Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка
Глава 4. Гнев Божий
Монастырская школа Валь-Жальбер, 20 октября 1918 года
Как обычно, сестра Аполлония встала перед рассветом, чтобы помолиться. Перебирая четки, она прочла «Ave Maria». Пожилая монахиня была встревожена и взволнована до глубины души, и верой, которую за долгие годы ничто не смогло поколебать, были проникнуты ее мольбы. На последних словах «Отче наш» она разрыдалась.
— Всевышний, защити нас! Пощади детей! Смилуйся, Господи! — умоляла она.
Эпидемия набирала обороты. Население Квебека не устояло перед болезнью, которую одни называли испанским гриппом, а другие — инфлюэнцей. Пресса сообщала о миллионах умерших по всему миру. Пожилая монахиня с ужасом представляла себе, как страшный недуг сжимает свои тиски вокруг Валь-Жальбера. В Робервале уже умерло несколько человек, в том числе секретарь королевского суда Ашиль Трамбле[13]. Вчера слегла Жанна, одна из учениц сестры Аполлонии.
— Может, это и не грипп, — сказала монахиня вслух, пытаясь взять себя в руки. — Жанне всегда плохо во время месячных…
Сквозь окно лился сероватый свет. Вдалеке залаяла собака. Петухи звонким криком встречали солнце. Настоятельница вытерла слезы и вышла из спальни. В коридоре витал аромат горячего кофе.
«Сестра Викторианна уже встала», — подумала она.
Нависшая над поселком угроза заставила мать-настоятельницу по-иному взглянуть на их повседневную жизнь.
«Здесь мы живем в мире, порядке и труде. Учим детей, а значит, приносим обществу пользу. Редко доводилось мне видеть такое спокойное место, как Валь-Жальбер. Местные семьи живут в достатке, богатств природы хватает на всех. Я не понимала, как прекрасна наша жизнь…»
Сестра Аполлония регулярно читала газеты. Эпидемия испанского гриппа затронула множество стран. Один местный репортер написал об этом так: «Теперь это очевидно — гнев Божий обрушился на мир»[14].
«За что Господь нас наказывает? — спросила она себя, входя в кухню. — Быть может, за эту ужасную войну?»
Сестра-хозяйка, кутаясь в шаль, сидела у печи.
— Сестра Викторианна, вы нездоровы? — моментально обеспокоилась настоятельница. — Не болит ли голова? Нет ли озноба, температуры? Ломоты во всем теле? Таковы симптомы этого ужасного гриппа!
— Не волнуйтесь, матушка. Я просто замерзла — систему отопления еще не включили. Пейте скорее кофе! Он как раз такой, как вы любите — не слишком горячий, но и не теплый. Еще я порезала немного вчерашнего хлеба.
— Спасибо, но мне совсем не хочется есть, — сказала сестра Аполлония. — Вчера вечером месье кюре сказал, что, если в поселке выявят случаи заражения, на дверях домов больных повесят таблички. Еще он полагает, что школу придется закрыть. Лучше, чтобы дети Посидели дома — так у них будет меньше шансов заразиться.
При слове «заразиться» сестра-хозяйка вздрогнула и перекрестилась.
В кухню вошла сестра Мария Магдалина с Мари-Эрмин на руках.
— Наша мадемуазель требует завтрак. По утрам у нее хороший аппетит. Доброе утро, сестры!
Монахини всегда с удовольствием наблюдали, как малышка пьет молоко. Однако сегодня утром все было по-другому. Сестра Аполлония с беспокойством посмотрела на девочку и вздохнула:
— Если сегодня Жанна не придет на урок, будет лучше, чтобы Мари-Эрмин не общалась с нашими учениками.
— Чего вы боитесь, матушка? — спросила встревоженная сестра Мария Магдалина.
— Наша бедняжка Жанна могла заразиться, — ответила настоятельница. — Эпидемия может прийти и в наш поселок. Мы должны быть бдительны. Погодите… Вы слышите?
На церковной колокольне кто-то бил в набат. Монахини обменялись испуганными взглядами.
* * *Элизабет Маруа дала младенцу грудь, затем подняла голову и прислушалась к зловещим раскатам колокола.
— Жозеф! — позвала она. — Жозеф!
Ее супруг как раз складывал под навесом куски дерева, которые он принес с фабрики, — рабочим разрешалось забирать все, что не шло в дело. Он вошел в кухню через дверь, ведущую во внутренний дворик. За ним хвостиком вился Симон. Мальчику было почти пять лет, и он по мере сил помогал отцу. Симон был мальчуган крепкий и очень рослый для своего возраста.
— Это набат, Жозеф! — крикнула молодая женщина.
— Слышу, я же не глухой! — проворчал в ответ муж. — Я уже две недели жду, когда это случится. Пришла наша очередь. В окрестностях уже человек десять умерло. И это, увы, только начало!
