Кристофер Хибберт - Королева Виктория
Разделяя с лордом Мельбурном общий опыт одиночества, королева часто делилась с ним секретами своей прошлой жизни, самыми разнообразными политическими и экономическими проблемами и многими другими важными для нее вопросами. Она проводила в задушевных беседах с премьер-министром но три-четыре часа в день, а когда обстоятельства не позволяли ей видеться с главой правительства, то предпочитала писать ему письма Впрочем, такие обстоятельства случались крайне редко. Лорд Мельбурн все чаще появлялся в королевском дворце, а со временем стал практически жить в нем, не скрывая от окружающих свои теплые и слишком близкие отношения с юной королевой. «Я видела королеву с премьер-министром, — писала позже княгиня Ливен. — Когда он находится рядом с ней, то выглядит необыкновенно влюбленным, обходительным и даже слегка самодовольным. В такие времена он становится более мягким, уважительным и вообще ведет себя так, словно уже давно привык чувствовать себя первым лицом в окружении королевы, лицом мечтательным и веселым одновременно».
Чарльз Гревилл давно подозревал, что отношения королевы к лорду Мельбурну носят сексуальный характер, хотя сама она вполне могла не знать об этом. Более того, он считал, что рядом с Викторией не было человека» который мог бы так легко и непринужденно общаться с ней, как ее премьер-министр. «Он относится к ней с величайшим доверием и уважением, считается с ее желаниями и вкусами и оказывает на нее благотворное влияние своими откровенными и естественными манерами. Он развлекает ее остроумными шутками-прибаутками, завораживает редкой для людей его круга эрудицией и потрясающим чувством юмора... Он всегда относится к ней с отеческой заботой, но демонстрирует при этом уважение к ее взглядам и предпочтениям... Большую часть времени она проводит в беседах с ним. Во время ужина он всегда садится рядом с королевой, вне зависимости от того, кто приглашен к столу. Другими словами, он великолепно исполняет роль самого доверенного лица королевы и во всем оправдывает ее ожидания. Тем более что это вовсе не противоречит сложившемуся этикету, выглядит вполне естественно и доставляет ему массу удовольствия. У меня нет никаких сомнений в том, что он относится к ней с той же любовью, с какой, вероятно, относился бы к своей любимой дочери, если бы она у него была. Не исключено, что он любит ее даже больше, чем мог бы любить родную дочь, поскольку обладает незаурядной внешностью, и к тому же на всем белом свете у него нет такого человека, которого он мог бы любить с подобной страстью. Главной целью его жизни стало образование, обучение и формирование наиболее интересной и характерной личности в мире... Мельбурн высоко ценит ее внутренний мир, ее честность и добропорядочность».
Несмотря на склонность королевы прислушиваться к советам своего премьер-министра, который подробнейшим образом инструктировал ее по самым незначительным поводам, таким как, например, стоит ли принимать при дворе разведенных женщин, как должны быть одеты придворные дамы, могут ли они гулять без сопровождения по террасам Виндзорского замка, какие книги должна читать королева, Виктория по многим вопросам уже выработала собственные взгляды и не стеснялась высказывать их в присутствии своих подданных.
Ее отношение к лорду Мельбурну действительно могло носить скрытый сексуальный характер, как предположил Чарльз Гревилл, однако сама королева неоднократно повторяла, что любит его как своего родного «отца». Причем до такой степени, что прощала ему прегрешения, которые никогда бы не простила другим придворным. Так, она снисходительно относилась к тому, что он засыпал за столом после ужина и при этом громко храпел, что часто становился «отсутствующим» и начинал бормотать себе под нос, не обращая внимания на окружающих. Причем делал это достаточно громко, но никто не мог разобрать, что именно он бормочет. «Я уже давно привыкла к подобному, — отметила в своем дневнике королева, — но когда услышала это в первый раз, повернулась к нему, думая, что он разговаривает со Мной». Пытаясь загладить свою вину, лорд Мельбурн начал присылать ей из своего сада у дома Брокет-Холл в Хертфордшире огромные букеты цветов, а вскоре это стало происходить практически каждый день и без всякого на то повода.
