Григол Абашидзе - Долгая ночь
Стемнело.
Темная душноватая ночь разлилась вокруг. Братья Ахалцихели до боли в глазах вглядывались в безлунную черноту, стараясь хоть что-нибудь разглядеть или угадать во мраке. Но темнота была плотной и непроглядной. Не скрывала ночь только шума. По ржанью коней, по гулкому топоту бесчисленных копыт было похоже, что лагерь не убывает, а пополняется. Более того, шум приближался как будто из глубины долины, ближе к высотам, к передовой линии расположения войск. Шалва приказал потушить все огни, проверил караулы. В тишине и темноте тихо переговаривались братья:
— Не верю я, что Джелал-эд-Дин собрался уходить.
— Да, он ушел бы тихо. А если бы и был какой-нибудь шум, он удалялся бы, а не приближался к нам.
— Может быть, все это лишь военная хитрость?
— От султана всего можно ждать.
— Если наши догадки верны, на рассвете пойдут на штурм. Ну да ладно. Утро вечера мудренее. Нужно хоть выспаться до утра. Если бы командующий доверил, я завтра сам напал бы на них и разметал бы их по степи. Но Мхаргрдзели опять начнет говорить, что все это ради моего Двина. Да разве в Двине все дело. Своим бездействием мы воодушевляем хорезмийцев. Они убеждены, что мы боимся их, и, вот посмотришь, утром пойдут на штурм.
— Караулы не спят?
— Усталых я подменил.
— Командующий обиделся, может быть, сходить нам к нему в шатер?
— Не беда. Утро вечера мудренее. Нужно выспаться. Спокойной ночи, Шалва.
— Доброй ночи, брат Иванэ.
И братья заснули.
Джелал-эд-Дин расстанавливал войска, а сам прислушивался, прислушивался к чужому лагерю. Сначала в главной ставке грузин горели огни. Отблески костров трепетали высоко в небе. Вместе с ними возносились кверху многоголосые песни, хлопанье в ладоши, заздравные кличи и все остальные звуки и шумы, говорящие о беззаботном и разгульном веселье.
Должно быть, действует его верный Хаджи Джихан, лукавый иранский купец. Должно быть, грузины поверили, что хорезмийцы уходят, не попытав боевого счастья. Должно быть, крепким оказалось вино в бочонке Хаджи Джихана.
Итак, мы бежим, а грузины торжествуют по этому поводу. Хорошо. Подождем до завтра, увидим, кто побежит, а кто будет праздновать победу.
Постепенно затих грузинский стан, погасли костры, замолкли песни. К этому времени султан закончил все приготовления к бою. Он приказал эмирам идти отдыхать, помолился и уснул сам.
Спал он недолго. Поднялся, едва начался рассвет. Эмиры тоже все на ногах. Ждут у входа в шатер. Джелал-эд-Дин вышел и произнес боевую речь.
«Враг не хочет войны, потому что боится нас. Промедление выгодно для грузин, потому что они у себя дома. А у нас много еще дел впереди, кроме этих неверных гурджи. Мы не может стоять без дела.
Мы используем самый удобный час. Они думают, что мы ушли, и спят, напившись, в своих шатрах. Воспользовавшись их беззаботностью, обрушимся на них как гром, засыплем дождем железных стрел.
Помните слова Магомета: двадцать сильных мужей одолеют двести неверных. Сто обратят в бегство тысячу, ибо аллах дал нам неверных, чтобы было кого сокрушать. Так вперед же, на них, аллах все видит, он с нами, мы победим».
Небо стало сизым, как перья голубя, потянуло холодным ветром. Хорезмийцы пошли.
Торели проснулся, потому что стало зябко. Он потянулся так сладко, что чуть не захрустела поясница. И тут же услышал грохот обваливающихся камней и лязг металла. В следующее мгновение шум барабанов заглушил все остальные звуки. Около своей палатки Иванэ Ахалцихели садился на коня, отдавая какие-то распоряжения. Его брат Шалва скакал, размахивая саблей, и что-то громко кричал. Не прошло и минуты, как авангард грузинской армии, предводительствуемый братьями Ахалцихели, был на ногах.
Но близко уж со всех сторон неслись истерические крики: «Аллах! Ил аллах!» С боевыми криками хорезмийцы карабкались на скалы. Они хватались за кусты, за камни, умудряясь угрожающе размахивать саблями. Пока их заметили, они проделали большую часть пути.
— Аллах! Ил аллах!
Хорезмийцы карабкались под прикрытием града стрел, извергаемых отрядами лучников, которые тоже успели в темноте и тишине подойти почти к самым вершинам.
— Аллах! Ил аллах!
Словно отары овец, плотной однородной массой заполнили атакующие все склоны гор. Левое крыло хорезмийцев, под предводительством брата султана Киас-эд-Дина и Орхана, ожесточенно напирало на только что проснувшихся, как следует не опомнившихся грузин. Правое крыло осыпало грузин таким дождем стрел, что не оставалось в воздухе ни одной непронзенной точки.
