Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Книги 1-7
Здесь никто ей не поможет. Она должна сама найти друзей.
«Что ж, хорошо, — подумала Абигейл, слегка усмехнувшись по поводу своей серьезности, — результат наших пожеланий не совпадает с тем, что мы желаем».
Сестра Мэри крикнула снизу:
— Нэбби, Ричард здесь! Он привел гостя на чай.
— Кого?
— Того самого адвоката из Брейнтри, который не нравится маме. Они привязывают лошадей у ворот.
Абигейл живо выпорхнула из постели, поправив рукой свою высокую прическу, взглянула на себя, неспешно проходя мимо зеркала. В ее глазах вспыхнул озорной огонек. За боковой занавеской она взяла голубое платье с мягкой шерстяной отделкой, скользнула в него, застегнула пуговицы лифа, поправила оборку на груди. Это было самое нарядное платье, какое ей позволяли носить, в нем она выглядела особенно привлекательной.
2Когда три сестры подняли бунт по поводу того, что им приходится спать и одеваться в одной комнате, преподобный мистер Смит поставил перегородку; Абигейл и Мэри достались две третьих площади, а Бетси — треть. Бывшая большая комната обогревалась одним камином, и перегородка мешала равномерному распределению тепла.
Абигейл прошла мимо камина через часть комнаты, выделенной Бетси. Абигейл выработала свой особый ритм спуска по лестнице: один, два, три — быстро, на четвертой ступени пауза; на пятой, шестой, седьмой — быстрее, при счете «восемь» она выпрыгивала на площадку первого этажа. Ее отец говорил, что, поскольку танцы запрещены для дочерей священников, Абигейл нарушала принятую конвенцию: она танцевала, вместо того чтобы мирно шагать по жизни.
Мэри помогла Ричарду Кранчу снять пальто, повесила его в шкаф под лестницей, где хранились верхняя одежда и обувь прихожан, нуждавшихся в совете преподобного мистера Смита и ожидавших его на деревянной скамье перед дверью библиотеки.
Кранч родился в Англии и шестнадцать лет назад приехал в Массачусетс вместе с сестрой и ее мужем, обладая значительным капиталом и знаниями в области горного дела и гидравлики. Человек с открытой душой, он щедро делился знаниями в нескончаемых беседах о технике и одновременно ухаживал за Мэри. Он был склонен к церемонности и несколько манерным, довольно привлекательным, если не обращать внимания на его нос, который, казалось, был вылеплен на его лице двумя сильными пальцами. Он был одного роста с Мэри и широкоплеч. Кранч основал в нескольких милях от Уэймаута, в Джермантауне, на берегу залива, фабрику, производившую стекло, керамику, шоколад, чулки и продукты из китового жира, но после нескольких разорительных пожаров продал ее, а затем объединился с другими промышленниками, чтобы захватить рынок спермацетовых свечей. Он щедро одаривал Абигейл книгами — поэзией Грея, Драйдена, Мильтона и Попа.
Мэри любила Ричарда.
— На него можно положиться, Нэбби, — призналась она сестре в тот день, когда ответила согласием на предложение Кранча. — Он обладает постоянством. Не опасайся, если в следующий раз увидишь еще одного Ричарда.
— Это приятно.
— Да, верно, Нэбби. Но я не хотела бы выйти замуж за одного мужчину, а потом обнаружить, что в нем еще девяносто девять других, и не знать, какой из них стучится в парадную дверь.
— Думаю, лучше не знать, какой приходит домой! — воскликнула Абигейл, подмигнув при этом. — Это превратило бы замужество в более увлекательную игру, чем жмурки. Впрочем, в Новой Англии многомужество запрещено.
Мэри нравился приправленный солью юмор Абигейл, пока у нее не возникли серьезные намерения в отношении Ричарда Кранча. Поскольку ее жених не понимал большинство шуток, она перестала воспринимать жизнь с юмором.
Держась за руки, Мэри и Кранч вошли в гостиную. Абигейл хотела последовать за ними, но вдруг в библиотеке заметила Джона Адамса, стоявшего между письменным столом отца и книжными полками, закрывавшими всю стену. В руках он держал по одному раскрытому тому, попеременно нюхая то тот, то другой. Его плечи были приподняты, словно он хотел отгородиться от постороннего вмешательства. У Абигейл было странное ощущение, когда она увидела его… как бы в трансе… в комнате, которую она любила больше всех: ведь в ней отец выполнил свое обещание обучить ее с помощью не только Библии и обширного собрания проповедей, но и произведений Шекспира и Бена Джонсона,[2] перемежая это занятие изучением грамматики, арифметики, географии и таких книг по истории, как «Рассуждение и мнение о Виргинии». Благодаря строгому образу мышления отца, ее дядюшки Исаака Смита и дедушки Куинси, а также природной любознательности, которую она удовлетворяла пытливым чтением, Абигейл смогла получить начальное образование, одновременно овладев ценным инструментом логики и умением трезво рассуждать.
