос первой статьи, комендор Огнев.
Антонов-Овсеенко показывает на орудия главного калибра на верхней палубе.
– Эти пушки стреляют?
– Никак нет! Усе без затворов. К следующему лету если…
– А что-нибудь на этом сраном крейсере стрелять может?!
– А вон…
Комендор Огнев ведет их к носовой пушке и шмыгая носом:
– Пушка системы Кане… Калибр шесть дюймов. Тип затвора…
– Значит, завтра утром она может выстрелить?
– Могёт. Чего ж нет.
– Ну, значит, из нее будем стрелять!
– Никак нет! Не получится.
– Почему?!
– Так, это… Ремонт, он и есть ремонт. На судне и патрона сейчас не найдешь. А тут вы хотите снаряд к такой пушке… – он утирает нос рукавом бушлата, – Простите, простуженный я.
Антонов-Овсеенко поворачивается к адъютанту – огромному матросу.
– Кровь с носа! Чтобы до вечера были снаряды! Холостые! – и уже к Огневу: – И дюжину! Беглым огнем! Шарах-шарах…
– Никак нет! Не получится.
– Что не получится?! – орет Антонов-Овсеенко. – Заладил себе «никак нет, никак нет»!
– «Беглым» не получится! На это упражнение команда комендоров должна быть восемь человек. А я один.
– Хер с ним. Не беглым. – Антонов-Овсеенко смотрит на город в сетке дождя, – Эх, жалко! Иоффе сказал холостыми стрелять. А я бы, бля… – он грозит городу кулаком, поворачивается к комиссару Белышеву и орет: – Короче! Ты, комиссар! – тычет ему под нос свои карманные часы. – Заруби на носу! Завтра. Утром! В девять ноль-ноль «Огонь!» Понял?! Дюжину! И не сомневайся, снаряды будут!
