Эдвард Резерфорд - Париж
Час спустя, насладившись закусками и шампанским в обществе прелестнейшей девушки и приметив в просторной гостиной нескольких очень высокопоставленных военных, Шмид немного успокоился. Да, это особый клуб. Здесь он окунулся в такой благоухающий комфорт, в такую пышную роскошь, которых нигде раньше не встречал. Этап посвящения был болезненным для его самолюбия, но того, кто сумеет подняться высоко, ждет вознаграждение. Шмид всегда был честолюбив, но только сейчас он впервые попробовал на вкус плоды успеха. И он знал, чего желает. Желает страстно.
На лестничной площадке случилось небольшое происшествие. Собеседница Шмида вела его по коридору вглубь здания. Проходя мимо двери, он спросил, что за ней находится, – как уже делал раньше.
– Там Вавилонская комната.
– Я бы хотел взглянуть.
– К сожалению, дверь заперта.
Он бы не придал этим словам ни малейшего значения, если бы не заметил, как по лестнице спускается мадам Луиза в сопровождении офицера. Шмид узнал его – это был полковник Вальтер.
Возможно, сама судьба послала ему шанс указать этой женщине ее место, подумал Шмид. Вежливо поздоровавшись с полковником, он обратился к мадам Луизе:
– Меня очень интересует ваша Вавилонская комната. Как я понял, она сейчас закрыта, но возможно, вы позволите мне взглянуть на нее одним глазком.
– А, эта комната – настоящий шедевр, – заметил полковник Вальтер с улыбкой.
Но Шмид кое-что заметил. Не страх ли промелькнул в лице женщины? Выражение ее лица изменилось лишь на миг, но он мог поклясться, что не ошибся. На самом деле Шмид много знал о человеческом страхе. Луиза обернулась к полковнику Вальтеру.
– Благодарю вас за комплимент, господин полковник, – сказала она, – но сейчас я меняю там оформление.
– Неужели? – вставил Шмид. – Не скажете, как именно? И было бы занимательно увидеть процесс преображения.
И опять хозяйка борделя повернулась к полковнику:
– Вы же не позволите испортить мой сюрприз?
Полковник Вальтер шагнул вперед и взял Шмида под руку.
– Дорогой юноша, – сказал он дружелюбно, но с ноткой нравоучения, – великого художника не следует прерывать посреди его труда. – Затем он вернулся к мадам Луизе. – Мы будем с нетерпением ждать, когда будет готово ваше очередное непревзойденное творение.
Шмиду пришлось продолжить путь по коридору, и вскоре его поглотили совершенно иные мысли и чувства.
Луиза в это время думала, что же ей теперь делать с той комнатой.
А там, не догадываясь о происходящем, спала маленькая Лайла Жакоб.
Сразу после полудня к патрульному посту на выезде из Парижа приблизилась большая машина Шарли де Синя. Охранники сразу узнали его. Не многие французы могли позволить себе такой автомобиль или частые поездки в город из родового замка – прежде всего из-за недостатка топлива.
Но этот аристократ, семья которого встала на сторону нового режима, имел все, что пожелает.
Когда он затормозил, они заметили на заднем сиденье маленькую девочку, закутанную в одеяло. Она была очень бледна.
– Внучка нашей экономки, – невозмутимо заявил Шарли и помахал перед носом охранников письмом от известного французского доктора. – Везу ее в деревню.
Молодой солдат глянул на письмо. Шарли раздобыл его тем утром.
– Конечно, свежий воздух пойдет ребенку на пользу, – вежливо сказал немец.
Шарли посмотрел ему прямо в глаза и изобразил серьезную озабоченность.
– Мы очень надеемся на это, – тихо сказал он так, чтобы девочка его не слышала.
Патрульные подняли шлагбаум и махнули Шарли, чтобы он проезжал.
Очень скоро дошла информация, что Лайлу ищет полиция, а Шмид и его сотрудники вывезли все картины из галереи Жакоба и сдали его квартиру другим людям. Было очевидно, что Жакобы в ближайшее время не вернутся.
Люди Шарли подкупили одного из надзирателей концлагеря в Дранси, и тот подтвердил, что родителей девочки держат именно там. Поскольку они были французами, их еще не перевели на восток, хотя поезда, набитые иностранными евреями, уходили в ту сторону один за другим.
Роланд де Синь был очень удивлен появлением маленькой еврейской девочки в своем замке. Однако и они с Мари поддержали версию, что она была внучкой их старой экономки из парижского дома, и никто ничего не заподозрил. Чтобы исключить любой риск, ее стали звать Люси. Ну а сама девочка прекрасно понимала, что должна делать.
