Клара Моисеева - Дочь Эхнатона
– Анху пробыл в Ахетатоне три года, и, когда все покинули дворец великого Эхнатона и Тутмес исчез неведомо куда, Анху вернулся к отцу и снова стал учиться наукам, подвластным только жрецам. Отец простил его. Как не простить единственного сына!
– Верховный жрец Мемфиса отпустил сына в Фивы?…
Черный Лотос прочла недоумение на прекрасном лице царицы.
Она поспешила ответить:
– Анху был послан отцом, чтобы закупить жертвенных животных для храма Птаха. Отец был рад, когда сын вернулся. Но Анху ничего не говорил о своем занятии художника. Он сказал, что захотел побывать в самых дальних номах, чтобы увидеть, как велика и прекрасна страна фараонов.
– Он не закупил жертвенных животных? – рассмеялась царица. – Я жалею верховного жреца храма Птаха.
– Ты права, великая госпожа. Он не успел закупить жертвенных животных. Он встретил меня, и великая богиня любви Хатор внушила ему, что он должен выкупить меня, но не для рабства, а для счастливой жизни. И когда мы прибыли в великие стовратые Фивы, мой добрый Анху повел меня на базар. Он хотел, чтобы я сменила рубище на прекрасное покрывало. Я никогда не забуду тот счастливый миг, когда мы вошли под навес ткача и Анху велел мне взять желтое покрывало. И когда я завернулась в него, оставив обнаженной лишь правую руку и правое плечо, когда я поправила волосы и заколола их блестящими украшениями, мой Анху воскликнул: «Ты прекрасна, Черный Лотос!» Потом он купил мне печеных рыб и сладких пирожков. Я еще не успела поесть, не успела насладиться своим счастьем, как вдруг к нам подошла старая толстая Тии, окруженная невольницами. Она подошла к Анху и сказала: «Эта женщина нужна мне для покоев великой госпожи, я покупаю ее. Сколько она стоит?»
Когда я услышала эти слова, сердце мое сжалось от тоски и печали. Я поняла, что счастье покидает меня. А ведь оно пришло ко мне в самый страшный час моей жизни. Но Анху сказал: «Все мы готовы служить великой царской жене. Моя рабыня будет при дворце нашей прекрасной госпожи, но мне непристойно брать за нее что-либо. Пусть она живет в моем доме и служит царице. А я буду придворным художником».
– Он остался в Фивах из-за тебя? А дальше что было?
– Анху не вернулся в Мемфис. Отец не знает о нем. Отныне он навсегда только художник. Он вспоминает иногда слова старого Тутмеса: «Искусство не знает предела». Разве может художник достигнуть вершины мастерства? Но он стремится достичь сияющих вершин мастерства. А дальше ты знаешь, моя великая госпожа. Я твоя рабыня, хоть и принадлежу Анху. В твоем дворце я рабыня, а в доме Анху мы равны. Все думают, что я рабыня, но я жена придворного художника. В недолгие часы досуга я вижу моего благородного Анху. Ведь любовь не вырвешь из сердца. А она забралась в наши сердца и согревает нас своими лучами подобно тому, как солнце согревает землю.
– Берегите ее! – воскликнула царица. – Это величайшее сокровище!
– Я берегу! – сказала совсем тихо Черный Лотос и опустилась к ногам госпожи, чтобы поцеловать кончик священной сандалии.
Мне нравится твоя печальная история, Черный Лотос. Но как попало сюда это кресло? Кто его принес и когда?
– Я осмелилась. Великая госпожа, мне помогли невольницы. Мы вошли на рассвете, чтобы поставить это кресло и обрадовать тебя. Я подумала, что это будет приятно моей повелительнице.
– Ты отважна, Черный Лотос! Если бы какой-либо стук разбудил меня, кто знает, что случилось бы с тобой. Ведь я могла крикнуть, и мигом сбежались бы слуги. Тебя могли бы заколоть… Но все обошлось, и ты жива. Я рада этому, Черный Лотос. Мне приятно видеть тебя. Ты красива и гибка. В твоих движениях столько грации! Не была ли ты танцовщицей? А может быть, ты из знатного рода? У дочери землепашца, которая собирает полбу, не могут быть такие тонкие руки. И лицо твое благородно.
– Я не решаюсь признаться, великая госпожа…
– Говори, я сгораю от любопытства. Уже год как я пользуюсь твоими услугами и, сама не знаю почему, оказываю тебе наибольшее доверие. Но мне и в голову не пришло узнать, откуда ты. Говори же…
– В своей прекрасной и богатой стране Куш я была принцессой, великая госпожа. Теперь я рабыня. Я стараюсь не думать о прошлом. Ведь его не вернешь.
– Черный Лотос – принцесса! Как я не подумала об этом! Бог Луны и мудрости Тот надоумил меня и обратил мой взор к тебе. В твоем облике есть что-то значительное, гордое и непреклонное. Вот что мне понравилось в тебе. А разве тебе плохо в моем дворце? Ты мне мила, Черный Лотос. Я и впредь буду доверять тебе больше, чем другим. Скажи Анху, что он получит награду за свой труд. Впрочем, не будем откладывать. Возьми вот это ожерелье, оно тяжелое, я не люблю его. А в нем много золота.
