Василий Седугин - Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси
Вздохнув, она поднялась, долго смотрела на медленное течение реки, словно спрашивая у нее совета, как поступать дальше. Наконец направилась к повозке, вынула лопату и стала копать могилу. Место выбрала на высоком обрывистом берегу, чтобы не размыло весенним половодьем. По лесу ходили дикие звери и могли добраться до покойного, поэтому могилу выкопала глубокую. Затем, завернув в ковер, бережно опустила в нее тело, забросала землей, на холмике поставила крест, прочитала молитву.
Усталая, присела на бережок, начала думать, куда ехать, как поступать дальше. В последнее время привыкла, что рядом было надежное мужское плечо – то Мстислава, то Вавулы. А теперь осталась одна, решать приходилось самой, и на какое-то время она растерялась.
Может, вернуться в Новгород, к родным, близким? Всегда помогут, поддержат. Но вдруг вспомнят про гибель смоленского воина?.. А как быть с повозкой купца? Наверняка родные всполошились, послали в розыск. Вдруг перехватят по дороге? Как оправдаться, что сказать? Разбойников редко доводят до суда, где можно что-то объяснить и доказать. Ненависть к ним такая, что сразу при дороге вешают на первом попавшемся дереве.
Нет, в Новгород нельзя. Надо продолжать путь, намеченный Вавулой. Если кто будет расспрашивать, отвечать, что ехала с братом, в пути он внезапно заболел и умер. А ей одной теперь приходится добираться до Полоцка.
X
Дружину свою Мстислав из Новгорода увел в Ростов, который был тогда владением отца. Вместе с воеводой Скрынем подняли верных людей, усилили караулы, кое-где стали ремонтировать стены, подправлять ров. Ждали нападения Давыда Святославича, но он так и не появился.
Через месяц в Ростов прибыл Владимир Мономах. Обнял сына, они пошли во дворец. Окружающие улыбались, глядя на них: вымахал сын ростом с отца и обличьем и повадками пошел тоже в него, такой же кряжистый, с крепкими руками, глубоко посаженными глазами, с крупным горбинкой носом, небольшими жесткими губами. Походка тяжелая, уверенная.
– Значит, внезапно напал Давыд? – спрашивал Мономах, внимательно вглядываясь в лицо сына. Сидели они за столом напротив друг друга, перед ними стояла еда из многих блюд. – Наперед тебе урок: ухо держи востро в любом случае. Не жалей средств на заставы вдали от города, секреты в опасных местах. Сторицей расходы окупятся. Представляешь, сколько теперь нужно потратить на то, чтобы вернуть Новгород?
Мстислав подавленно молчал.
– Не переживай, мы все равно его из Новгорода выкурим. Нигде Святославичи не приживались. Потому что порода у них самовлюбленная и жестокая. Видят только себя и никого больше не признают. Только чтобы им было хорошо, а на всех остальных наплевать. И на народ наплевать, и на Русь наплевать. Поэтому у них у всех и жизнь идет кувырком. Все они пошли в отца, Святослава Ярославича. Тот прежде всего заботился о личной наживе, часто начинал войны ради захвата богатых городов. Обманом выгнал из Киева своего простоватого брата Изяслава и сел на его место. За время своего княжения сумел накопить большие сокровища, но держал их в собственной казне, не оделяя ими приближенных. Вот и сыновья его такие же.
Мономах сжал тяжелый кулак, легонько стукнул им по столу.
– Ничего. Придет время, доберемся мы до этого коварного Давыда, недолго ему сидеть в Новгороде. Давай сейчас переберем в памяти лучших друзей, кто готов поддержать тебя в эту лихую минуту. Не пожалею средств на подарки, а может, и подкуп. Без этого всего не обойтись, такова жизнь...
Через неделю в Новгород уехал первый посланец Мономаха, доверху нагрузив свою телегу разным добром. Следом за ним отправились другие. Въезжали в город под видом купцов, но не столько торговали, сколько вели тайные беседы с друзьями и знакомыми, родственниками и близкими людьми. Расхваливали княжение Мстислава и порочили князя Давыда. Да его и порочить особо не требовалось. Был Давыд нелюдим, жаден и жесток, сразу не полюбился новгородцам. Все чаще и чаще раздавались голоса, что надо вернуть Мстислава, благо он вырос на глазах новгородцев.
Давыду донесли о слухах, которые распространялись в городе. Приказал он хватать тех, кто хулит его, но чем больше арестовывали людей, тем их больше становилось.
Мстислав все это время жил как на иголках. Ростов для него был вроде клетки, в которую его заперли, разлучив с любимой девушкой. О Росаве он думал почти непрестанно. Она была в его мыслях всегда – когда оставался один или решал какие-то важные дела. В одном был спокоен: она его любит, ждет, и они обязательно встретятся. «Жди меня, Росава, жди терпеливо. Я обязательно вернусь», – часто повторял он про себя.
