Сергей Нечаев - Польская супруга Наполеона
Император Александр I стал продолжателем дела Павла I. Он вернул из Сибири сосланных, пригласил поляков в русский Сенат, назначил из их среды губернаторов в те губернии, которые входили раньше в состав республики, назначил своего друга Адама Чарторыйского помощником государственного канцлера Воронцова, а когда тот заболел и удалился в деревню – управляющим Министерства иностранных дел.
Об истории Польши можно было бы рассказывать еще очень долго, но не это является главной целью данного повествования. Главное для нас заключается в том, что семья Лончиньских всегда относилась к числу наиболее патриотически настроенных кругов польского общества, и уже в самом юном возрасте Мария имела возможность слышать разговоры о тяжелой судьбе отчизны и необходимости бороться за ее независимость. Ее старший брат Бенедикт-Юзеф сражался под знаменами Тадеуша Костюшко, а потом, когда Польша пала, отправился искать счастья в далекой Франции и там поступил на службу в так называемые Польские легионы, создававшиеся в армии генерала Наполеона Бонапарта.
Люди часто становятся заложниками собственных представлений о том, что правильно, а что неправильно. А представления эти сплошь и рядом транслируются от собственной семьи, окружения, то же, на чем вырос, по большей части, воспринимается как само собой разумеющееся и единственно возможное. Естественно, семейные настроения не могли не оказать влияния на формирование юной Марии. В результате, получилось так, что, по определению историка Фредерика Массона, «ее сердце знало лишь две страсти: религию и родину. Любовь, которую питала она к Богу, уступала по силе лишь любви к отчизне. Это были единственные побудительные начала в ее жизни».
Одним из ее преподавателей был господин Николя Шопен, будущий отец великого Фредерика Шопена. Так вот он даже записал как-то в дневнике:
«Откуда этот неумеренный энтузиазм? К чему проливать слезы над участью Польши, изучая Пунические войны?»
Мария была еще совсем маленькой девочкой, когда мать, занятая управлением небольшим имением, составлявшим все их состояние, отдала дочерей в Варшавский монастырский пансион. Там у девочек не было недостатка ни в книгах, ни в воспитателях, а их юные души формировались в самой строгой морали и религии. Кроме того, в монастыре они научились немножко французскому и немецкому языкам, немножко музыке и танцам.
При этом мать-настоятельница пансиона, где училась Мария, отпуская ее домой сказала, что ее «политические и патриотические интересы» (она именно так и выразилась) оказались сильнее религиозного призвания.
Итак, в пятнадцать с половиной лет Мария вернулась в родительский дом не слишком ученой, но совершенно целомудренной. Девушкой она была живой, в высшей степени прелестной, одаренной характером замкнутым, но романтичным. Отличительными ее чертами были удивительная нежность и столь же удивительная чувствительность, сочетавшиеся с простодушием и добросердечием.
* * *Привлекательная внешность довольно рано обеспечила Марии восторженных поклонников. В частности, известный писатель Фредерик Скарбек, который мальчиком часто бывал с матерью у соседей в Кернози, говорит в своих воспоминаниях, что в его памяти навсегда остались «редкая красота» и «невыразимая прелесть очарования» пятнадцатилетней Марии Лончиньской.
Генерал Колен в одной из своих книг о Наполеоне называет Марию «очаровательной и воздушной блондикой, которой все идет», а Франсуаза Трембицкая в «Мемуарах польки», изданных в Париже в 1841 году, пишет:
«Красота мадам Валевской была поразительной, и следующий факт может это подтвердить. Когда она осматривала памятники Лувра, один солдат, стоявший в карауле, попытался преградить ей выход. Удивленная, она посмотрела на него. «Мадам, – сказал галантный француз, – меня поставили здесь, чтобы я охранял Венеру Милосскую, а не для того, чтобы я позволил ей уйти».
Другая мемуаристка, знаменитая Анна Потоцкая (урожденная Тышкевич), внучатая племянница польского короля Станислава-Августа Понятовского, личность определенно злоязычная и недоброжелательная по отношению к Марии, в столь же лестных словах рисует ее беглый портрет:
«Она была так восхитительна, что напоминала собой головку Грёза.4 Ее глаза, рот и зубы были прелестны, ее улыбка была так пленительна, взгляд так кроток, а вся она была так обворожительна, что никто и не замечал неправильности черт ее лица».
