Милица Матье - Кари, ученик художника
– Не может быть! – в ужасе говорит Кари. – Он же верховный жрец!
Мальчики останавливаются и смотрят друг на друга. Они незаметно прошли по улицам Святилища до ворот, ведущих к реке, и стоят около их северной башни. Кругом никого нет. Рамес тянет Кари за руку в тень, падающую от башни, и говорит:
– Кари, разве ты мало видел и слышал в вашем поселке? Неужели ты считаешь, что жрецы всегда все делают правильно?
– Нет, я не так глуп! – горячо возражает Кари. – Но ведь то – обыкновенные жрецы, а тут самый главный, знающий всю премудрость священных книг, все тайные обряды! Он же должен быть замечательным человеком. Как же он может лгать и обманывать? Зачем ему это?
– Затем, чтобы удержаться на своем высоком месте! – жестко говорит Рамес. – Слушай, Кари, я это говорю только тебе, потому что я полюбил тебя, как брата, я тебе верю, верю, что ты не способен ни на какую подлость… Я бы этого никому другому не сказал! Так вот знай, что Аменхотеп может решиться на любой поступок, если это поможет ему укрепить его власть или расширить богатство храма или его собственное. И таков не он один. Таков и мой дед, и многие, многие жрецы… Есть, конечно, и среди них исключения, вот Бекенмут или старик Нахт – очень добрый человек… Но ведь зато как им тяжело жить в этом круговом обмане! Все только напоказ… И вообще…
Рамес замолкает. Кари потрясен и тоже молчит. Потом Рамес говорит снова. Очевидно, у него так накипело, что он не может молчать.
– Недавно у нас судили жреца, который нарушил одно из основных наших правил – вошел в молельню бога, не совершив всех предварительных обрядов, постов, очищений и так далее. Оказалось, как он сам признался, что ему было просто лень все это проделывать…
– Как же он не побоялся, что бог его накажет? Ведь если он надеялся, что никто из людей не узнает этого, то ведь бог-то всегда знает? – перебивает Кари.
– А ты думаешь, что он тоже верил в это, вот как ты? Я в этом очень сомневаюсь! Думаю, что нет.
– Как – нет?!
– А так! Ты, кажется, никогда ни о чем всерьез не думал, Кари! Почему, например, Панеб до сих пор зрячий, если Владычица Западной Вершины ослепляет людей за грехи? А?
Рамес в упор смотрит на Кари. Тот молчит. Тогда Рамес говорит с усмешкой:
– Ведь если богиня справедлива, то Панеба давным-давно следовало бы ослепить, правда? Ну, а разве богиня может быть несправедливой? И заметь еще, Кари, что никто из умерших царей, гробницы которых грабил Панеб, тоже его не наказал! И вообще, чем это объяснить, что грабители забираются в гробницы, а ни духи умерших, ни бог – покровитель этих духов, Анубис, ни богиня – хранительница царских кладбищ, Мерит-сегер, вот эта самая Владычица Западной Вершины, – никто не останавливает воров, не убивает их тут же какой-нибудь молнией или просто камнем? Молчишь?
Кари действительно молчит. У него даже кружится голова от вопросов Рамеса и от тех ответов, которые напрашиваются на них.
– Ну, ты подумай, а я теперь ухожу, будь здоров! – Рамес кладет Кари руку на плечо, сильно его сжимает и поворачивается, чтобы идти.
Но Кари схватывает его за руку:
– Постой! Мне все это никогда не приходило в голову! Я еще ничего не могу сообразить! Ты как будто хочешь сказать, что боги не всё знают… или что они несправедливы… Что духи умерших… или…
– Думай, думай сам, Кари! Надо до всего доходить самому.
– Да, я буду думать, буду… Постой, еще только один вопрос! Кто они, эти носильщики с головами шакалов и соколов?
– Как всегда, жрецы в масках.
– Жрецы?
– А неужели ты думал, что это действительно духи Нехена и Пе?
– Нет… я не знал… А на передней ладье, с канатами, – тоже жрецы в масках?
– Ну конечно! Кари, Кари, да разве ты никогда не видал на похоронах жреца в маске в виде головы шакала, который изображает бога Анубиса во время погребального обряда? Или ты считал, что проводить умершего человека в его гробницу приходит действительно бог Анубис? Ох, мне теперь уже надо бегом бежать! Ну, Кари, до завтра! Думай и молчи!
10. «СУД БОГА»
– А, это ты, – говорит дед Рамесу. – Ты пришел вовремя. Бери все, что нужно для письма, ты пойдешь со мной на совет «божьего суда».
Рамес молча кивает головой и берет письменный прибор, чистые свитки папируса. Он знает, что сейчас дед и третий жрец их храма будут знакомиться с теми делами, которые завтра во время шествия должны всенародно разбираться перед статуей бога Амона-Ра и решение по которым даст сам бог.