– Я боюсь, великая госпожа. Это царское ожерелье. Если увидит старая Тии, она отберет, а меня отправит на черную работу.
– Не говори глупостей. Старая Тии никогда не посмеет сделать мне наперекор. К тому же я задумала освободиться от ее услуг. Я не люблю верховного жреца Эйе и не люблю его жену Тии. Не бойся. Возьми ожерелье и скажи своему мужу, что он угодил мне. Я довольна и запомню его имя. Однако мне нет нужды запоминать его имя – ты всегда здесь. Отныне я буду говорить тебе обо всем, что задумаю сделать руками твоего мужа. Он сказал, что сделает хорошее кресло, и сделал его. Великий Тутанхамон имеет множество драгоценных кресел. У него есть тяжелый золотой трон. У него есть такие табуреты и подставки для головы, каких нет на всем белом свете. У него бесчисленное множество жезлов и посохов, сделанных умелыми руками, но такого кресла у него нет. Я думаю, что доставлю большое удовольствие своему божественному господину.
– И я так думала, великая госпожа, когда посоветовала Анху сделать эту работу. Он долго трудился. Дни и ночи он вытачивал эти кошачьи лапы на ножках, эти львиные головы и крылатых змей с коронами. Его помощники не могли ему угодить. Они трудились со всем усердием, а он все исправлял. Сколько раз работа была уже готова, а он ее отбрасывал и снова принимался за дело! Но трудней всего было сделать спинку. Поверь, великая госпожа, я видела, как у него руки дрожали от волнения. Однако я сразу сказала, что мне нравится изображение моей прекрасной госпожи. И разве это не так? Сколько красоты, сколько изящества в твоем прелестном юном стане! Ведь я немного старше тебя, моя великая госпожа, прости свою невольницу, я кое-что понимаю. Поверь мне, твой господин будет еще больше любить тебя, когда получит этот драгоценный подарок. А ты не пожалеешь о своей щедрости. Я знаю, сколько золота и драгоценного дерева ушло на этот подарок. Ты не скупилась, и великий бог Птах, покровитель искусства и ремесел, будет помогать тебе.
Когда госпожа была готова к выходу, Черный Лотос вызвала слуг. Им было приказано отнести кресло во дворец фараона.
Госпожа шла впереди, юная и прекрасная, в своем царственном наряде из такой тонкой и мягкой ткани, что весь ее стан уподобился легкому облаку. За ней шли слуги. Они несли кресло на деревянной подставке. И в тот час, когда великая госпожа приходила обычно к завтраку и когда фараон спрашивал свою любимую о том, как она спала и какие видела сны, – в тот час, задолго до того, когда царственного мужа осаждали жрецы и вельможи, она предстала перед ним сияющая и еще более счастливая, чем всегда.
– О, как это прекрасно! – воскликнул фараон. – Как ты смогла угадать мое желание, достойнейшая из всех дочерей Египта? Как ты придумала это, моя Анхесенпаамон? Это удивительно красиво!
Но на этот раз фараон не взял в свои руки ее тонкие, прозрачные ладони, такие хрупкие и нежные, что, казалось, они не выдержат пожатия руки. Он подошел к ней, бережно обнял за плечо и сказал совсем не то, что думала услышать Анхесенпаамон:
– Это не только прекрасно, моя любимая, это не только красиво и великолепно, это мудро!
Она была так рада, но не поняла и переспросила:
– Мудро?
– Именно так, моя сияющая, моя божественная Анхесенпаамон. Мудро потому, что таким образом ты увековечила нашу юность, утро нашей жизни. И, когда мы состаримся, нам будет особенно приятно видеть себя такими.
– О мой великий повелитель! – воскликнула она взволнованно. – Разве можно себе представить, что ты, мой прекрасный господин, сын Амона-Ра, и я, твоя любящая Анхесенпаамон, стоим вот так же, в этом священном месте, одряхлевшие, с седыми волосами и морщинистыми лицами?… Нет, нет, это ужасно! Для чего же мои невольницы изощряются в приготовлении всевозможных умащений и бальзамов? Не для того ли, чтобы сохранить нашу молодость и свежеть? – Она весело рассмеялась, а вслед за ней звонко и весело рассеялся Тутанхамон.
Они стояли рядом у прекрасного кресла и не слышали, как тихо, словно не дыша, вошел верховный жрец, тучный Эйе: визирь, носитель опахала по правую руку, главный из друзей. Он нередко позволял себе входить без предупреждения, пользуясь особым расположением юного фараона. Тутанхамон верил верховному жрецу. И хоть его нередко коробило при виде всегда хмурого и холодного лица Эйе, фараон старался думать о нем хорошо. Так много знал и умел Эйе, и так многое от него зависело. Став фараоном в двенадцать лет, Тутанхамон никогда ни на что не решался без верховного жреца. Просто невозможно было ссориться с ним, высказывать ему свое недовольство. Старый Эйе мудр и умен, зачем же он огорчает юного фараона? И на этот раз скрипучий голос Эйе словно погасил радость счастливой четы:
