Аркадий Застырец - Поджигатели
УНТЕР (окинув Наполеона критическим взглядом).
М-да, портретец изрядно приукрашен…
НАПОЛЕОН.
Ну, это вы, допустим, зря. Однажды много лет назад на Аркольском мосту я именно так и выглядел. (Принимает соответствующую позу.)
С грохотом открывается дверь. Грубый хохот, ругань, крики. В помещение вталкивают Мотрю. Это плотного сложения, с развитой грудью и иными сферами девица в залитом кровью сарафане, каковою же обагрены и руки ея. Дверь затворяется.
МОТРЯ.
Хренцузы засраны рейтузы! Да чтоб вам сдохнуть, твари окаянные! Блудодеи! Душегубы! Охальники! Чтоб вас ударило, сплющило и по земле, как мух по лавке, размазало!
НАПОЛЕОН.
Мон анфан!
МОТРЯ.
Что ты сказал? Мананфа? Я тебе сейчас покажу мананфу! (Кидается на Наполеона, пытаясь дотянуться до глаз его ногтями. Крестьянин удерживает и оттаскивает ее.)
КРЕСТЬЯНИН.
Погоди, девонька! Оный ведь тоже в плену. Его, аки нас с тобою, хренцузы эти самые сцапали.
НАПОЛЕОН.
Девушка, что вы себе позволяете! У вас и так вон… руки в крови. По локоть!
МОТРЯ (Испуганно).
Это не моя кровь! Это ихняя!
НАПОЛЕОН.
Да какая разница!
МОТРЯ.
Как это какая разница? Разница есть! Я цела! Я не дала! Это не моя кровь! У меня жених есть, Ваня! Я девица честная! Я не дала! Я не дала! Я не дала! (Кричит, рыдает, падает и, всхлипывая, затихает, утешаемая Крестьянином.)
НАПОЛЕОН.
Дитя мое… Поверьте, я искренне… Если вас обидели мои солдаты, скажите лишь слово – и обидчики ваши будут тотчас же казнены!
УНТЕР.
Вы в своем уме, ваше императорское? Если кто и будет казнен, так это вы вместе со всеми собравшимися здесь… поджигателями. Причем, скорее всего, наутро. Ваши маршалы не успеют прийти к вам на помощь.
КРЕСТЬЯНИН.
Господин Бонапарт, не сочтите за дерзость… Поскольку мы тут теперь как бы одно говно… А иначе я бы ни в коем разе не решился! Но и впрямь – за каким же вы лешим потащились на нас войной?
НАПОЛЕОН (В растерянности принимается было жевать воротник сюртука).
Сам не знаю! Черт попутал! Все ведь у меня было хорошо. Вся Европа мне покорилась. Австрия, вкупе с Италией и Венгрией, Египет там, Дания, Польша… Во! Польша – вообще легко. Они же там любого завоевателя цветами и чепчиками забрасывают – как освободителя от предыдущего! Добрейший народ… Англичане, правда, никак. Ну, никак! На земле я их бью, а чуть в море выйдем – они весь мой флот на дно пускают. Это мне цыганка еще в детстве нагадала. Держись, говорит, от воды подальше. Какие-то, говорит, у тебя с водой не лады. Но все ничего. Одолел бы я англичан. У меня такой план уже созрел: как заманить их вглубь Франции, далеко-далеко от берега. С Даву посоветовался – он такой: «Отличный план, Бо!» (Даву меня всегда так зовет наедине – Бо. А я его – До-До. Ну, это к делу не имеет…) И вот, надо же, точно голос какой-то в ухо: мол, напади да напади на Россию! Я такой: зачем? почему? А в ответ так внушительно: война с Россией неизбежна! Неизбежна? Ослышались! Не неизбежна, а невозможна!!! Жив останусь – составлю завещание. Всем нерусским. Начну так. Никогда не воюйте с Россией! Лучше смерть! Русские медленно запрягают, зато потом быстро едут… верхом… на своих оккюпантах!
УНТЕР.
Забавно. Мы с вами сидим сейчас в самом сердце России, то есть, в смысле… не в тюрьме, а в Москве… Но неважно. Вы за лето прошли полстраны, не дали себя разбить под Бородиным, без боя вошли в столицу, а из слов ваших можно вывести, что войну вы же и проиграли…
НАПОЛЕОН.
Ай, да что теперь говорить! Выиграли, проиграли… Что мне за дело, если завтра к вечеру мой труп зароют вместе с вашими в общую могилу?
КРЕСТЬЯНИН.
Чтоб не воняли.
УНТЕР.
Если ты это, голубчик, о месье Антихристе, то нечего и возразить.
НАПОЛЕОН.
Да бросьте! Какой Антихрист? Император, пропавший без вести… Войду в историю еще и в этом качестве.
Вновь шум за дверью. Дверь открывается, в помещение пинком водворяют Пьера. Пьер, молча, насупившись, поднимается, отряхивается, делает несколько шагов и садится на выступ рядом с крестьянином, утешающим всхлипывающую Мотрю.