Как только Мария вернулась к матери, один молодой человек, красивый, богатый и весьма привлекательный, попросил ее руки. Хотя он очень понравился Марии, она отказала ему. Почему? Да потому что он был русский, а его отец был одним из тех генералов, кто так угнетал ее любимую Польшу. По словам Фредерика Массона, «одного предложения, что она выйдет замуж за пруссака или русского, врага ее народа, православного или протестанта, достаточно было, чтобы вывести ее из обычного состояния ангельской доброты».
Короче говоря, двух мнений тут быть не могло – никогда она не согласится стать женой такого человека, каким бы красавцем он ни был!
Вскоре объявился и другой претендент, граф Анастаз Валевский – богатейший помещик, граф, владелец большого замка в Валевицах, близ Варшавы, но при этом угрюмый шестидесятивосьмилетний старик, уже успевший два раза овдоветь. По свидетельству Франсуазы Трембицкой, для Марии он «годился в дедушки». Во всяком случае, старший из его внуков был на девять лет старше Марии!
Но зато граф Валевский был сказочно богат. Во всяком случае, так казалось не избалованной в этом смысле Марии. Да и какие иные мнения тут могли быть, если в том округе, где жили Лончиньские, старый граф Валевский считался настоящим «сеньором», ему принадлежала здесь почти вся земля, у него был свой замок, а еще он был близок ко двору при покойном короле (там он служил камергером) и в торжественные дни на нем всегда красовалась голубая муаровая лента старейшего польского Ордена Белого Орла.
Валевские – это была очень древняя польская фамилия. Предок их, Лашек Валевский, участвовал в 1382 году в великопольской конфедерации. Адам Валевский был послан в 1577 году королем Стефаном Баторием приводить к присяге город Данциг (Гданьск).
Сигизмунд Валевский в 1701 году имел от брака с Марианной Конецпольской двух сыновей: Франца и Александра. Сей последний от брака с Викторией Быковской имел сына Станислава, женатого на Констанции Пордан. Сын их Богумил от брака с Юзефиной Венджик имел двух сыновей: Михаила и Станислава, а также дочь Констанцию, вышедшую за своего правнучатнаго брата Викентия Валевского.
В этой семье многие были женаты на своих родственниках. Вот и граф Анастаз Валевский был сыном Юзефа Валевского, родившегося в 1710 году, и Юзефы-Людовики Валевской. Эти Валевские имели дворянский герб в виде каменной колонны на красном поле с золотой короной на вершине колонны. Марии старик Анастаз, уже бывший дважды женатым и имевший от второго брака с Анной Пулавской сына Ксаверия, естественно, страшно не понравился. Вот что она написала тогда одной из своих подружек в Париж:
«Валевский продолжает надоедать мне своими знаками внимания».
Мать Марии, сознавая, что речь идет о выборе между жизнью в бедности и жизнью в богатстве, умоляла дочь быть практичной. Признаем, что это – не самая редко встречающаяся у людей ситуация. Доводы родителей вообще крайне редко совпадают с представлениями девушек о сказочных принцах на белом коне. Мария только попыталась намекнуть матери, что хотела бы поехать в бурлящий и так притягивающий своим духом свободы Париж, как та оборвала ее:
– Мне кажется, твой брат будет недоволен этой поездкой. Ты должна понять, что брат заменяет тебе теперь покойного отца, и ты должна советоваться с ним во всем.
Мария чуть не разрыдалась:
– Раньше ты мне никогда так не говорила. Что же случилось теперь?
На это мать ответила:
– Бенедикт-Юзеф не хочет, чтобы ты рисковала, ведь в Париже сейчас так неспокойно. Это не место для такого нежного создания, как ты, и в этом он совершенно прав.
– Но, матушка… – в отчаянии попыталась возразить Мария.
– И не спорь со мной! – перебила ее пани Эва Лончиньская. – Когда дети позволяют увлечь себя чувствам, они часто не знают, что для них хорошо, а что плохо. Те, у которых побольше жизненного опыта, всегда сумеют лучше позаботиться об их счастье.
И тогда Мария взорвалась:
– Это вовсе не брат запрещает мне ехать в Париж из опасения, что я выйду за какого-нибудь француза! Это ты хочешь выдать меня обязательно за поляка, которого сама мне выберешь, не считаясь с тем, полюблю я его или нет!
Ответом на это стала звонкая пощечина. У Марии началась нервная горячка, и она пролежала в бреду почти четыре месяца. Не успела она вполне оправиться, как ее уже отдали на заклание старому вдовцу.
