Ши Най-Ань - Речные заводи (том 1)
– Ну и игумен у нас, – ворчали монахи, покидая его покои. – Глуп, как невозделанный бамбук. Привратники! – приказали они. – Не смейте открывать ворота, и все время наблюдайте за тем, что он там вытворяет.
Между тем Лу Чжи‑шэнь разошелся вовсю.
– Эй вы, падаль, лысые ослы! – кричал он. – Если вы сейчас же не впустите меня в монастырь, я разведу костер и сожгу ваше чертово логово.
Услышав это, монахи сказали привратникам:
– Откройте засов! Пусть эта скотина зайдет! А то он и в самом деле еще что‑нибудь натворит.
Привратники неслышно подкрались к воротам, потихоньку отодвинули засов и мгновенно скрылись в помещение. Попрятались и остальные монахи.
В этот момент Лу Чжи‑шэнь напряг все свои силы к обеими руками приналег на ворота. Неожиданно ворота распахнулись, он с шумом влетел за ограду и упал. Вскочив на ноги, он испуганно ощупал свою голову, а потом бросился в храм, где сидели монахи, погрузившиеся в самосозерцание. Когда Чжи‑шэнь рванул дверную занавеску и ввалился к ним, они замерли в страхе и еще ниже склонили головы.
Едва Чжи‑шэнь подошел к первой попавшейся скамье, как его начало рвать. Монахи зажали носы и были лишь в состоянии бормотать: «Боже милостивый! Боже милостивый!»
Облегчившись, Чжи‑шэнь взгромоздился на скамью, развязал пояс, с треском разорвал его и стащил с себя одежду. Тут он заметил выпавшую из‑за пазухи собачью ногу.
– Вот и хорошо! Я как раз проголодался! – и, разломав кость, он принялся есть.
Увидев это, монахи в ужасе прикрыли лицо рукавами и отошли подальше от Чжи‑шэня. Заметив это, Чжи‑шэнь оторвал кусок собачины и, подойдя к близ стоящему монаху, предложил:
– А ну, полакомься и ты!
Испуганный монах еще плотнее закрыл лицо рукавами одежды.
– А, ты не хочешь есть? – вскричал Чжи‑шэнь и, повернувшись, сунул собачину в рот монаху, сидевшему рядом. Тот не успел отстраниться и упал со скамьи. Тогда Чжи‑шэнь схватил его за ухо и стал насильно всовывать мясо ему в рот.
Монахи, сидевшие напротив, вскочили со своих мест и принялись всячески успокаивать Чжи‑шэня, а тот, отбросив в сторону остатки собачины, стал барабанить кулаками по их бритым головам. В храме поднялся невообразимый шум: монахи с громкими возгласами схватили чашки для сбора подаяний и одежду и сломя голову бросились бежать. Этот скандал впоследствии получил название «разгон всего храма». Как же мог настоятель храма остановить Лу Чжи‑шэня?
Он теперь так разбушевался, что начал крушить все кругом. Большинство монахов укрылось в своих кельях. Тогда казначей и келарь, ни слова не говоря игумену, собрали монахов, позвали прислугу, а также монастырских кузнецов, рабочих‑мирян, послушников и носильщиков. Всего набралось около двухсот человек. Обвязав головы косынками и вооружившись палками и вилами, они все разом ворвались в храм.
Увидев их, Чжи‑шэнь взревел от гнева и, не имея под руками никакого оружия, ухватился за стоявший перед статуей. Будды стол для жертвоприношений. Выдернув у стола ножки, он бросился на противника. Монахи сильно оробели и отступили под балкон. Рассвирепевший Чжи‑шэнь кинулся за ними, размахивая ножками от стола и сбивая с ног всех, кто попадался ему под руку, пощадил он только двух старших монахов.
Когда Чжи‑шэнь пробился к самому алтарю, внезапно появился игумен и повелительно крикнул:
– Прекрати безобразничать, Чжи‑шэнь! А вы, монахи, также успокойтесь!
Среди монахов было уже несколько десятков раненых. Услышав голос игумена, все попятились. Заметив это, Чжи‑шэнь в свою очередь бросил ножки стола и воскликнул:
– Святой отец, будьте моим заступником! – К этому времени он почти совсем протрезвился.
– Чжи‑шэнь, – строго обратился к нему игумен, – ты доставляешь всем нам много беспокойства! Когда в прошлый раз ты напился и устроил скандал, я сообщил об этом твоему названому брату Чжао. И он прислал письмо, в котором просил монахов простить тебя. Сегодня ты снова нарушил святые заповеди Будды! Напившись до безобразия, ты сломал беседку и разбил статуи богов‑хранителей, стоящие у ворот. Все это было бы еще полбеды, но ты учинил безобразие в самом храме и разогнал всех монахов, а это уже непростительный грех! Наш монастырь Манджутры Бодисатвы существует тысячу лет, это место священно, и мы больше не можем терпеть твое богохульство! Иди за мной в мои покои. Ты проведешь там несколько дней, а я тем временем постараюсь устроить тебя куда‑нибудь в другое место.