– Моих родителей убили? – спросила она у Мари, и та сказала ей, что нет, пока нет.
– Давай будем молиться за них каждый вечер, только ты и я? – предложила она девочке, и Лайла кивнула.
Мари ежедневно читала с девочкой книги, а Роланд брал ее с собой на прогулки и учил ловить рыбу в ручье.
Она была милым ребенком: миниатюрная, очень красивая. Поначалу Лайла была немного скованна и пуглива, чего и следовало ожидать, но как только она поняла, что может доверять обитателям замка, то сделалась весьма жизнерадостной.
Шарли нашел велосипед, который ему подарили, когда он был в ее возрасте, вычистил его и спросил, умеет ли она кататься.
– Да, – ответила она. – Мама и папа любили вместе кататься на велосипедах по воскресеньям и ездили до самого Булонского леса. Я там еще не была, но они научили меня ездить в парке рядом с домом.
С тех пор Лайла с огромным удовольствием разъезжала по дорожкам вокруг замка.
Шло время. Шарли не сразу получил точные сведения, но в начале зимы сообщил Мари, что Жакобов больше нет в лагере Дранси. Вместе со многими другими их погрузили на поезд и увезли на восток. Мари спросила, когда это случилось и куда именно их отправили.
– В сентябре. Место назначения – Освенцим.
Трое де Синей долго обсуждали, рассказать ли об этом Лайле. Проблема была в том, что никто не хотел брать на себя эту обязанность.
– Давайте подождем, – предложила Мари. – Посмотрим, что будет дальше.
Спасение Лайлы имело один неожиданный эффект: Шарли стал беспокоиться о своем сыне.
С самого начала, когда он впервые попросил Луизу сообщать ему о немецких посетителях борделя, он понимал, что подвергает ее риску. Подобно многим подпольщикам, она взяла себе вымышленное имя.
– Скажи им, чтобы называли меня Коринной, – попросила она.
В первые месяцы материал, который Луиза собирала для него, был, при всей своей полезности, не слишком конфиденциальным. Он знал всех офицеров, которые посещали ее заведение, их обязанности, иногда и подробности их жизни. Эти сведения были отличной базой для будущих операций, и Шарли неутомимо передавал их полковнику Реми. Иногда Луиза узнавала нечто такое, что можно было использовать в Париже – для нападений на немцев или для диверсий на железнодорожных путях. Такую информацию Шарли сообщал Максу Ле Суру и его парням. В обоих случаях Шарли не считал, что по этим сведениям можно выследить источник утечки, то есть Луизу.
Но вот спрятав еврейского ребенка, Луиза перешла грань. Если об этом узнают, ее арестуют. И что тогда станет с маленьким Эсме? Сможет ли он тогда доказать свое право заботиться о нем? Возможно. Но тем самым он неизбежно навлечет на себя подозрения. Раньше или позже Луиза может снова оказаться в опасности. Несмотря на ее настойчивое желание оставить сына себе, Шарли считал, что должен попытаться переубедить ее.
– Тебе не кажется, что пора моему отцу узнать, что у него есть внук? И потом, мы сможем отправить Эсме в замок, где он будет в безопасности, – предложил он.
Но Луиза по-прежнему не желала об этом слышать.
– Я не отдам своего ребенка, – сказала она Шарли. – Никогда.
И никакие аргументы, даже самые разумные, не могли поколебать ее решимости.
Тем временем, очень постепенно, стали приходить новости, дающие надежду.
Вскоре после спасения Лайлы храбрые канадские и британские войска атаковали прибрежный город Дьепп в Северной Франции. Морской десант окончился сокрушительным поражением, но Шарли все же находил в этом событии два повода для оптимизма.
– Во-первых, – делился он с отцом, – оно доказывает, что союзники готовы сражаться за спасение Франции. И во-вторых, тот факт, что десант неожиданно наткнулся на немецкие конвои, доказывает Черчиллю и де Голлю, что для успеха им просто необходимо французское Сопротивление – не Свободные французские силы, которые базируются за пределами страны, а наши ребята, которые работают здесь, прямо на оккупированной территории.
С востока поступали вдохновляющие новости: русские неделю за неделей сдерживают немцев под Сталинградом. Потом в ноябре стало известно, что в Северной Африке Монтгомери нанес поражение германо-итальянской группе армий «Африка» у Эль-Аламейна, а потом гнал их обратно до самого Туниса. На Тихом океане еще в июне американцы одержали решительную победу над японским флотом у атолла Мидуэй. И следовательно, к концу 1942 года на всех основных направлениях появились признаки того, что в ходе войны наконец наступил перелом.
