Наталья Павлищева - Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!»
Сама Дева была в начищенных доспехах и свежа, точно спала не несколько часов, а всю ночь. Она объезжала наспех выстроенные ряды на коне со знаменем в руке. Солдаты хмуро провожали глазами девушку, ворча и позевывая. Что за дурацкая блажь?
Но вот раздался ее голосок, вроде и негромкий, но точно серебряный, и сонная орава вмиг примолкла.
– С сегодняшнего дня подъем с рассветом будет обязательным. Пьянки категорически запрещаются. Все гулящие женщины должны покинуть лагерь немедленно. – Не успели ошарашенные солдаты сообразить, как она продолжила: – Все, кто встает под мое знамя, должны исповедаться и причаститься. Мессы будут служиться ежедневно по два раза, присутствовать нужно всем.
Она не кричала, не ругалась, не требовала, она словно просила, но как?! Так, что ни у кого не возникало даже поползновения не подчиниться! Никто не спросил, не возразил, все только смущенно кряхтели.
Жиль, вместе с остальными выскочивший из своей палатки, быстро понял, что Дева просто пытается навести порядок, о котором говорилось вчера, и решил пока не мешать. Сначала он, построив своих людей и встав перед ними, скептически наблюдал. С оравой непротрезвевших, грубых сквернословов она собиралась справиться добрым словом! Нет, эта девчонка неисправима!
Но когда зазвучал голосок Жанны, сам барон, как и остальные, почему-то понял, что подчинится! Сотни грубиянов, по сравнению с которыми даже несдержанный Ла Гир казался образцом вежливости, стыдливо приумолкли, точно набедокурившие мальчишки. Возразил только сам Ла Гир, все также смущенно скребя растрепанный ото сна затылок, он поинтересовался:
– Так… чего мы там не видели?..
– Где, капитан, на мессе? А вы давно ее слушали? А исповедовались?
Жиль с ужасом ожидал хохота, но не дождался. Ла Гир так же смущенно протянул:
– Давненько…
Дева согласно кивнула:
– Я понимаю, что на войне трудно наладить жизнь. Но теперь все будет по-другому. Чтобы разбить годонов, мы должны сначала очиститься душой сами, иначе помощи Господа нам не ждать.
Вот что она такое особенное сказала?! Они сами не понимали, что, богохульствуя и сквернословя, не стоит надеяться на Божью помощь? Или что человеку, очистившему душу покаянием, жить легче? Кто же этого не знал? Только делать никто не делал. А тут появилась Дева, нежным, почти детским голоском сказавшая: «Теперь мы будем жить иначе, лучше и чище, и Господь нам поможет», – и вся эта орава полубандитов поверила!
Кажется, не один Жиль почувствовал, как горло перехватил спазм. Оглянувшись, он увидел, что большинство стоит с такими же, как у него, потрясенными лицами. Прикажи Дева сейчас строем двинуться на Орлеан с голыми руками, ей-богу, пошли бы! Но не приказала, просто повторила, что нужно ежедневно слушать по две мессы, всем исповедаться и вести себя пристойно, потому как скоро предстоят важные дела.
Позже потрясенный Ла Гир, крутя головой, признавался:
– Точно ангела перед собой увидел! Вот ей-богу! Никогда не думал, что увижу, но увидел!
А тогда, не успели разойтись, как увидели еще одну занятную картину.
Это солдаты внимали голосу Девы с восхищением, продажных женщин ее слова не проняли. Покинуть лагерь?! Ишь какая, как бы не так! Куда им деться, не овец же пасти! Женщины стояли, подбоченясь и насмехаясь. У барона руки чесались вышвырнуть красоток вон, но он не мог выйти из строя и вынужден был наблюдать.
Дева подъехала к шлюхам и вежливо объяснила, что им в лагере не место, лучше бы уйти, не то хуже будет. В ответ раздался визгливый хохот. Весь строй выжидающе затих. Барон с ужасом подумал, что сейчас все достигнутое будет вмиг потеряно, если Жанна не сумеет справиться с женщинами, то и подчинения мужчин ей тоже не видать, все вернется на круги своя… Одна из шлюх попыталась ухватиться на уздечку лошади, на которой сидела Дева, и потянуть на себя. И тут произошло то, чего уж барон-то не ожидал. Дева выхватила меч и с силой плашмя шлепнула им по толстому заду красотки. Та взвизгнула, отпустив уздечку, тогда Дева еще раз также плашмя огрела ее по спине. Не выдержав, меч… обломился! Но и полученного вполне хватило, чтобы женщина, заорав благим матом, бросилась прочь. За ней, подхватив юбки и визжа, припустили остальные. Им вслед несся дружный мужской хохот!
Не выдержав, Жанна тоже рассмеялась, уж больно уморительной была картина улепетывающих со всех ног шлюх и ее поломанный меч.
