Эдвард Резерфорд - Париж
– Луизу арестовали. Вчера в полночь. Думаю, я вычислил, как все вышло. Тут есть два варианта. Во-первых, немцы могли использовать ее, чтобы заманить нас в ловушку и поймать. Но мне кажется, это не тот случай.
– Почему?
– Потому что нас они не поймали. А ведь могли бы спрятать в округе толпу переодетых полицейских. Немцы этого не сделали, значит за нами они не охотились.
– Так, дальше.
– Я считаю, они проверяли Луизу. Подсунули ей «утку», которую она, считая правдой, передала нам. Немцы хотели понять, кто такая Коринна. Заглотив наживку, мы доказали им, что Коринна – это Луиза, и они арестовали ее. Мы только что ее погубили.
– Значит, кто-то донес гестапо о том, что она агент Сопротивления по кличке Коринна, – продолжил рассуждать Тома.
– Я тоже так подумал. Наверное, это сделал кто-то из ее девушек.
– Наверное, – кивнул Тома.
А потом он был очень печален.
Когда пришел Тома, Люк сидел в комнате, выходящей в сад. Он взглянул на старшего брата с тревогой и с видимым облегчением перевел дух, убедившись, что тот был один. У Тома за спиной висел рюкзак. Он опустил его на пол и сел рядом с Люком.
– У меня для тебя послание от Макса. Он говорит спасибо. – Тома сунул руку в карман и достал фляжку с коньяком. – Нужно смочить горло. – Он налил понемногу. – За что выпьем?
– Не знаю.
– Ну, тогда за нас.
Они выпили. Тома посидел молча.
– Есть еще одна вещь. – Он опять сделал паузу. – Я хочу спросить тебя кое о чем.
– Спрашивай.
– Я тут подумал ночью… Сначала я не понял. Потом вспомнил, как ты пытался остановить меня вчера. Сказал, что тебе снятся кошмары и что я могу, если понадобится, спрятаться в пещере. – (Люк ничего не говорил, ожидая продолжения.) – Ты пытался спасти меня. Спасти брата. Я знаю это. – Он приобнял Люка за плечи. – Ты помнишь, как я дрался с Бертраном Далу после того, как они отобрали твой воздушный шар? – Тома крепче прижал брата к себе. – Мы с тобой всегда помогали друг другу. И теперь ты пытался уберечь меня. Ты понимаешь, как много это значит для меня?
– Ты мой брат, – отозвался Люк.
– Но ты должен сказать мне кое-что. Как ты узнал, что нам расставят ловушку? С кем из немцев ты общаешься? Это один человек или несколько? Мне нужно это знать, чтобы я мог тебя защитить.
– У тебя все равно не получится.
– Получится. Всегда ведь получалось.
– Это всего один человек. – Люк долго смотрел в пол и потом сделал глубокий вдох. – Шмид. Из гестапо. Его кабинет в здании на авеню Фош.
Глаз он так и не поднял.
– Ты работаешь с кем-то?
– Нет, один.
– А Коринна?
– Он спросил меня, кто она такая. Я не знал. Я только составил список тех людей, которые, на мой взгляд, могли бы быть шпионами Сопротивления. Коко Шанель, Марк Бланшар… Всех, кого вспомнил. Вот и все. Шмид едва взглянул на мой список. Но потом он сказал, что готовит ловушку. Больше я ничего не знал об этом. Даже не знал, на какой день она была запланирована. Но подумал, что лучше предупредить тебя на всякий случай. Поэтому я просил тебя не ходить никуда.
Правда ли это? Возможно. Вероятно, не вся правда. Но и этого было достаточно. Люк оказался предателем. Он позволил другим попасть в засаду и сделал попытку предупредить брата. Жалкую попытку. Такую, чтобы не выдать себя самого.
– Я позабочусь о Шмиде, – сказал Тома. – Тебе не нужно ни о чем беспокоиться.
– Правда?
Тома улыбнулся:
– А сейчас нам нужно кое-что сделать. Перенести тело Шарли. Мы не можем пользоваться туннелем, пока он там лежит. Так что давай-ка оттащим его в ту большую пещеру в самом конце.
– Сейчас?
– А почему нет? Потом мы его сожжем. Я принес немного бензина. – Он указал на рюкзак. – Достаточно, чтобы занялось пламя.
– Ну, как скажешь. – Люк пожал плечами.
Они прошли в сад. Люк аккуратно открыл вход в туннель и зажег лампу, а потом повел Тома туда, где лежал труп.
Тома положил рюкзак на землю и подхватил тело Шарли под мышки. Люк взялся за ноги, и они медленно понесли труп к пещере. Дважды они останавливались, чтобы отдохнуть. На весь переход у них ушло почти четверть часа. Наконец покойного уложили по центру большой пещеры.
– Дай мне лампу, – сказал Тома, – и я схожу за бензином.
