Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая
Покорность Розы пугала их больше, чем ее сопротивление.
— Надо ее прикончить! — воскликнула Эльмина. Сняв с себя широкую шелковую ленту, служившую поясом, она протянула ее графу.
Роза снова попыталась приподняться.
— О, не делайте мне больно, прошу вас! — прошептала она. — Дайте мне еще яду, может быть, я умру.
Де Мериа оттолкнул руку сообщницы. Та прошипела:
— Со дня на день могут произвести обыск! Вы хотите угодить на каторгу? Девочку привезли сюда вы. Имейте в виду, я так и заявлю. Надо ее прикончить!
Ребенок смотрел на них. Наконец Гектор решился. Он обвил детскую шейку лентой и дернул за оба конца с такой силой, что она порвалась. Роза, пораженная ужасом, продолжала смотреть на них. Ее глаза почти выкатились из орбит.
— О, чтоб вас!.. — воскликнула Эльмина. — Придется мне взяться самой!
И, как фурия набросившись на несчастную малютку, она вцепилась в ее горло судорожно сведенными пальцами. Пристальный взгляд Розы усугубил ее ярость, и она укусила девочку в лицо.
— Умри, — шептала она, — умри же!
Де Мериа в испуге попятился.
Когда тело ребенка перестало дергаться, г-жа Сен-Стефан, чтобы не видеть широко раскрытых глаз Розы, накинула на нее простыню. На полотне тотчас же выступила кровь.
— Дело за вами. Нужно, чтобы труп исчез.
— Да разве я смогу унести его среди бела дня?
— И все-таки это надо сделать немедленно.
Мертвая девочка была еще опаснее, чем живая. Они продолжали ее бояться…
Эльмина повела графа в глубь сада и велела вырыть яму под деревьями. Белые от инея, они походили на вишни в цвету. На дно ямы насыпали негашеной извести (уроки майских дней не прошли даром). Но чтобы перенести сюда труп, нужно было дождаться ночи. Эльмина положила в карман ключ от комнаты, где лежала Роза, и, оставив Гектора в приемной, пошла узнать, что делается в классе.
Новая учительница, Бланш Марсель (на этот раз та самая Марсель, которую они ждали), приехала утром. Это был настоящий Роден[20] в юбке, с той разницей, что она заботилась исключительно о своих интересах, а не об интересах общества Иисуса. Этой особе не было никакого дела до того, что она могла обнаружить или заподозрить, лишь бы за ее молчание платили в соответствии с важностью ее открытий. Жадность ее не знала границ.
Госпожа Сен-Стефан застала в классе Софи Бродар. Она сидела в уголке, положив голову на руки. Увидев Эльмину, девочка побледнела.
— Не хочешь ли чего-нибудь, дитя мое? — спросила начальница.
— Нет, сударыня.
Софи не решалась сказать, что ей хочется вернуться к тетушке Николь. Эльмина продолжала, обращаясь к учительнице:
— У этой девочки иногда бывают галлюцинации; ее рассудку грозит опасность. — Затем она добавила шепотом: — Постарайтесь в ее же интересах расспросить поделикатнее, что ей мерещится; я смогу тогда лучше судить, в каком состоянии ее мозг.
Бланш Марсель была довольно проницательна; она сразу увидела, что Софи не похожа на страдающую галлюцинациями, и решила воспользоваться случаем, чтобы иметь в руках козырь против начальницы.
— Можете положиться на меня, сударыня, — заявила она, поджимая губы, и без того столь узкие и тонкие, что ее рот под острым длинным носом казался щелкой. Ее глаза, круглые, как у птицы, но лишенные привлекательной мягкости птичьих глаз, были поставлены очень близко друг к другу; жидкие волосы неопределенного цвета, похожие на перья, обрамляли ее лицо. Этот ястреб в образе девушки всегда был готов наброситься на жертву.
Сказав несколько слов девочкам, уже не таким сонным, как обычно, Эльмина вернулась в приемную, где ее ждал Гектор. Однако они недолго оставались вдвоем: им помешал посетитель, крайне для них нежелательный: это был врач из больницы св. Анны. Сообщники в ужасе переглянулись.
— Мое посещение, вероятно, удивляет вас, сударыня, — сказал доктор, — но, принимая во внимание интерес, с каким вы относились к Кларе Марсель, я надеюсь, что вы мне поможете.
Эльмина вытерла платком холодный пот со лба.
— В чем дело? — промямлила она.
— Прежде всего надо ее разыскать. Тут что-то нечисто, позвольте вам сказать прямо. Вспоминая слова, вырывавшиеся у нее в бреду, я все более и более прихожу к выводу, что она стала жертвой какого-то злодейского покушения. Вместо того чтобы скрывать от ее дяди, нужно все ему рассказать. Он ее воспитал, знает ее привычки, наклонности, характер, и его указания могли бы облегчить нам поиски. Это дело весьма меня заинтересовало. Давайте известим дядю и отыщем племянницу!