ПЬЕР (вдруг словно опомнившись от глубокого раздумья, очень громко).
Ах, прошу прощенья, господа и… дамы? Да. И дамы! Позвольте представиться – Пьер…
НАПОЛЕОН.
Франсэ? Коннесэ-ву муа?
ПЬЕР (то и дело говорит на повышенных тонах, как бы в экзальтации).
Нон, пуркуа франсэ? Исконно русский ополченец.
НАПОЛЕОН.
Ну-ну-ну! Так узнаёте? (Поворачивается к Пьеру профилем).
ПЬЕР (протирая заляпанные грязью очки, подслеповато).
Нет, не извольте обижаться… Никак не припоминаю…
УНТЕР.
Поджог?
ПЬЕР.
Что, простите?
УНТЕР.
Вас сюда как поджигателя бросили?
ПЬЕР.
Ах, это… Нет, я Наполеона хотел убить.
УНТЕР (энергично указывая на Наполеона).
Вот этого, что ли?
ПЬЕР.
А? Нет, из пистолета.
УНТЕР.
Господи! Он еще и глухой!
ПЬЕР.
Меня контузило в Бородинском сражении. С тех пор беда со зрением и слухом: то слышу и вижу, то – почти ничего.
МОТРЯ (кидается на колени перед Пьером, кричит).
Поверите ли, барин? Я цела! Я не дала! Я честная девушка! Не было ничего! Ну ничего же не было! Я просто вырвала там все у него и брюхо ему штыком распорола… А сама я цела! Верите ли? Верите?!
ПЬЕР.
Верю, милая девушка! Конечно верю! Да если бы я был не я, а умнейший, красивейший, благороднейший, богатейший, талантливейший, храбрейший, сильнейший, образованнейший, быстрейший, точнейший, трезвейший, стройнейший и успешнейший из всех женатых мужчин на свете и к тому же не был женат и приговорен к смертной казни, я, безо всякой, впрочем, надежды, но влекомый самым искренним и глубоким чувством, тотчас же, на коленях просил бы руки вашей! (Нежно, по-отечески целует Мотре руку)
МОТРЯ (слабо улыбнувшись).
Ах, барин, какой вы смешной! Вылитый медведь-шатун! (к Крестьянину) Правда?
КРЕСТЬЯНИН.
И то верно, девушка. Ты ляг, милая, поспи. Сон-то, он все невзгоды затрёт, всякую гарь размоет… (Укладывает Мотрю на выступ, укрывает и т. п.)
ПЬЕР.
Неужели назавтра уже умирать? Вот так все и оборвется? Кончится ничем? Пустотой и тьмой навеки? И ничего-то я не сделал в этой жизни важного, не говоря уж о полезном! Пьянство и безобразия! Шутил с девицами, издевался над околоточным… Даже подвига не осилил! Недостало смекалки, ловкости и силы – чтобы разом покончить с тираном! Какой-то пустяк, какое-то мгновение, кусок свинца и пук пороховых газов отделили меня навсегда от этой радужной возможности – обретения смысла в настоящем и будущем! (Падает на колени.) Ведь убей я супостата – и воссияло бы на всей Земле благоденствие! Воцарилась бы бескровная демократия наместо кровавой диктатуры! Мир осенил бы народы. Равенство и братство съединили бы страны и континенты в едином порыве к счастью, любви, продлению рода, к радости! (с воодушевлением поет) Радость, пламя неземное, райский дух, слетевший к нам, опьяненные тобою, мы вошли в твой светлый храм. Ты сближаешь без усилья всех… и что-то там еще…
УНТЕР.
Угу. С наступленьем изобилья угощаешь всех борщом. Будьте поосторожнее, любезный, в рассуждении о вечной тьме и пустоте. А впрочем, и о радости в равенстве. Здесь у нас такой доморощенный богослов имеется, который любого светского философа за пояс заткнет. Вот он, прошу любить и жаловать, Феодор Малокосяцкий!
КРЕСТЬЯНИН.
И вовсе я не Феодор, барин, меня Петром крестили…
УНТЕР.
Ничего-ничего, братец. Фео-дор – это ведь Божий дар по-русски. Так я тебя Феодором окликнул для того лишь, чтобы с яичницею не путать.
КРЕСТЬЯНИН.
Ну, эдак еще ничего. А вообще-то я не Феодор, а Пётр.
НАПОЛЕОН (вполголоса Унтеру).
Послушайте, офицер… Вы уж не говорите этому… (кивает на Пьера) человеку… что я Наполеон. Боюсь, он не преминет воспользоваться моментом. Совершенный психопат, вам не показалось?..
УНТЕР.
Уж чья бы корова мычала… Да ладно, не скажу. Но единственно потому, что очень охота мне перед смертью взглянуть, как французы сами своему императору продырявят пулями башку!
НАПОЛЕОН.
Эк же вы зло! И почему именно башку? Что за вокабюлер татарский?
ПЬЕР.
Господа, господа! А не думали вы о побеге?
УНТЕР (вновь запрокинув лицо навстречь закатному свету).