Он быстро вернулся обратно по туннелю и нашел рюкзак. Открыл его, проверяя, все ли в порядке. Потом снова пошел в пещеру.
В круге света появилось лицо Люка, бледное то ли от освещения, то ли еще по какой-то причине.
Тома поставил лампу у головы Шарли, а сам сел в тени на корточки над рюкзаком и стал развязывать.
– Ты зря боялся, – сказал он брату, подняв на мгновение глаза от содержимого рюкзака. – Я бы не дал им тебя в обиду. – (Люк кивнул.) – Я люблю тебя, братишка. – Тома улыбнулся.
– Знаю.
Люк не видел, как в руке брата появился большой «велрод». Тома выстрелил один раз. Пуля попала прямо в сердце Люка. Тома подошел к нему и быстро сделал второй выстрел в затылок. «Велрод» стрелял тихо, почти бесшумно. Снаружи точно ничего не было слышно.
Пятнадцать минут спустя Тома встретился с Максом в условленном месте и вернул ему рюкзак с пистолетом.
– Это был он. Все кончено.
– А контакт?
– Гестапо. Шмид.
Если союзники рассчитывали волной пронестись по северу Франции, то их ждало разочарование. Весь июнь в Нормандии не утихали ожесточенные сражения. Западный порт Шербур заняли двадцать седьмого числа, но немцы так разрушили его глубоководную гавань, что она еще долго не могла принимать суда. Получившие подкрепление немецкие бронетанковые дивизии удерживали старинный город Кан и в июле. Даже через месяц после освобождения Шербура союзники сумели захватить только высоты к югу от Кана. В последнюю неделю июля союзные войска стали обходить немецкие армии с западной оконечности берегового плацдарма, но продвижение было медленным.
Затем в начале августа стало известно, что к этому наступательному движению присоединяется Третья армия генерала Паттона. Одна из его дивизий состояла из тех французов, которые сумели выбраться из оккупированной страны, и войск из Алжира и других частей Северной Африки. Возглавляемая генералом Леклерком Вторая бронетанковая дивизия только что высадилась на материк и рвалась в бой за освобождение Франции.
Но куда пойдут Паттон и его французы?
Одно было практически несомненно: в Париж они не пойдут. Это было бы неразумно. Эйзенхауэр не захочет, чтобы одна из его армий увязла в кровопролитных уличных боях. Нет, он двинется к Роне и дальше, а Парижем займется позднее.
Тем временем Шмиду надо было возвращаться к своим повседневным обязанностям. В Париже по-прежнему имелись богатейшие запасы картин, которые еще не отправили в Германию. Однако он сумел заслужить одобрение начальства проведенными конфискациями. По собственной инициативе он организовал упаковку и пересылку добычи благодарным получателям в Берлине, и его усердие было замечено.
Кое-что он сумел добыть и для себя. Такие произведения искусства он посылал обычной почтой на адрес своей сестры, сопровождая запиской с просьбой сохранить для него эти вещи, которые он якобы купил в Париже. Отыскав полотна из галереи Якоба, спрятанные на чердаке заведения Луизы, с ними поступил так же. Это был самый крупный его улов.
Утром девятнадцатого августа Шмид в очередной раз стоял перед зданием борделя и присматривал за укладкой ящиков с картинами в грузовик, который повезет их на восток. Это была последняя партия.
Когда водитель закрыл кузов, Шмид подписал бумаги, и машина уехала. Он провожал ее взглядом, пока она не скрылась за поворотом.
Вдруг где-то вдали справа послышался звук выстрела. Потом все стихло. Шмид заинтересовался, что это за пальба, и обернулся.
В нескольких шагах от него стоял старик. Очевидно, ему было любопытно посмотреть на погрузку. У его ног лежал мешок – с провизией, предположил гестаповец. Старик нагнулся, чтобы забрать свои вещи, а Шмид двинулся по улице. Когда он проходил мимо старика, тот что-то вынимал из мешка.
Раздался тихий хлопок. Шмид нахмурился. Что-то с невероятной силой ударило его в грудь. Он удивленно вытаращил глаза. Почему-то он перестал чувствовать свои ноги. Булыжники мостовой самым странным образом бросились ему в лицо.
Тома Гаскон приложил бесшумный «велрод» к затылку Шмида и еще раз нажал на курок. Потом огляделся. Его никто не видел. Шагая прочь, он опять услышал выстрелы. Теперь они звучали громче.
В Париже началось восстание.
Парижское восстание в августе 1944 года не было внезапным. Они готовили его много месяцев. И все же, когда оно началось, Макс был удивлен – не баррикадами, не снайперами, не взрывами и не всеобщей забастовкой, которая на несколько дней парализовала столицу. Поразило его количество участников движения Сопротивления, которые вдруг материализовались как из воздуха.
