Александр Звягинцев - На веки вечные. И воздастся вам…
— Я не принимал в этом участия.
— Как же так? Вы, министр иностранных дел, не принимали участия? — откровенно засмеялся Александров.
Риббентроп по-женски всплеснул руками.
— Уверяю вас, вы не найдете никаких официальных соглашений на сей счет за моей подписью! Никаких! Поддержка обеспечивалась путем устной договоренности между Гитлером и руководством стран-союзников.
— Но в плане «Барбаросса» прямо говорится, что Командование германских вооруженных сил совместно с министерством иностранных дел, которое вы возглавляли, обеспечивает участие в войне союзников…
— Мне не был известен план «Барбаросса»! — глядя прямо в глаза Александрову, произнес Риббентроп. — Он был вне моей компетенции.
Александров только удрученно покачал головой.
— Когда вы узнали, что принято решение напасть на Советский Союз?
Риббентроп опять прикрыл глаза рукой.
— Об этом мне стало известно только 22 июня 1941 года. Буквально за несколько часов до того, как германские войска по приказу Гитлера вступили на вашу территорию… Да-да, я понимаю, это может показаться вам странным, но при том режиме, что существовал в Германии, положение дел было таково, что министр иностранных дел многое — очень многое — не знал! А о многом узнавал последним.
— Слишком о многом! — усмехнулся Александров. — Прямо-таки обо всем.
— Вы правы, — не моргнув глазом, согласился Риббентроп. — Таков был режим.
— Но еще до нападения вы, как министр, созвали совещание различных ведомств рейха и дали пропагандистские установки: войну с СССР, для международного общественного мнения нужно освещать сугубо как превентивную, всячески обвиняя в ней Советский Союз.
Риббентроп вдруг громко шмыгнул носом.
— Я не помню такого совещания.
— Но тому есть документальные подтверждения…
— Возможно, есть документы, в которых что-то такое записано, но это вовсе не означает, что так было в действительности. Я был против войны с Советским Союзом, и потому от меня скрывали подготовку к этой войне.
— Скажите, вы знаете человека по фамилии Багратион-Мухранский?
— А кто это?
— В 1942 году съезд представителей грузинских эмигрантских организаций в Риме признал князя Ираклия Багратиона-Мухранского законным претендентом на престол независимой Грузии. Прошу вас обратить внимание на дату и место —1942 год, Рим, столица государства, где правит ближайший союзник и единомышленник Германии Муссолини… Германские войска рвутся к Сталинграду и Кавказу, самое время строить планы расчленения Советского Союза, и, в частности, посадить на грузинский престол своего царька.
— Не помню такого. Я вообще этими вопросами не занимался.
— Но существовал специальный штаб по отделению Кавказа от СССР после победы. Что, МИД Германии ничего о нем не знал?
— Этими вопросами занимался Розенберг!
— Но Розенберг утверждает, что вы активно помогали ему. Что, согласитесь, логично, учитывая вашу должность.
Риббентроп с мольбой и укором посмотрел на Александрова.
— Зачем вы меня мучаете? Вы не представляете, в каком я был положении… Не представляете! Это было так мучительно…
Ребров, обменявшись взглядами с Александровым, неожиданно спросил:
— Скажите, а если бы сейчас, после всего что произошло, здесь появился Гитлер и сказал: «Сделай это!»…
Риббентроп с изумлением посмотрел на Реброва.
— Господи, как вы догадались? Ведь я часто думаю об этом…
— Так как бы себя повели?
— О, я бы повиновался ему… Да, и после всего, что произошло! В нем была невероятная, поистине дьявольская сила. Вне всякого сомнения, он был наущаем самим дьяволом… Мы, обычные люди, легко поддаемся внушению. Поклоняемся силе, как идолу. Вот таким идолом был для немцев Гитлер…
— Хотите сказать, что Гитлер изнасиловал немецкий народ?
— О нет, он не изнасиловал наш народ, он его совратил и развратил. Как мужчина совращает и развращает женщину. Вы не представляете себе, что тогда на нас, немцев, нашло…
— На вас лично?
— И на меня, и на всех немцев… Это было безумие, сумасшествие! Вы не испытали эти горячечные денечки! Когда всех нас несла некая сила!.. Сначала Гитлер увлек нас, потом взбаламутил весь мир, а потом просто исчез и оставил нас тут отвечать за все, что было… Нас, обычных людей, «бацилл планеты»…
— Как вы говорите? — не сразу разобрал Александров, недоверчиво взглянув на красивую переводчицу. — «Бацилл планеты»?