«Чем он занимается?» — думала она, наблюдая, как Адамс поставил на полку книги и взял две другие. Впервые она получила возможность рассмотреть молодого человека, обычно проявлявшего недовольство, если ему казалось, что за ним наблюдают. Глядя на него сбоку, она заметила второй подбородок и плотную фигуру, подумав при этом, что он полная противоположность двум мужчинам, которых она любила и которыми восхищалась больше всего: высокому, угловатому, сильному и тощему — ее отцу и двоюродному дядюшке — доктору Коттону Тафтсу.
Толкнув ногой дверь, она переступила порог. Застигнутый врасплох, Джон Адамс повернулся, его щеки покраснели. Потом он протянул к ней обе руки с открытой книгой в каждой:
— Знаете ли вы, мисс Смит, что по запаху бумаги можно определить, из какой части света пришла книга? Эта биография Коттона Матера была отпечатана в Бостоне, у нее острый запах волокнистой циновки. А «Хронологическая история» отпечатана в Лондоне, у нее аромат спрессованного мокрого тряпья.
— Поразительно, мистер Адамс.
— Почему?
— Я полагала, что аромат создается самим предметом книги. Ваши юридические книги могут отдавать сыростью тюремной камеры, а сборник проповедей на столе отца может напомнить вашему обонянию…
— Серу! — выпалил он.
— Точно.
Он оценивающе посмотрел на нее.
Они направились к двери и вошли в красиво меблированную гостиную Элизабет Куинси Смит. Окна — два по фасаду здания и два по бокам — были задернуты сатиновыми занавесками лимонного цвета. На полу лежал толстый брюссельский ковер: на его белом фоне выделялись зеленые листья и лимонно-желтые цветы. На каминной полке напротив окон, выходивших на фасад, стояли подсвечники из цветного стекла и масляные лампы из бронзы. По обе стороны от них красовались веджвудские медальоны. В углу комнаты, за камином, стояла софа, обтянутая желтым камчатным полотном, а в центре стол, сервированный для чая. Вокруг стола были свободно расставлены шесть удобных стульев из красного дерева с мягкими сиденьями. В комнате было много лиможских фигурок, подаренных миссис Смит семейством Куинси.
Джон Адамс плюхнулся на софу рядом с преподобным мистером Смитом и тут же ввязался в дискуссию об «уэймаутском деле». Этот вопрос, как помнилось Абигейл, давно волновал пастора Смита. Когда в Уэймауте в 1639 году, через семнадцать лет после основания самого поселка, была учреждена первая конгрегационалистская церковь,[3] городской совет даровал священнику земли. Спустя девяносто лет была образована вторая, или южная, конгрегационалистская церковь, и ее священник потребовал признать законными его права на половину земельных угодий первоначального дара.
Абигейл устроилась на соседнем стуле из красного дерева и наблюдала за мистером Адамсом, излагавшим ее отцу весомые юридические доводы. Джон Адамс посещал их дом уже более двух лет, приходя на чай по воскресеньям или в день милиции. Они так и не подружились; более того, ей казалось, будто он ее избегал. В то же время она чувствовала, что ее отец нравился Джону Адамсу. «Скорее, он уважает отца», — думала она.
Абигейл слышала, как он повышал голос, словно приближаясь к решающему пункту своего заключения. Она наклонилась вперед, вслушиваясь в слова этого человека; его голос, не особенно приятный при обмене любезностями, менялся в силе и тембре по мере того, как Джон, отходя от личных моментов, погружался в юридические тонкости.
— Пастор Смит, исходная дарственная четко определена. В документе нет и намека на то, что земельный участок должен или может быть разделен.
— Мистер Бейли из второго прихода не согласится с этим.
Джон Адамс повернулся и мрачно взглянул на Абигейл, проверяя свои мысли и стараясь вспомнить, как ей показалось, какая из трех дочерей Смита сидит перед ним. Затем он повернулся к ее отцу, в глазах которого, обычно серьезных, мелькнула искорка улыбки.
— А что бы сказал преподобный Бейли, если бы предложили разделить церковные земли между всеми сектами, возникающими в поселке: анабаптистами, квакерами, сепаратистами? Поскольку земля была дарована общиной, каждый новый священник имеет равное право — если счесть правильной позицию мистера Бейли — потребовать часть земли. Преподобный Бейли может кончить тем, что у него не останется даже земельного клочка под стойло для своей лошади.