Ему сообщили, что из Швеции вернулось посольство во главе с боярином Яромиром. Принцессу удалась сосватать, но свадьбу решили отложить на более позднее время. Это обрадовало Мстислава. «Пока она собирается, я тайно женюсь на Росаве, – решал он. – Никто меня не заставит соединить судьбу с нелюбимой женщиной!»
В 1095 году новгородцы на вече приняли решение об изгнании Давыда Святославича и прислали приглашение Мстиславу занять княжеский престол. В Ростове начались быстрые сборы.
– Как приедем в Новгород, – говорил Мстислав Ярию, – я займусь государственными делами, а ты разыщи Росаву и приведи ее ко мне.
– А чего ее разыскивать, – беззаботно отвечал Ярий. – Она недалеко от нас живет. Сама прибежит!
– Может, прибежит, а может, нет. Я несколько раз наказывал своим людям, но они нигде не смогли ее найти. Ни ее самой, ни тети. Дом стоит пустой, окна заколочены. Куда они делись? Неужели Давыд пронюхал, что она моя невеста, и выслал из города?
– Будет он связываться с какой-то девчонкой! – возразил Ярий. – Что, у него других забот нет?
– Кто его знает! Жестокий и мстительный человек, говорят. А от таких всего можно ждать.
Новгородцы вышли встречать Мстислава за крепостные ворота. Он ехал среди людского моря, ему кидали цветы, тянулись руки, кричали приветствия; на площади сняли с коня и на руках занесли в княжеский дворец. А потом начался пир, для народа были выкачены бочки пива и медовухи.
Когда пир был в самом разгаре, к Мстиславу протиснулся Ярий.
– Ты был прав, князь. Росавы нигде нет, и соседи ничего о ней не знают.
– Когда она исчезла?
– В ночь, когда напал Давыд. Сказали мне, что наутро из дома вынесли два трупа – тети Росавы и смоленского воина.
– Кто же их убил?
– Можно только догадываться. В ту же ночь пропал и Вавула.
– Росава говорила мне, что он пытался ухаживать за ней.
– Она любила только тебя, князь.
– Я не сомневаюсь. Просто к слову сказал.
– Думаешь, воина Вавула убил?
– Кто их знает. Искать надо.
– Где искать, князь?
– Это верно, я сам не знаю, в какую сторону кинуться. Будем ждать, может, сама объявится.
Но Росава не появилась ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Она как в воду канула.
Едва отшумел пир во дворце, как из Переяславля от отца прискакал гонец: Владимир Мономах требовал прибыть с дружиной в Переяславль.
– Ты явился вовремя, – сказал Мономах сыну. – Разведчики сообщают о движении половецких орд к русским границам. Решили воспользоваться моим ослаблением и потрепать пограничные земли. Знают, что дружина моя только создается, воины неопытные, что ни Чернигов, ни Смоленск, ни Тмутаракань не помогут, сомневаться не приходится. Да и Киев после поражения на Стугне едва ли рискнет. Надежда только на самих себя.
– Но ведь половцы только что заключили договор с Русью...
– Разве в первый раз им нарушать соглашения? Сегодня заключают, завтра нарушают. Как им выгодно, так и поступают. Даже брачные союзы для них нечего не значат. Видно, с ними следует воевать по-другому, чем с венграми и поляками. Порой мне кажется, не следует придерживаться вообще никаких правил войны. Они хитрят, а ты должен быть еще хитрее. Они идут на обман, так ты их трижды обмани!
Вскоре половецкие орды подошли к Переяславлю, разбили станы, зажгли костры. Потом направили послов к Мономаху с требованием уплатить богатые дары, тогда они снимутся и уйдут в степь, не разоряя русских земель. Послы вели себя нагло и весело. Видно, ханы были уверены в совершенной беспомощности Мономаха и своей полной безнаказанности.
Мономах решил потянуть время. Он стал говорить послам, что половцы нарушили договор, что он не может решить вопроса о войне и мире, не посоветовавшись с великим князем, а пока предлагает обменяться заложниками, чтобы ни у одной стороны не было сомнений. Послы согласились.
Наутро Владимир Мономах в качестве заложника отправлял своего четвертого сына – десятилетнего Святослава. Никогда не приходилось ему провожать его в такую страшную дорогу. Сыну был подведен боевой княжеский конь, изукрашенный дорогой сбруей, покрытый красивым, шитым золотом чепраком. Сам Святослав был в червленом плаще, позолоченном шлеме. Несмотря на возраст, выглядел он строго и внушительно. Каждый, кто взглянул бы на него, сразу бы определил, что это не кто-нибудь, а княжеский сын.