— Да, именно так Гитлер именовал человечество… Именно так. Мы были всего лишь его тенью. А нас собираются судить… — голос Риббентропа стал еле слышен. — За что? Зачем нужен этот суд? Неужели нельзя отыскать более мирное решение, но победители собираются громоздить ненависть на ненависть. Эти горы ненависти погубят всех, накроют весь мир… Я готов принять любой приговор, но только без этого ужасного суда…
Риббентроп выглядел уже совершенно жалко, глаза его были полны слез.
Крафт, сидевший в самом углу, поднялся и направился к выходу. В двери он оглянулся и сделал Реброву знак, означавший, что есть разговор.
Когда плачущего, едва передвигающего ноги Риббентропа увели, Александров, Ребров и переводчица на какое-то время остались одни в пустом кабинете.
— Я свободна? — спросила переводчица, собирая свои бумаги.
Александров кивнул.
Когда за ней закрылась дверь, Александров задумчиво сказал:
— Новенькая. Только приехала. Фамилия Белецкая… Немецкий знает, как родной, но… — он наставительно поднял палец. — Есть муж. И не просто муж, а генерал.
— Ну и что? — удивился Ребров, который был еще под впечатлением допроса и поведения Риббентропа.
— Да ничего, — Александров улыбнулся каким-то своим мыслям. — Просто женщина очень красивая, майор. На нее тут сразу заглядываться стали… Есть на что…
Ребров пожал плечами и нетерпеливо спросил:
— Георгий Николаевич, вы думаете, на процессе он будет вести себя так же?..
— Кто?
— Риббентроп.
— A-а, этот… Да черт его знает! В том-то и заковыка, майор. И нам с вами надо в этом разобраться.
Постскриптум«В первые часы утра 22 июня 1941 г. я ждал вместе с Риббентропом в его кабинете на Вильгельм-штрассе прихода советского посла Деканозова…
Я никогда не видел Риббентропа в таком возбужденном состоянии, как в те пять минут перед приходом Деканозова. Он метался по комнате, как зверь в клетке.
«Фюрер абсолютно прав, что нападает сейчас на Россию, — говорил он скорее самому себе, чем мне… — Русские, несомненно, нападут сами, если этого сейчас не сделаем мы…»
Из воспоминаний личного переводчика Гитлера Пауля ШмидтаГлава II
Встречные обвинения
Крафта, естественно, Ребров нашел в пресс-баре.
Перед ним стояли несколько бутылок пива, он курил, непрерывно с кем-то раскланивался, и был, как всегда, чрезвычайно доволен жизнью. — Не знал, что вы посещаете допросы, — сказал Ребров. — Зачем вам это?
— Ну, во-первых, просто интересно посмотреть вблизи на чудовищ, которые едва не захватили власть над миром, — засмеялся Крафт. — А во-вторых, бизнес. Я ищу материалы для своего издательства, причем такие, на которых можно заработать. А господин Риббентроп, как мне рассказали, непрерывно что-то пишет. Почему бы не приобрести, если это интересно?
— Ну, не знаю, кому это может быть интересно. Министр, холуйски подносящий спичку… Лакей! К тому же не скрывающий своего лакейства. Да еще непрерывно лгущий и очумевший от страха…
Крафт улыбнулся горячности Реброва.
— Вы еще не сказали, что до того как стать министром он весьма пошло торговал шампанским.
— Вот именно! Торгаш несчастный!
— Видите ли, не все так просто. Ведь Гитлер был в свое время никому не нужным бездомным психопатом. Безработным… И что из того? Кстати, Риббентроп, когда началась Первая мировая война, спокойно жил в Канаде и имел свой бизнес. Но он по своей воле отправился в Германию, чтобы воевать, скрыл, что у него удалена одна почка. Он был награжден Железным крестом, дослужился до обер-лейтенанта… Так что он не такой слизняк, как это могло показаться вам сегодня. Во всяком случае, не всегда был таким… Кстати, по моей информации, остальные подсудимые его не любят и даже презирают.
— Почему?
— Ну, видите ли, он среди них чужак… Он ведь и в нацистскую партию вступил достаточно поздно только в 1932 году, незадолго до прихода нацистов к власти. Для старых членов партии он был буржуй, примазавшийся к ним. Они-то еще в начале 20-х годов в мюнхенских пивных дрались с коммунистами, били друг друга скамейками и пивными кружками по головам, а тут появляется торговец, который еще и добавил к своей фамилии дворянскую приставку фон… Но он очень понравился Гитлеру, который как-то оказался в его доме. Это был такой уютный буржуазный дом, где за Гитлером очень трогательно, почти, как говорят, с материнской нежностью ухаживала фрау Риббентроп. Именно она учила фюрера правильно пользоваться ножом и вилкой… А сам Риббентроп много рассказывал Гитлеру о жизни в Канаде и Америке, где тот никогда не был.
