Иосиф Опатошу - Последний в семье
— Правда, красивая пара?
Она взяла его за руку, словно он был дамой, а она кавалером, и встала напротив, готовая начать вальс.
— Знаешь, Борех, мне бы так подошло быть мужчиной! Думаешь, я была бы слишком толстой?
Сорка натянула шелковое платье под своей правой рукой и велела Бореху пощупать ребра. Он начал трогать ее, но ничего не почувствовал и улыбнулся:
— У тебя их нет!
— Есть! — притворно надула губки Сорка.
Она сбросила шелковое платье на пол и осталась в шелковой сорочке на бретельках, свободно падавшей до колен. Сорка вытянулась, выставив ногу вперед. Все ее тело с головы до ног было изящным, привлекавшим взгляд, подобно закату. Сорка схватила Бореха за руку и провела ею по ребрам.
— Раз, два, три… ну? — Она отпустила руку Бореха. — Я толстая? У меня можно сосчитать ребра, как у мальчика! — Они, молча держась за руки, посмотрели друг другу в глаза, излучавшие радость и счастье.
— Тебе хочется спать?
— Нет.
— И мне нет.
— Смотри, какая прекрасная ночь, давай погуляем, теперь так тихо в лесу.
— Но дверь закрыта!
— А мы вылезем из окна!
— Хорошо!
Борех удивился, насколько он вдруг стал ловким. Он выпрыгнул из окна, обнял Сорку за талию и с легкостью опустил ее на землю.
Они взялись за руки и пошли по мягкому мху, высоко поднимая ноги, будто гордо маршируя. Лес спал, источая тысячи ароматов и погружая в сон все вокруг.
Борех спохватился, что Сорка идет в одной сорочке, и остановился:
— Нас могут увидеть!
— Ну и что?
— Смотри, как ты одета.
— Я сегодня вышла замуж!
Ее ответ успокоил Бореха. Они уселись на скошенном лугу.
— Ты меня любишь?
— Нет. — Борех улегся у ее ног.
— Я твоя принцесса?
— Ты моя невеста!
— А ты станешь раввином?
— Я уже.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что у меня уже есть разрешение.
— И ты будешь ходить в штраймле, точно как старый раввин, который танцевал со мной сегодня? Ой, ты будешь выглядеть отвратительно!
Сорка повернулась, подняла штраймл старого раввина, надела его на Бореха, шагнула назад, оглядела его со всех сторон и громко захохотала.
Борех схватил ее, и они покатились по траве.
— А если на нас нападут, ты убежишь?
— Я? Как тебе пришло это в голову?
— А если противник окажется сильнее?
— Я бы не убежал.
— Кажется, идут.
Они прислушались. Что-то с шелестом упало.
— Это листик. Кому вздумается ходить так поздно ночью?
— Говорю тебе: идут. — Сорка приложила ухо к траве. — Кто-то ходит по лесу.
Из леса показалась тень, пропала между деревьями и появилась вновь. Кто-то крался по лесу.
Сорка прижалась к Бореху и поцеловала его:
— Знаешь, это Владек.
Борех вскочил и, заслонив Сорку, ждал, пока тот приблизится.
— Что тебе нужно?
— Я пришел забрать свою возлюбленную.
— Ты ей не нужен!
— И что с того?
— Спроси у нее! Кстати, ты опоздал, она уже стала моей женой.
— Что?
— Что слышал! И марш отсюда! Уходи!
— А если не уйду?
— Тогда тебя унесут на носилках!
— Это мы еще посмотрим!
— Увидишь!
Владек повернулся, скользнул мимо Бореха и бросился к Сорке. Он обнял ее, словно собираясь увести с собой:
— Не узнаешь меня, Сорка?
Борех погнался за Владеком, но не мог настичь его. Чем быстрее он бежал, тем больше увеличивалось расстояние между ними. Борех увидел, как Сорку увозят прочь, вырвал с корнем дерево и бросил его во Владека. Потом он схватил Сорку на руки и побежал изо всех сил. Поднимаясь бегом на холм, он чувствовал, как Сорка становится все тяжелее и тяжелее, давит на него, словно бесформенная глыба, и тянет его голову к земле. Борех держит ее из последних сил, а глыба сжимает ему каждый нерв, каждый изгиб тела, и он падает, падает с холма вниз, пытаясь ухватиться за мох, за траву, но те скользят у Бореха сквозь пальцы, как просмоленная солома, и он летит, летит вниз, плачет от отчаяния и открывает глаза.
Борех оглядел комнату, сразу не сообразив, где находится, но понемногу пришел в себя. Ноги затекли. Он уселся на сундук, почувствовал пронизывающий холод, вспомнил весь свой сон и как мальчик, которому пригрезилось, что он нашел много денег, просыпается с пустыми руками и изнывает от досады, так и Борех запустил обе руки под шапку и тяжело вздохнул.
