Анатолий Соловьев - Сокровища Аттилы
У подошвы кургана толпились телохранители. Десятник Тюргеш, поглядывая на мрачно застывшего тысячника, догадывался, что Чегелай томится от вынужденного безделья, потому и мечется по степи, что рука его жаждет рукояти клинка, а душа — славы. Но разве добудешь славы, если ты приставлен сторожем к аланам и вандалам [5], а те давно уже ушли за хребет!
Лошадей охраны тревожил запах волка, они всхрапывали, прядали ушами, беспокойно пятились. Тюргеш потыкал рукоятью плети шерстистый впалый бок зверя.
— Ловко он его! Могуч Чегелай!
— Три года назад я убил плеткой двух волков, — равнодушно отозвался силач телохранитель. — Когда был гонцом. Вез вино дяде Ругилы Баламберу.
Воин был молод, свиреп с виду, с длинными, распущенными по широким плечам волосами необычного для гунна соломенного цвета. Впечатление жестокости его словно вырезанного из темного камня лица усиливал обрубленный наискосок нос, отчего ноздри казались чернеющими впадинами. Воина так и звали — Безносый, хотя имя ему было Юргут. Тюргеш, зная, что у Безносого нет большего желания, чем стать десятником вместо него, слишком пожилого, сказал деланно–равнодушно:
— Ха, после того пира Баламбер скончался!
— Византийская амфора была запечатана. Ты хочешь сказать, Ругила умертвил своего дядю, чтобы занять его место? — Глаза телохранителя недобро сощурились.
— Откуда мне знать! — бросил Тюргеш, отъезжая.
Этот Юргут слишком догадлив. Недаром его мать — римлянка. Правда, ничего плохого в этом нет. Но и хорошего мало. Однажды Тюргеш выручил его в битве на Варухе, когда на Юргута насели сразу пять маркоманов [6]. Вспомнив, он пожалел, что выручил. В той битве Юргуту и отрубили полноса. Лучше бы весь вместе с языком. А еще лучше — всю голову. Странно, в опасности гунн не раздумывая бросается защищать сородича, а в мирное время легко может стать врагом. Почему так? Главное, все знают, что Ругила отравил Баламбера, но вслух не говорят. Чегелай приблизил к себе Безносого в расчете на будущее: тот владеет языком и письменностью латинян. Единственный из всей тысячи. Вот как далеко некоторые смотрят!
— Ва, Тюргеш! — проревел с вершины Чегелай.
Когда десятник вскачь поднялся на курган, тысячник
молча ткнул плеткой в сторону востока.
По караванной дороге стремительно догонял воинов Чегелая небольшой конный отряд, и у переднего- всадника на пике что–то трепетало. Холодея от мысли, что может ошибиться и тогда Чегелай поймет, что десятника пора в обоз, Тюргеш скорей догадался, чем увидел: на пике переднего — красный флажок. Срочный гонец!
2
А было это в весенний месяц Первых Ручьев, когда особенно бурно идут в рост травы, когда девушки и парни возле вечерних костров затевают любовные игры, а жалобные крики появившихся на свет ягнят распирают грудь гунна сладкой надеждой.
Гонец передал Чегелаю приказ прибыть к темник–тархану [7] Огбаю, захватив по пути византийца–строителя Петрония Каматиру.
— Где этот византиец? — спросил Чегелай.
— У готского вождя Витириха, — ответил гонец и строго добавил: — Велено привезти Каматиру, если даже Витирих будет возражать!
Чегелай бросил ему монету, гонец ловко поймал, попробовал на зуб, спрятал, понизив голос, сказал:
— Огбай болен. Боится гнева Ругилы. Не знаю почему, но виной тому византиец. Дай еще монету!
Чегелай поморщился, но дал. Смышленое лицо воина просияло, он выглянул из шатра, приблизился к тысячнику, шепнул:
— Племянники враждуют между собой!
— Чьи племянники? — сделал вид, что не понял, Чегелай.
— Племянники Ругилы — Бледа и Аттила. Бледа старший, но Аттила хитрей! Больше ничего не скажу. Думай сам. О монетах не жалей. Правильно рассудишь, получишь место Огбая.
