Франц Энгел - Мера Любви
ГЛАВА II
О том, как ехали из Болоньи в Верону
Следующий день довольный архидьякон вновь начал с похвал. Джованни поблагодарил его с тяжелым сердцем, не решаясь высказать сомнений в честности ускоренной процедуры получения доктората.
— Что ж, ты все сделал как следует, дай Бог, и дальше так пойдет, — продолжал дядя, — а теперь я хочу поговорить с тобой о главном. Знаешь ли, что меня беспокоит, милый мой? Ты, верно, считаешь себя обязанным нам с Умберто? Мол, раз мы обеспечили тебе возможность получить образование, ты должен оправдать наши ожидания и стать хорошим клириком. Но ты ошибаешься, мы так любим тебя, дорогой племянник, что не желаем принимать от тебя никаких жертв. Ты вовсе не обязан посвящать свою жизнь Церкви, если только ты сам не желаешь этого. Выбирай свой путь. Хочешь, оставайся мирянином, заделайся правоведом или займись каким-нибудь другим благородным занятием, к примеру, торговлей. Обзаведись своим делом, мы всегда тебе поможем, женись, нарожай нам на старости лет внучатых племянников. Может, тебе кто-то уже нравится? Не стесняйся, дело-то ведь молодое. Ну, что скажешь?
— Благодарю, дядюшка, я хотел бы заниматься теологией, как я тебе и писал, — ответил Джованни.
— И отправиться в Париж. Хорошо. Ты, значит, решил поставить себя в зависимость от произвола чужих людей, которые должны ни с того ни с сего обеспечить тебя приличной бенефицией? Или рассчитываешь зарабатывать на жизнь преподаванием? Милый мой, я не отговариваю тебя, но мне страшно от того, в какую бездну нужды и страданий ты рискуешь ввергнуть себя, отправившись в Париж на свой страх и риск.
Дядюшка выдержал паузу. Джованни молчал.
— Теологией можно заниматься где угодно, мой милый, были бы деньги на книги. И при этом совсем не лишне, я бы сказал, очень даже важно для ученой карьеры стать уважаемым человеком, к мнению которого прислушиваются, суждения которого ценят.
Дядюшка опять почел нужным выдержать паузу.
— У меня к тебе есть предложение. Собственно говоря, с этим я сюда и приехал. Жениться ты не хочешь. Значит, священство. И ты все равно собирался уехать из Ломбардии, — проговорил дядя, словно бы рассуждая сам с собой. — Следовательно, как ты посмотришь на то, чтобы стать епископом в Англии?
— Что?! — выдохнул Джованни. Если бы он не стоял посреди комнаты, он бы сел или хотя бы облокотился обо что-нибудь.
— Ты меня прекрасно слышал! — воскликнул дядюшка. — Да я понимаю, понимаю, как это неожиданно, но это только предложение. Повторяю, я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, у тебя есть еще время подумать. К тому же, решение такого вопроса не в моей компетенции. Ты знаешь, мало что от меня зависит, я только поговорил о тебе со Святейшим Отцом, и он выказал желание, чтобы я представил тебя ему. Так что я приехал забрать тебя с собой в Верону, а по дороге ты как раз сможешь обмозговать мое предложение.
— Но, дядюшка, мне же слишком мало лет, — осмелился возразить Джованни.
— Что правда то правда. Зато ты подходишь по остальным положениям. Нелегко, знаешь ли, найти человека, отвечающего всем каноническим предписаниям, — заявил почтенный архидьякон, — а молодость… а молодость с возрастом пройдет.
— Дядюшка, я не достоин…
— Это уж предоставь другим решать!
— Отчего же в Англию, дядюшка?
Джованни подумал: «неужто люди станут терпеть епископа-иноземца?», — но не произнес этого вслух.
— Ты меня удивляешь. Какая разница для нашей матери-церкви, в какой стране ты можешь послужить ей на славу? Разве итальянец Ланфранк не был архиепископом Кентербери, примасом Англии, или чудесный доктор Ансельм, занимавший тот же архиерейский престол, не был рожден в Аосте, и отец его не был ломбардец? Да, кстати, твоя сестра сейчас в Англии.
Джованни удивился.
— У ее мужа торговое дело в Лондоне, — пояснил дядюшка. — И, было бы очень хорошо так все устроить, чтобы ты успел поехать с его обозом. Он к весне отправляется из Венеции.
Джованни понял, что почтенный архидьякон прочно оплел его паутиной своего плана.
— Так-то вот, — заключил дядюшка, — некогда мне с тобой возиться, солнце высоко, уже давно ехать пора. Ты обедал?
Джованни кивнул.
— Значит иди. Собирайся, пока я пообедаю. И не мешкай. Книги возьми, бумаги, а барахло всякое оставь!
— Дядюшка, а как же Пьетро? — спросил Джованни.