Рассвело. Полосы света лежали на окне, на полу, на кровати. Сорка, усталая после короткого сна, потянулась, удивляясь, что ночь закончилась так быстро. Казалось, она только что заснула. Она положила руки за голову, увидела, что Борех сидит, сгорбившись, на сундуке, исполнилась жалости к нему, подозвала его и жестом пригласила сесть на кровать:
— Ты злишься на меня, Борех?
— Я не злюсь, ну…
— Я знаю, я странная! Ты женился на странной девушке! — рассмеялась Сорка.
Борех не ответил, счастливо улыбнулся, словно не веря своим ушам, и его лицо будто говорило: «Все бы еврейские девушки были такими странными».
— Ты устал? — Сорка провела пальцами по его руке.
— Я не устал.
— Может, приляжешь? Ты же не спал всю ночь! Если хочешь, ложись! Смотри, какой ты бледный. Скажи правду, Борех, — Сорка схватила его за голову, пригнула к себе и вгляделась в испуганные глаза, — ты проклинал меня ночью?
— Что ты говоришь? Разве я могу тебя проклинать?
— Ну, не знаю… — произнесла Сорка. — Я на твоем месте, я бы… я бы… Знаешь, ты лучше, чем я! Я чувствую, что начинаю тебя уважать.
— А любить?
Сорка не ответила, обняла Бореха, поцеловала, отпрянула, будто боясь снова обидеть его, и закрыла ему рот рукой.
Пока Борех целовал ее руку, она играла второй рукой с его пейсами и как бы невзначай заметила:
— Мама не должна ни о чем знать…
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю, мама не должна знать о том, что произошло между нами.
— Никто не собирается ей рассказывать!
— Если спросит тебя, молчи!
Из-за двери уже доносились голоса, гости вышли из амбаров, поднялись с топчанов и пришли поприветствовать жениха и невесту. Под окном музыканты заиграли «добрыдень».
Сорка оглянулась с ощущением, что стены, крыша, потолок вдруг стали прозрачными и тысячи глаз уставились на нее со всех сторон. Она натянула на голову простыню и спряталась.
Дверь открылась, и мама Бореха, тетя Гитл, громко поприветствовала: «Доброе утро!» Она расцеловалась с Соркой и уселась на кровать, вроде как рассматривая вышитые узоры на Соркиной ночной сорочке. Она говорила мягко, как мать, и помогла Сорке одеться.
Сорка заметила, как тетя Гитл что-то ищет в кровати, и помрачнела. Увидев, что тетя открывает и закрывает рот, будто желая что-то спросить, Сорка рассердилась и вышла из комнаты.
Тетя Гитл бросила Соркину сорочку, пожала плечами и подошла к сыну, который все это время стоял у окна и барабанил пальцами по стеклу.
— Что такое, Борех?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, ты знаешь… Ты знаешь, лучше меня… Это грех. Где это слыхано? Даже у гоев, не рядом будь помянуты… Я, не дай Бог, не подозреваю Сорку, своя кровь, я уверена, что она честный ребенок… Между вами что-то произошло? Вы поссорились? Ты должен рассказать маме! Что молчишь? Что-то должно было произойти, иначе… Смотрите, как он стоит, будто воды в рот набрал! С тобой разговаривают!
Вошла Сорка, стала причесываться и по их бледным лицам и по тетиному быстрому уходу поняла, что между матерью и сыном что-то произошло.
— Мама что-то тебе сказала? — Сорка подошла так близко, что Борех почувствовал, как ее волосы скользят по его щекам.
— Она сказала… — Борех покраснел, не зная, как закончить фразу.
— Что она сказала?
— Она сказала, что это грех.
— Что за грех? — улыбнулась Сорка.
— Думаешь, мама неправа? — Борех вдруг посерьезнел.
— Я же тебе сказала, у тебя безумная жена, — засмеялась Сорка. — И скажи тете, что, если она будет слишком вмешиваться, она только все испортит. Я хочу, чтобы ты ей об этом сказал!
— Она же мама! — обиделся Борех.
— Так и оставайся с мамой!
Борех растерялся, словно был виноват, готовый на любые жертвы, лишь бы не поссориться с Соркой. Он стал целовать ей руки:
— Сорка, не сердись. Не обижайся на каждую мелочь.
— Разве ты не понимаешь, что тетя меня сейчас обидела, и неприятно обидела? Ты видел, с каким лицом она вышла? Что она тут высматривала? Чистую ли жену получил Борех?
— Это же еврейский обычай, — попробовал оправдаться Борех.
— Обычай! А я не хочу, чтобы за мной следили! Иди уже и скажи тете, что она меня обидела. Пусть не ходит с таким лицом и не думает, что это ее обидели и одурачили, выдав за ее единственного сына неизвестно кого!
Борех вышел из спальни, как послушный ребенок. Сорка переоделась, сняла украшения, надела длинное платье в пол. Казалось, она собирается в дорогу. Довольная, что всем досадила, Сорка хотела, чтобы с ней считались, и была уверена, что Борех будет молчать. Пусть знают, что не все в их власти. У нее тоже есть свое мнение по поводу себя самой. С необычной прической, сделавшей ее старше, и лицом, словно изменившимся за одну ночь, Сорка вышла к гостям.