После отъезда гонца Чегелай велел шаману совершить на походном бронзовом алтаре жертвоприношение богине пути Суванаси и вызвал к себе прорицателя Уара. Тот явился, медлительный, ожиревший, с сырым, словно кусок мяса, лицом, с оцепенелым взглядом, замер у входа, сложив на толстом животе руки, похожий на каменное изваяние, что стоит на развилках степных дорог. До недавнего времени Уар был неплохим воином, правда, сообразительностью не выделялся и не годился даже в десятники. Но однажды в скоротечном бою с сарматами его ранили в голову, а когда знахарь вылечил его, вдруг поумнел. У него обнаружилась необычная память, он запоминал все, что видел и слышал, мог в подробностях поведать, что происходило десять, а то и пятнадцать лет назад. Более того, из Уара вдруг стал говорить чужой, пугающе–таинственный голос. Причем Уар совсем не шевелил губами. Незнакомый голос предвещал будущее. И то, что он говорил, сбывалось. Так, перед походом в Сирию Уар предрек смерть близкому родичу Чегелая. Чтобы спасти родича, тысячник оставил его охранять кочевье. И что же? Тот утонул при переправе стада через реку. Уара побаивались и почитали. Немногие решались спрашивать его о сокровенном.
— Скажи, кто станет вождем после Ругилы? — велел Чегелай.
— Это очень трудно, джавшингир [8], — прошептал прорицатель.
Чегелай только глянул на него, и Уар заторопился. Вынул из–за пазухи амулет на засаленном ремешке — просверленный костяной круг, — произнес заклинание, уставился в угол шатра, по телу его прошла странная дрожь, толстое лицо за мгновение опало, заблестело от обильно проступившего пота, сжатые губы посинели, руки скрючило судорогой. Он застонал, вглядываясь в только ему видимое, замер. Вдруг воздух вокруг него заструился, сгущаясь, заколебался, подобно волнуемой воде, и из него как бы соткался шелестящий голос, похожий на отдаленное завывание ветра:
— Вижу-у огромный шатер… В нем двое. Один — Аттила, уже не юноша, но муж, другой напоминает римлянина, одетого в гуннскую одежду, они шепчутся… Вижу лесистое ущелье в горах за степью… Бледа едет на коне в окружении знатных господ в роскошных одеждах. Он направляется в это ущелье… Вот въехал. На склоне горы стоит тот римлянин, что был в шатре с Аттилой. У него недобрый взгляд… Вот несутся олени! Бледа скачет за ними. О, как быстро несется его конь… Бледа упал!.. Неподвижен… Опять шатер… Аттила сидит в золотом кресле. Рядом с ним тот, с недобрым взглядом, они весело смеются… — Уар вдруг покачнулся и рухнул на кошму. Странный голос пропал.
Чегелай велел Тюргешу вынести стонущего Уара и, когда прорицатель очнется, передать ему: если проговорится, ему вырвут язык.
Итак, в золотом кресле Аттила. Значит, он будет верховным правителем вместо Ругилы. Уар лишь подтвердил прозрачный намек гонца. Ха, но у Ругилы нет золотого трона! Его кресло из ливийского кедра и инкрустировано серебряными бляшками. Не ошибся ли прорицатель? И кто тот, с недобрым взглядом? Чегелай велел старшему шаману узнать волю покровителя гуннов, владыки Неба, могучего Тэнгри. Шаман объявил:
— В скором походе ты добудешь нужное тебе, и взор Тэнгри насытится видом поверженных врагов!
Чегелай понял и мрачно улыбнулся. Если Огбай вызывает к себе, стало быть, готовится большой поход. Потому и берут с собой византийца Каматиру. Советником. Ибо придется штурмовать много крепостей. Важные дела начинаются весной. А под нужным Чегелаю Тэнгри подразумевает, конечно же, золотое кресло! Это будет его подарок Аттиле.
Жилистый, в расцвете сил, Чегелай был стремителен не только в мыслях, но и в поступках. Про таких говорят: «Его меч опережает упреки». Садясь на жеребца, он уже не сомневался: поход через Кавказ на Месопотамию [9]. Есть ли богаче города и страны? Разве что Рим и Византия. Но с Римом — мир, а Византию охраняют западные готы [10]. Они сейчас сильны. Король западных готов Аларих пять лет назад ходил в Италию и взял там богатую добычу. Ругила не хочет пока ссориться с ними. Ждет подхода с востока сильного гуннского племени хайлундуров. Но и без войны нельзя: руки воинов отвыкают от меча. Конечно, Месопотамия! Первый поход гунны совершили туда двадцать лет назад. Хай, вот было прекрасное время! «Когда они прибывали в какое–нибудь знаменитое место, то сразу же устраивали смотр своим войскам, построенным по отрядам, со своими знаменами, и приказывали каждому воину бросать по камню в кучу, чтобы по тому, сколько окажется камней, определить количество людей и чтобы на будущее остался этот грозный знак прошедших событий… Все окрестные племена были охвачены страхом. Гунны собрали огромное количество пленных и благодаря своей неудержимой жажде золота много добычи» [11]. Из того похода Чегелай вернулся сотником, первым взобравшись на крепостную стену Дамаска.
3
Восхитительно скакать весенней зеленеющей степью на горячем сильном жеребце, когда впереди единственно лучшее и каждый прыжок твоего коня приближает будущее.