Эльмина уже чувствовала себя раздавленной под тяжестью улик. Психиатр и не думал в чем-нибудь ее подозревать; но, глядя на ее маленькую головку, в которой было что-то змеиное, на ее глаза, полные ужаса и смятения, он вторично спросил себя: «Неужели я сам одержим навязчивой идеей?» Тем не менее он продолжал:
— Я хочу предложить вам свои услуги и сделать все от меня зависящее для розысков Клары Марсель. Разрешите задать несколько вопросов; ваши ответы, может быть, укажут нам путь.
Госпожа Сен-Стефан пыталась хоть что-нибудь вымолвить, но у нее перехватило дыхание. Тут доктор увидел графа, которого раньше не заметил. Они поклонились друг другу.
Удивительное дело! Если у начальницы приюта было лицо вакханки, то этот господин напоминал сатира. Почему факты противоречили теориям старого психиатра? Имел ли он дело с исключением, или наука ошиблась?
Доктор день и ночь думал о Кларе, затерянной где-то в Париже, подвергающейся множеству опасностей, терзаемой страхом, который был вызван, как он полагал, не беспорядочным чтением, а чем-то другим.
— Какое впечатление произвела на вас эта девушка по приезде сюда? Она вам показалась спокойной или же расстроенной чем-нибудь?
— Она была, по-видимому, спокойна, — ответила Эльмина. Но, видя, что запутывается, быстро добавила: — Однако вскоре я обнаружила, что это натура экзальтированная.
— Не показалось ли вам, что она страшится каких-то воспоминаний?
— Нет.
— Значит, ее что-то напугало, когда она очутилась здесь. Она из захолустья и, вероятно, боязлива.
— Сударь, — прервала г-жа Сен-Стефан, — в моем приюте не происходит ничего такого, что могло бы ее напугать.
— Я это знаю, сударыня, но учтите, ведь дело идет о девушке, провинциалке…
Волнение Эльмины не ускользнуло от психиатра; он заметил, что расспросы ее раздражают. Это было довольно странно со стороны особы, принимающей в Кларе такое участие. Старик удивлялся все больше и больше.
— Простите мою назойливость, сударыня, но в интересах Клары Марсель мне бы хотелось побеседовать с врачом, услугами которого пользуется ваш приют. Мой коллега, без сомнения, подметил что-нибудь.
— Ничего, сударь, решительно ничего!
— Могу ли я его видеть? Как его фамилия?
Вопросы эти для Эльмины были тем более неприятны, что в действительности никакого врача, обслуживающего приют, не существовало.
— Я пришлю его к вам, — сказала она.
— Лучше я сам к нему заеду; только дайте мне его адрес.
Эта настойчивость бросала сообщников в дрожь.
— К сожалению, сударь, наш врач уехал на несколько дней, — сказала начальница приюта. — Как только он вернется, я поспешу направить его к вам, чтобы помочь найти нашу дорогую Клару.
Настаивать далее было бы неучтиво; психиатр простился с г-жой Сен-Стефан и с безмолвным свидетелем их разговора. Почтенная дама больше чем когда-либо приводила старого доктора в недоумение.
Он был дьявольски упрям; образ бедняжки Клары неотступно стоял перед ним. Прямо от Эльмины он отправился к Девис-Роту. Тот заявил, что не имеет никакого отношения ни к приюту, ни к розыскам пропавшей, хотя участь последней ему не безразлична, так как он знаком с ее дядей. В конце концов его преподобие заявил, что умывает руки, ибо ответственность за приют, по его словам, лежала на основателе заведения, графе де Мериа, и на начальнице, г-же Сен-Стефан.
Доктор не сдался: он поехал к графу, не подозревая, что это тот самый господин, которого он встретил в приюте (Эльмина тогда настолько растерялась, что даже не представила их друг другу). Но графа не оказалось дома. Тогда старику пришла в голову другая мысль, и он решил привести ее на следующий же день в исполнение, а именно — разыскать капеллана приюта. Но, как нам известно, этот капеллан, подобно приютскому врачу, был лицом вымышленным.
После отъезда психиатра Эльмина вытерла лоб, на котором выступили капли пота, и некоторое время собиралась с мыслями. Де Мериа не шевелился, словно его разбил паралич.
Эльмина первая оправилась от волнения. Уже стемнело; она зажгла потайной фонарь.
— Идемте же! — шепнула она.
Одни поднялись в комнату, где лежала Роза. Ее тело было еще теплым и не утратило гибкости: ведь жизнь не так скоро покидает юные существа. Эльмина подняла девочку и передала ее Гектору.