— Господи, вот несчастье! — пробормотала Элизабет. — А наши дети? Я с ума сойду, если кто-нибудь из них заболеет!
— Любой может заболеть! — отрезал муж. — Кроме разве что тех, кто живет в большом городе и имеет достаточно денег, чтобы пойти в больницу или заплатить хорошему доктору. На наших парней, которые вчера вернулись из леса, было жалко смотреть!
Смена Жозефа начиналась в одиннадцать вечера. Он предпочитал работать ночью, чтобы как можно больше времени проводить дома, с семьей. Он подошел к креслу, в котором, держа сына на руках, сидела жена. Малыш задремал, но соска из губ не выпустил.
— Он уже не сосет, Бетти. Прикрой грудь! Что, если кто-нибудь войдет? Да и Симону это не стоит видеть.
Элизабет застегнула пуговицы на блузке и склонилась над маленьким Арманом, блаженно улыбавшимся во сне.
— Пойду узнаю новости, — объявил Жозеф. — Кто-то умер, и я хочу знать, кто именно. А тебе, Бетти, я советую не принимать гостей и не выходить из дома. Как во времена карантина, помнишь?
— Да, Жозеф, я помню.
Супруг ушел. Молодая женщина тихонько баюкала малыша. Симон играл со своей лошадкой, у которой уже недоставало задней ноги — сил у мальчика было хоть отбавляй.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Симон? — спросила молодая мать у сына. — Тебе не жарко, мой милый?
— Нет, мам. Я хочу, чтобы пришла Эрмин.
Мальчик искренне любил маленькую подопечную монахинь, хотя между ними случались и ссоры. Он привык играть с ней и теперь очень скучал.
— Я не могу брать ее к нам сейчас, когда у меня малыш.
— Тогда я пойду во двор, — сказал сын.
— Оставайся тут, сейчас отец вернется. Играй с лошадкой!
Колокол умолк. Элизабет поднялась в спальню и уложила Армана в колыбель. Вниз она спустилась на цыпочках. Симон возил лошадку туда-сюда по полу. Молодой женщине показалось, что с улицы доносятся взволнованные голоса и стук лошадиных копыт. Приближалась повозка. Жозеф ворвался в комнату, сжимая в руках шапку. Лицо его перекосилось от ужаса.
— Жанна Тибо умерла на рассвете! — пробормотал он, падая на стул. — Ей всего тринадцать! Бедняга Марсель бросился мне на шею! Он плакал как ребенок. Я успел услышать, что у его дочки была сильная лихорадка прошлой ночью и этой тоже. Кто бы мог подумать, что она такая слабенькая! Хотя нет, она же тщедушная, как отец… Она выросла у меня на глазах, бедная Жанна! Я видел, как она учится ходить у церковного крыльца…
Жозеф встал и налил себе стакан карибу — местного алкогольного напитка, состоящего из смеси шерри с низкокачественной водкой. Это был его обычный способ взбодриться в сильные холода или в случае, когда на душе скребли кошки. И все-таки к помощи спиртного Жозеф прибегал редко, особенно в будние дни. Кюре настоятельно просил паству воздерживаться от употребления спиртного.
— И я оттолкнул Марселя, одного из лучших моих друзей, потому что он подошел ко мне слишком близко. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы я принес в дом эту заразу!
Элизабет слушала его, открыв рот и широко распахнув глаза. Она все никак не могла поверить, что Жанна Тибо умерла.
— Так быстро! — со слезами на глазах проговорила она. — В воскресенье она по поручению матери принесла мне бутылку кленового сиропа. У меня сироп уже закончился… Господи, Жанна была такой молодой, такой милой!
— Будь проклята эта зараза, этот испанский грипп! — отозвался Жозеф. — Мэр повесит на их дом табличку. Кюре уже там. Жанну похоронят как можно быстрее, чтобы не заразились остальные члены семьи.
Кто-то постучал в дверь. Элизабет побежала открывать. На пороге она увидела сестру Марию Магдалину, чьи руки были соединены молитвенным жестом на уровне нашитого на черном платье креста. Между молодой монахиней и нянечкой Мари-Эрмин установились дружеские отношения. Сестра Мария Магдалина сделала попытку войти, когда из глубины дома донесся сердитый голос Жозефа:
— Откуда вы идете, сестра?
— Из церкви. Там я узнала о смерти Жанны. Мать-настоятельница послала меня узнать новости, — ответила монахиня. — Это ужасно, правда? Ваши малыши здоровы?
Элизабет отступила в дом, приглашая монахиню войти.
— Нам очень жаль бедную Жанну, — грустно сказала она, — но нужно выполнять предписания врачей, о которых мы читали в газетах. Лучше держаться подальше от больных.