– Хорошо бы, чтоб наши мечи пришлось применять только так – лупя по спинам удирающих! – Дева подняла обломок, вызвав рев восторга у наблюдавших. Строй мгновенно был сломан, ее окружили сотни воодушевленных мужиков, готовых то ли целовать стремена, то ли нести на руках вместе с конем невесть куда.
В тот день священники устали выслушивать многочисленные исповеди и прощать грехи вчерашним богохульникам. Все обещали больше не пить, не знаться со шлюхами, не ругаться и… посещать мессы ежедневно.
Потрясенные не меньше своих солдат капитаны собрались втайне от Девы на совет. Это не был военный совет, хотелось просто обсудить увиденное. Девчонка в один миг сумела привести в божеский вид ораву бандитов! Повинуясь ее тонкому голоску, головорезы, на счету которых немало тяжелых боев, как овечки пошли на мессу и на исповеди! Что это, если не чудо?! Всех охватывал не просто восторг, многие признавались, что стискивало в груди от спазма. Ла Гир мотал головой:
– Не могу, ей-богу, не могу!
А чего не может, не объяснял. Когда первая волна восторга слегка схлынула, Жиль де Ре поднял мучивший его вопрос:
– В лагере все хорошо, а вот как будет в бою?
– Барон, вы думаете, она струсит?
Конечно, ожидать от молоденькой девчонки, даже если это Дева, что не крикнет «ой, мамочка!» и не бросится бежать, тяжело, но всем верилось, что и в бою Дева окажется на высоте. Барон помотал головой:
– Не струсит, я ее знаю, упрямая и твердая. Вот этого и боюсь.
– Чего?
– Что полезет вперед под стрелы и снаряды! И что убьют в первом же бою!
Мгновенно стало тихо, даже слышно потрескивание светильников. Кажется, в этот миг умудренные военным опытом капитаны осознали, что годоны не французы, им увещевания Девы не нужны. Что будет, если она действительно пострадает?!
Первым опомнился Ла Гир, привычно чертыхнувшись, он тут же перекрестился и объявил:
– Ее нельзя допускать на поле боя!
– И как вы это собираетесь делать? Неужели думаете, что Деву можно заставить сидеть в палатке, пока вы будете биться?
– Нет, конечно. – Рука Этьена полезла в затылок. Остальные тоже задумались. Теперь выход предложил Дюнуа, прибывший из осажденного Орлеана в предыдущий день:
– Хоть это и грех, но придется обмануть.
– Кого?
– Деву, а заодно и годонов.
– Как это?
Капитан сделал знак, и головы боевых капитанов склонились над столом, где он принялся что-то рисовать прямо на деревянной поверхности стола. Немного погодя Ла Гир помотал головой:
– Нечестно это, но другого выхода нет. Пусть и правда сидит в Орлеане, пока мы его освобождать будем. Зато солдаты будут знать, что Дева там, значит, надо стараться.
Все согласились, что именем Девы поднять солдат на штурм укреплений годонов будет нетрудно.
Перед тем как всем разойтись, Ла Гир строго предупредил:
– Только молчок! Чтоб ни-ни!
При этом он особо выразительно смотрел на Жиля де Ре. Барон и сам понял, что, чтобы не лгать Деве, придется держаться от нее подальше. Сказать неправду, глядя в эти черные глаза, он никак не мог.
Капитаны были горды своим решением и своей договоренностью, теперь самым главным казалось спасти Деву, и как ни пытался барон де Ре объяснить, что сама Жанна такого не приемлет, не получилось.
Закончились последние приготовления, собранная в Блуа армия была очень внушительной и горела желанием скорее расправиться с годонами и освободить Орлеан. Пришло время выступать.
Впереди войска с хоругвями и пением шли священники, распевая гимны. За ними ехала Жанна в полном рыцарском облачении, потом тянулись солдаты и огромный обоз. Жители Блуа махали руками вслед необычному полководцу и ее армии, женщины и мужчины качали головами: ну и военачальник, совсем девчонка…
– Слышь, Пьер, куда капитаны смотрят, девчонка в доспехах долго не выдержит, в них и полдня проходить тяжело… – покачал головой старый воин, указывая на Деву своему, такому же согнутому немалыми летами приятелю.
Тот кивнул:
– Замается бедная…
Боевые друзья еще долго обсуждали, что только такая глупышка могла напялить на себя полный доспех в походном строю. Остальные капитаны ехали налегке, для железяк есть оруженосцы, и коня ни к чему мучить… А уж про то, что жарко будет, и говорить нечего…
Бывалые воины оказались правы, только Жанна ехала в боевом облачении, держа развевающееся на ветру знамя. Но делала это девушка не ради того, чтобы выделиться. Такие же опытные рыцари посоветовали несколько дней не снимать доспехи, чтобы привыкнуть к их тяжести на плечах, понять, где еще нужно подогнуть или подточить. Вот и маялась бедная девушка на жаре в тяжелых латах, только шлем сняла, хотя и к ограниченному забралом обзору тоже нужно было привыкать.