Затем игумен отослал монахов обратно в храм предаваться самосозерцанию, а получившим ушибы разрешил отдохнуть.
Чжи‑шэня он оставил у себя ночевать.
На следующий день, посоветовавшись с настоятелем храма, игумен решил выдать Чжи‑шэню немного денег на дорогу и отправить его в другой монастырь. Однако об этом они решили предварительно известить Чжао. Игумен послал к нему двух служителей с письмом да еще поручил им обо всем подробно рассказать и сразу же возвращаться с ответом.
Когда Чжао прочел письмо, ему стало очень тяжко. Он написал игумену почтительный ответ, в котором говорилось: «На восстановление статуй богов‑хранителей и беседки я немедленно вышлю деньги, а что касается Чжи‑шэня, отправляйте его, куда сочтете нужным».
Получив такой ответ, игумен приказал слугам достать монашеское одеяние из черной материи, пару туфель и десять лян серебра. Потом он призвал Чжи‑шэня и сказал ему:
– Когда ты впервые в пьяном виде учинил в монастыре бесчинство, это можно было отнести за счет твоего недомыслия. Но ты снова напился и настолько потерял рассудок, что разбил статуи богов‑хранителей, сломал беседку и даже выгнал из храма всех монахов, углубившихся в самосозерцание. Это уже тяжкий грех. К тому же ты ранил многих. Мы удалились от мира, это место благостно и свято, а твои поступки нарушают его чистоту. Ради твоего благодетеля господина Чжао я даю тебе письмо, чтобы ты мог найти себе иное пристанище. Здесь я больше не могу тебя оставить. Вечером я прочту тебе напутственную речь, четыре строчки наставления, которые должны наставить тебя на праведный путь.
– Отец мой! – воскликнул Чжи‑шэнь. – Я готов направиться туда, куда ты посылаешь меня, и с благодарностью приму твое наставление.
Если бы игумен не отправил Лу Чжи‑шэня в назначенное место и не заставил его следовать данному завету, то, возможно, не произошло бы тех событий, о которых можно сказать:
Монаха посох вскинувши, играя,
Сражался он с героями Китая.
Вздымай во гневе инока кинжал,
Чтоб всюду он предателей сражал!
О том, какими словами напутствовал Лу Чжи‑шэня игумен, рассказывается в следующей главе.
Глава 4
повествующая о том, как атаман разбойников оказался под расшитым свадебным пологом и как Лу Чжи‑шэнь учинил скандал в деревне Таохуацунь
Итак, игумен сказал Чжи‑шэню:
– Здесь тебе больше нельзя оставаться. У меня есть духовный брат по имени Чжи‑цин, который управляет монастырем Дасянго в Восточной столице. Ты пойдешь к нему и вручишь это письмо. Попроси его дать тебе какую‑нибудь службу при монастыре. Этой ночью мне было видение, и я поведаю тебе о четырех знамениях, касающихся тебя. Смотри, крепко запомни их и следуй им всю жизнь.
– Я готов выслушать ваши наставления, учитель, – отвечал Чжи‑шэнь, опускаясь перед ним на колени.
Тогда игумен торжественно произнес:
– В твоей жизни счастье связано с лесом; гора сулит тебе богатство; избегай больших городов, но можешь спокойно останавливаться у полноводных рек.
Внимательно выслушав эти слова, Лу Чжи‑шэнь отвесил игумену девять поклонов. Затем он подвязал дорожные сумы, и спрятав письмо игумена, взвалил на плечи узел с вещами.
Распростившись с игуменом и со всеми монахами, Лу Чжи‑шэнь покинул гору Утай и направился в гостиницу, расположенную рядом с кузницей. Там он решил немного передохнуть, дождаться, когда будут изготовлены посох и кинжал, и затем отправиться дальше.
Уходу Лу Чжи‑шэня из монастыря все монахи очень обрадовались. Настоятель приказал починить разбитые статуи богов‑хранителей и сломанную беседку. Спустя несколько дней в монастырь прибыл и сам Чжао с богатыми подарками и деньгами. Статуи богов и беседка были восстановлены, и об этом мы больше не будем рассказывать.
Последуем лучше за Лу Чжи‑шэнем. Он прожил в гостинице около кузницы несколько дней и дождался выполнения своего заказа. Затем он приказал сделать ножны для кинжала, а посох покрыть лаком. Хорошо вознаградив кузнеца за труд, Лу Чжи‑шэнь снова взвалил на плечи свой узел, привесил к поясу кинжал, взял в руки посох и, простившись с хозяином гостиницы и кузнецом, тронулся в путь. Встречные принимали его за бродячего монаха.