Грузины тоже отстреливались, но дождь их стрел был пореже, тогда как стрелы атакующих создавали непроходимое пространство, благодаря чему беспрепятственно продвигались вперед пешие отряды Киас-эд-Дина и Орхана.
На этот опасный фланг прежде всего поспешили братья Ахалцихели. Увидев вождей, грузины вдохновились и бросились на атакующего врага. Завязалась рукопашная схватка. Войска хорезмийцев скатились к подножию горы. То, что враг дрогнул, не укрылось от опытного глаза Шалвы Ахалцихели.
— Бей их, громи, гони! — воскликнул Шалва и сам обрушился на стену врагов. Стена дрогнула и прогнулась. Но в то время как один фланг хорезмийцев постепенно сползал со склона к подножию, другой фланг достиг высот и начал разворачиваться на них. Фактически атакующие зашли в тыл отрядам Ахалцихели. Тогда старший брат перекинулся на высоты, и там закипела такая сеча, такая резня, что сначала ничего нельзя было разобрать. Все же у грузин было некоторое преимущество в позиции, хотя их было гораздо меньше. Вероятно, им удалось бы в конце концов отбить высоты, если бы в это время Джелал-эд-Дин не двинул свои центральные, свои основные войска. Железная конница султана с оглушительным шумом и дикими воплями двинулась на грузин.
Шалва, увидев надвигающуюся железную лавину, еще раз оглянулся в сторону главного грузинского стана: ведет ли наконец командующий главную армию грузин на помощь истекающему кровью авангарду? Но было тихо в стороне главной ставки, на помощь никто не шел. Уж восемь гонцов отправил Шалва к Мхаргрдзели с просьбой немедленно слать подкрепления. Ни один гонец не возвратился назад, как будто вся армия грузин или перебита, или ушла.
Нельзя было допустить, чтобы конница ворвалась на высоты. Это была бы полная и окончательная гибель авангарда. Лучших воинов из тех, что оставались в живых, Шалва расположил в центре неудержимой конной атаки. Рушили скалы, засыпали конницу тучами стрел и добились того, что центр отхлынул. Но фланги конницы продвигались вперед. Там некому было с ними биться, и Шалва понял, что нужно отходить, пока еще не замкнулось сзади намертво стальное кольцо.
Появился откуда-то с фланга разъяренный Иванэ.
— Где же наши? Что они собираются с нами сделать?! Шесть гонцов я послал к амирспасалару, а от него ни слова.
— Я тоже посылаю гонца за гонцом.
— Значит, нас обрекли на смерть?
— Не жалко наших голов, но если враг укрепится на высотах — проиграна вся война, проиграна Грузия!
— Я сам поскачу к Мхаргрдзели и либо зарублю его, либо пусть он ведет войска в атаку!
Иванэ повернул коня и ускакал в сторону главного стана.
Высоты между тем затопляла понемногу кипящая масса рукопашного боя. Горстка грузин тонула, захлебывалась в этой вязкой ужасной массе. Шалва Ахалцихели пока еще не падал духом. Опоздание грузин он считал военной хитростью Мхаргрдзели. Вероятно, амирспасалар хочет как можно больше хорезмийцев заманить на высоты, а потом ударить на них, сшибить с высот, чтобы они покатились, как камни. Разве не так же поступили грузины при царице Тамар в знаменитом Шамхорском бою? Тогда враги почти совсем уничтожили грузинский авангард. Судьба сражения висела на волоске, но тут навалилась основная армия и повернула дело.
Может быть, на это рассчитывает и Мхаргрдзели, но слишком долго уж он раскачивается.
Хорезмийцы окончательно затопили высоты. Бьются до последнего вздоха и падают отборные рыцари Грузинского царства. Копьем в пах пронзили коня под Шалвой, конь едва не придавил хозяина, когда упал на скользкую кровавую землю. Шалва и пеший не оставил меча. Он, правда, не видел уж, кого поражает меч. Как пьяный, махал он направо и налево, и там, куда поворачивался Шалва, редели ряды врагов, образовывалась брешь, потому что падало сразу несколько человек. Но стена пружинила, возвращалась на старое место, когда Шалва поворачивался в другую сторону. Руки делали одно, а голова думала о другом.
Неужели командующий принес нас в жертву, неужели из-за зависти к братьям Ахалцихели он губит и армию и страну? А другие грузинские полководцы? Двоюродный брат Шалвы Варам Гагели, старый боевой соратник, неужели и он оставил друга в беде? Где Бакурцихели, верный рыцарь двора, где благородный доблестный Цотнэ Дадиани? Где… В глазах у Шалвы зарябило. Верно, дотянулся до его шлема саблей какой-нибудь жалкий хорезмиец. Но не так-то просто сокрушить богатыря Шалву.