То есть так будут думать все, кроме нескольких жрецов и Рамеса, потому что в действительности это именно Рамес, спрятанный под покрывалом на носилках за статуей бога, будет, по условному сигналу, тянуть ремень, привязанный к правой руке статуи бога, и тогда эта рука поднимется и тронет положенный на колени статуи черепок с написанным на нем вопросом или решением. Рамес знает, что для каждого дела заранее приготовляют два черепка, на которых пишут два разных решения: например, если разбирается дело о краже, то на одном черепке пишут «виновен», а на другом «невиновен» и кладут по очереди эти черепки перед статуей. К которому из них прикоснется рука статуи, тот и считается решением «божьего суда». Иногда запись делается в форме вопроса. Тогда если статуя тронет черепок – то ответ положительный, а если статуя остается неподвижной – ответ признается отрицательным.
Но жрецам надо приготовиться к «божьему суду», ведь необходимо заранее знать, какие дела должен будет решать бог в этот день.
Вот сейчас и будет происходить такая подготовка дел. Надо торопиться, дед уже взял посох и направляется к двери. Рамес, собрав все, что ему было сказано, идет за ним. Они входят в комнату, которую отвели деду, – это приемная.
Там уже находится приехавший с ними третий жрец их храма со своим писцом Чараи и писец царского кладбища Амоннахт. Все встают при появлении деда, который молча проходит к приготовленному для него креслу, усаживается в него и дает знак третьему жрецу начинать. Рамес бесшумно становится за креслом деда.
– Так какие же дела передаются завтра на суд бога от вашего поселка «слушающих зов»? – спрашивает третий жрец писца Амоннахт.
Тот раскрывает принесенный им с собой деревянный ларчик и вынимает свиток папируса.
– Первое дело – это обвинение ремесленником Пауахом ремесленника Ипуи в краже циновки. Ипуи отпирается, но все утверждают, что, кроме него, этого сделать было некому. К тому же его не раз уже ловили на мелком воровстве.
– Ну что ж, бог Амон осудит его, – спокойно говорит третий жрец.
Дед Рамеса молчит, закрыв глаза, – то ли думает, то ли соглашается с тем, что сказал третий жрец. Видно, что ему глубоко безразлично, будет ли признан вором Ипуи или нет. Писец Амоннахт делает какую-то пометку на папирусе, писец третьего жреца Чараи тоже что-то записывает.
– Второе дело. Старуха Хенут, вдова ремесленника, желает знать, будет ли ее сын Хаи жрецом храма фараона Сети-Менмара.
– Ммм… А что говорит об этом главный жрец этого храма? – спрашивает третий жрец.
– Он не возражает… Хаи учился в их храме… К тому же брат Хаи, живописец Яхмес, расписал для главного жреца гробницу и сделал это очень хорошо, – отвечает Амоннахт.
– Ах, так! Ну, тогда бог Амон пообещает вдове Хенут, что ее сын Хаи будет жрецом в храме фараона Сети-Менмара.
Оба писца опять делают записи на своих свитках.
– Еще что? – спрашивает третий жрец.
– Следующее дело очень сложное, господин, – говорит Амоннахт. – Один из ремесленников царского кладбища обвиняется в краже золота, которое ему было выдано для работы.
– Кто этот ремесленник? – задает вопрос третий жрец.
– Это столяр Онахту. Он хороший мастер, но вредный человек – часто противоречит распоряжениям начальника отряда Панеба, который не раз уже жаловался на него правителю Западной части Города Пауро.
Рамес чувствует, как у него начинает биться сердце. Столяр Онахту? Отец Кари и Таиси? Опять Панеб? Почему же Кари ничего об этом не сказал? Он, значит, еще ничего не знает.
А третий жрец в это время задумчиво спрашивает:
– Он из отряда Панеба… Ты говоришь, что и Пауро им недоволен? Вот что! Мммм… А почему же дело не пошло в суд поселка?
– Потому что его надо решать немедленно, откладывать нельзя, а теперь праздники, когда еще соберется суд поселка!
– Кто подал жалобу? Столяр отрицает все?
– Это обвинение вчера подал помощник Панеба Хати, который выдает золото ремесленникам для работы. Он говорит, что выдал золото столяру, а тот утверждает, что этого не было и что он ничего не получал. Пауро очень торопит с этим делом и приказал сегодня же ночью арестовать столяра, – добавляет Амоннахт и смотрит прямо в глаза третьему жрецу.
– Значит, дело идет на суд бога по жалобе Хати, помощника Панеба? – медленно говорит жрец, тоже глядя прямо в глаза Амоннахта. – Так, так… Ну что же, он, несомненно, виновен, и бог осудит его.