Несмотря на то, что лорд Мельбурн вполне добросовестно и откровенно информировал юную и во многих отношениях совершенно неопытную королеву обо всех политических проблемах в стране, о повседневной работе парламента и кабинета министров, а иногда приглашал для этой цели своего министра иностранных дел лорда Пальмерстона, вряд ли можно сказать, что он воспитывал у Виктории чувство социальной ответственности перед бедными подданными своей страны. Он не рассказывал ей о царящей во многих районах нищете и бедности, хотя она и сама знала об этом, много путешествуя по городам и весям Мидленда и в северных графствах. В то же самое время лорд Мельбурн был далеко не праздным человеком. Преподобный Сидней Смит, будучи чрезвычайно острым наблюдателем, отмечал, что «наш виконт является в некоторой степени обманщиком... Я очень не люблю оскорблять чувства человека и срывать с него то мистическое покрывало веселья и беззаботности, за которым он так умело прячется, но не могу признать за нашим министром таких важных качеств, как честность и добропорядочность». Мельбурн с глубоким подозрением относился ко всяким реформам и к тем мотивам, которыми руководствовались реформаторы, не без оснований полагая, что все попытки сделать кому-то добро всегда оборачиваются злом. Подобные взгляды, несомненно, оказывали заметное влияние на мировоззрение юной королевы Виктории. При этом он охотно соглашался с мнением Вальтера Скотта, который неоднократно повторял, что нет никакого смысла заботиться о бедных, лучше «оставить их в покое». Лорд Мельбурн был убежден в том, что все попытки мужа его племянницы лорда Эшли, а чуть позже и лорда Шафтсбери улучшить положение работавших на заводах и шахтах детей были совершенно бесполезными и обреченными на провал, поскольку обучение и образование таких детей ничего хорошего не могло им принести. По достижении определенного возраста родители все равно отправят их на работу.
Однажды королева сообщила ему, что недавно прочитала книгу «Приключения Оливера Твиста» и осталась под сильным впечатлением от описанного в этом романе ужасного положения рабочих в работных домах. Лорд Мельбурн сразу же развеял все ее сомнения и решительно заявил, что это самое слабое из произведений Диккенса, в котором он отразил далеко не самых лучших своих героев.
«Все эти рабочие, гробовщики, воры-карманники... всё это так же бессмысленно, как опера для нищих... Не люблю я такие вещи и стараюсь не обращать на них никакого внимания. Я не люблю их в реальной жизни и не хочу видеть на страницах книг». Что же касается железных дорог, строительством которых занимались преимущественно ирландцы, «которые не признают ни законов, ни лордов», то «они его совершенно не волнуют», и он предпочитает не подпускать их к своему дому в Брокете ближе чем на пятнадцать миль. «Ни одно из всех этих новомодных изобретений, — сказал он королеве, — не принимает во внимание человеческую жизнь».
9. КОРОНАЦИЯ
«То, что называется алтарем, было заставлено сандвичами, бутылками вина и т. д.».
После беспокойной и тревожной ночи в Букингемском дворце, в течение которой королеву не оставляло ощущение, что должно произойти нечто ужасное, в четыре часа утра ее разбудили громкие выстрелы в парке и не менее громкие крики людей. После она уже не смогла уснуть из-за невероятного шума толпы, громких звуков оркестра... Был четверг 28 июня 1838 г. — дата ее торжественной коронации в Вестминстерском аббатстве. За день до этого в Лондон стали съезжаться люди со всех концов страны, их оказалось настолько много, что создавалось впечатление, будто ими заполнены все улицы, площади и парки города. Известный биограф Мэри Фрэмптон говорила своей матери, что «на всех улицах образовались пробки... сотням людей не удавалось пробиться... тщетно пытались проникнуть в город по железной дороге... не могли проехать даже дорогие кареты, причем и за деньги. Многие извозчики брали с иностранцев от восьми до двенадцати фунтов стерлингов».
«Грохот, крики, толпы народа, шум невероятный, — подтвердил Чарльз Гревилл. — Всадники, пешеходы, скрип карет, столпотворение на дорогах, толчея на улицах, все тротуары заполнены деревянными подставками для зрителей, удары молотков и стук топоров, падающие фрагменты досок и брусков, которые могут в любую минуту покалечить столпившихся вокруг зевак... Весь город превратился в огромную толпу беснующихся людей, которые таращат глаза, свистят и громко орут на всех и на все. Парк преобразился и стал похож на огромный лагерь из сотен палаток и тентов, над которыми развевались сотни флагов, а дороги были по-прежнему до предела забиты прибывающими гостями столицы». Гревилл нашел все эти шумные приготовления слишком утомительными и обременительными, но все же не мог не признать, что сам процесс коронации королевы принес множеству людей немало пользы. К примеру, все представления городских театров и других увеселительных заведений были в тот вечер совершенно бесплатными и пользовались огромной популярностью. Казалось, что развлекать людей и пробуждать их интерес к происходящему было главной целью организаторов торжества.