— Это кто еще? А, слуга твой. Это уж ты у Умберто спрашивай. Добрый дядюшка Умберто разрешил Джованни забрать с собой своего Пьетро, да еще и вручил племяннику немного денег на дорогу, в придачу к множеству напутствий и наставлений. При прощании купец расчувствовался до слез и наконец приказал вывести из конюшни белую красавицу-кобылу, которую Джованни в шутку прозвал Логикой.
— Вот, забирай, — сказал дядюшка Умберто, вручая Джованни поводья. — Лошадь добрая, даром что кобыла, так ведь тебе ж не воевать. И езжай скорее, с Богом, пока я не передумал!
Тетушка Матильда, дородная супруга Умберто Буонтавиани расцеловала Джованни на прощание, и свита архидьякона тронулась в путь на север, в Ломбардию.
Сбылось заветное желание Джованни, об исполнении которого он горячо молил Господа еще два дня тому назад: он покидал Болонью. Только не было ему от этого счастья. Джованни думал, сколь туго бы ему пришлось, выйди он из тех же ворог нищим студентом, но тогда он был бы свободен, а в свите дядюшки-архидьякона Джованни чувствовал себя не лучше, чем в доме Буонтавиани. Отчего только сеньора архидьякона обуяла гордыня, и он вбил себе в голову сделать племянника епископом? Джованни сильно сомневался в реальности этого замысла. Что же дальше? Скорее всего, придется стать служащим либо Курии, либо миланской архиепархии, и при том, конечно, под покровительством дяди. Да и, сказать по правде, на что еще мог он надеяться? Изучать теологию в Париже — это была мечта. Или даже того меньше. Так, химера, дым. Джованни ехал понурив голову всю дорогу до валломброзанского монастыря, в котором почтенный архидьякон решил остановиться на ночь.
Поутру, прослушав мессу и плотно подкрепившись, они отправились дальше. Через некоторое время дядюшка оставил место впереди отряда и подъехал к Джованни.
— Что ты такой несчастный, милый племянник? Боязно тебе? — начал дядя. — Ободрись, вспомни, как апостол Павел сказал Тимофею: «кто епископства желает, доброго дела желает». Да и разве мог бы я предложить тебе что-либо худое?! Хлопочу я, милый мой, с одним только стремлением — устроить тебя в жизни получше. Ведь я поклялся твоему покойному отцу заботиться о тебе, когда он лежал на смертном одре… — дядюшка расчувствовался.
Джованни знал по рассказам других людей, что дядюшки Роландо не было при кончине его отца. Он слушал эту болтовню в надежде больше узнать о своем нынешнем положении и не мог понять, верит ли сам архидьякон в то, что говорит.
— Дело, знаешь ли, такое, что, кажется, Фортуна нам улыбается, и ты уж будь добр, постарайся сделать все от тебя зависящее, чтобы она над нами не посмеялась, — продолжал дядюшка с воодушевлением. — Генрих король Английский, и как он там еще, написал Сеньору Папе, что у него в одной епархии в графстве Честер — дурацкие у них названия, ей Богу — возникли проблемы с выборами. Каноники тамошней церкви хотели было выбрать кого-нибудь из своих, да вмешался какой-то аббат. Короче говоря, дело кончилось потасовкой, и решили обратиться за советом к третьим лицам. Епископ Честера в Нормандии, а архиепископа, который над этой епархией господин, и вовсе нет. Делать нечего, пришлось допустить вмешательство короля. Генрих Английский как верный сын Римской Церкви передал дело на рассмотрение Святому Престолу. Он попросил Сеньора Папу назначить епископа, только непременно молодого и образованного, так как там у них очень, мол, туго с познаниями и нужно немало усилий, чтобы навести порядок. Проблемы такие же, как везде: симония, женатые священники, земельные споры. Ничего особенного. Англичане, насколько я знаю, в серьезных делах совсем не смыслят, прямо как дети малые…
— Англичане убили своего архиепископа, — вдруг заявил Джованни.
— Убили, что с того? По мне, так он сам был виноват, — возразил архидьякон. — И вообще, помалкивай, когда тебя не спрашивают. Завтра, дай Бог, мы приедем в Верону. Когда представлю тебя Папе, ты должен произвести самое что ни на есть благоприятное впечатление, понял ты меня?
— Да, дядюшка.
— И немедленно прекрати труса праздновать, а то, не ровен час, дело провалишь, хуже того, опозоришься и меня опозоришь на старости лет.
ГЛАВА III
О том, как Джованни был посвящен в сан епископа
В Верону прибыли вечером. Дядюшка отвез Джованни к некой благочестивой вдове, их дальней родственнице, в доме которой архидьякон распоряжался, как в собственном. Он с порога приказал приготовить воды, чтобы хорошенько помыться с дороги, и, несмотря на поздний час, послал слугу к суконщику с наказом принести ему одежды размером поменьше. Когда суконщик явился, дядя долго мучил Джованни примерками. Наконец были выбраны пелиссон на барсучьем меху и темного тона коричневое блио.
