Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы
– Барыня не пить? – озабоченно спросил станционный смотритель.
Она вздрогнула, огляделась. Оказывается, все буряты собрались вокруг нее и дружелюбно смотрят на гостью. Не желая их обидеть, Софи взяла чашку и опустошила ее, обжигаясь и остерегаясь выдать свое отвращение гримасой, потому что ее все-таки подташнивало.
Ей постелили поближе к огню. Она легла. Усталость была так велика, что веки ее сомкнулись, но она тут же открыла глаза и увидела сказочных гномов в слишком широкой для них кожаной одежде, сидящих на корточках. Буряты курили трубку. Женщины наравне с мужчинами. Все молчали. Тишина, неподвижность, пляшущие огоньки постепенно становились частицами сладкой грезы. И Софи уснула, чувствуя себя в этой бурятской юрте в куда большей безопасности, чем в своей санкт-петербургской квартире…
* * *Застава Верхнеудинска охранялась военными так же строго, как и границы всех других значимых населенных пунктов. Никита издали увидел высокие перья на киверах и вовремя успел сделать большой крюк, чтобы не попасть в ловушку, огибая город. Он собирался как можно дольше ехать верхом по проселочным дорогам и лесным тропинкам, пока обстоятельства не вынудят его двигаться по тракту, что, конечно, на самом деле гораздо удобнее. К сожалению, лошадь, которую он получил в Кабанске от Валуева, оказалась не такой выносливой, как две ее предшественницы. Низкорослая кобылка – очень красивая, серая в яблоках – вела себя как бог на душу положит, не слушаясь и не считаясь ни с чем. Он потерял много времени, пытаясь укротить это слишком нервное, слишком хрупкое животное, которое чуть что принималось дрожать и шумно дышать, шлепая ноздрями, а на губах у нее появлялась пена. А поскольку дорога шла в гору, она все время останавливалась, и Никите приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы лошадь сделала еще хотя бы шаг вперед.
К полудню они добрались до соснового перелеска на вершине холма, откуда была хорошо видна широкая пыльная дорога, по которой ездили курьеры с почтой. Никита спешился и расседлал кобылку, бока у нее были влажными от пота. Он нарвал травы, обтер животное, выгулял его по поляне, чтобы успокоилось, только тогда можно будет вести его к ручью. Чтобы как следует отдохнуть, думал Никита, двух-трех часов лошади хватит, а там и двинемся дальше… У самого него было ощущение, что все кости ему переломали, что все мышцы онемели, а голова так и вообще отлита из свинца. Даже не слишком торопясь, он все равно себя загнал и теперь подыхает от усталости. Впрочем, это неважно, важно, что в главном все происходит как нельзя лучше, жаль только, что он не знал, как легко проехать через всю Сибирь контрабандой, а то бы последовал за Софи просто в тот же день!
Он достал из дорожного мешка кусок вяленого мяса – другой пищи буряты не признают, а Никита покупал провизию у них – и, как делает это местное население, принялся ожесточенно грызть его, отрезая кусочки ножом у самых губ. Если хорошенько прожевать, солонина из баранины теряет свой мерзкий вкус – по крайней мере Никита всю дорогу силился себя в этом убедить. Насытившись, он обтер нож, сунул его в ножны, прикрепленные к поясу, привязал лошадь к дереву и лег на спину под ним. Подстилка из сосновых иголок была мягкой, пружинистой, а затылок он примостил в углубление корня, выгнутого и ставшего похожим на изголовье. Он старался не закрывать глаза и пристально смотрел на сложное переплетение ветвей, небо за которыми казалось еще более ослепительно-голубым. «Только не спать, – говорил себе Никита. – Главное, не заснуть!» И – заснул.
Пробуждение было мгновенным – его вызвало неприятное чувство, что рядом пусто. Осмотрелся – лошади нет. Отвязалась, что ли, слишком сильно потянув поводья? Никита встревожился, вскочил, размял затекшие ноги. Без лошади он пропал! Денег на покупку другой уже не хватит, а пешком до Читы не дойдешь! «Эта тварь не могла уйти далеко! Надо найти ее поскорее!» Парня душило отчаяние, он цокал языком, свистел, звал – все напрасно: отражаясь от сосновых стволов, его призывы возвращались к нему эхом. Никита побежал по леску, стволы расступались, открывая пустынную, скучную местность. Выбежав на опушку, он заглянул в ложбину на краю ее, и тут внезапно – радость: его лошадка, целая и невредимая, щипала там траву. «Слава тебе, Господи!» – Никита мысленно поблагодарил Бога и побежал вниз, спотыкаясь о камни и перепрыгивая через корни, преграждавшие ему путь. Но когда он оказался на дне ложбины, его кобылы там уже не было! За кустарниками ему послышалось ржание. Ну, что за дурацкое животное такое, куда ее понесло! Но вроде бы ржет неподалеку… Юноша, раздвигая кусты и не обращая внимания на колючки, шел напролом, но когда добрался до цели, оказалось, что он стоит… перед двумя жандармами. Те держали за поводья своих лошадей, а Никитина кобылка стояла между ними, по-прежнему жевала траву и смотрела на всех, отгоняя хвостом слепней, самым что ни на есть простодушным, невинным и каким-то даже женственным взглядом. Сердце Никиты ухнуло в пятки, колени задрожали. Один из жандармов – почти старик, с длинными усами и бородавкой на носу – казался добрым, во всяком случае, в тусклых глазах его злобы не было. У другого, кругленького и красномордого, щеки, как у стеклодува… Оба одеты в серые шинели, у каждого ружье в чехле и сабля на боку.
– Чего тебе надо? – спросил тот, что помоложе.
– Лошадь… – пробормотал Никита.
– Она твоя, что ли?
– Да…
– А чем ты это докажешь?
Никита смутился. К сожалению, лицо его не умело лгать и выражало все обуревавшие молодого человека в эту минуту чувства. Он пробормотал:
– Ничем… Я был с лошадью в лесочке… Заснул… Она отвязалась и ушла… Ну, и я пошел ее искать… Это всё…
– Что-что ты делал в лесу?
– Спал…
– Спал в лесу! Ты путешественник, что ли?
– Ну да…
– Тогда почему не едешь по большой дороге?
– Здесь, на проселочной, спокойнее, меньше встречных – у меня лошадь пугливая…
– Точно-точно, и за проселочными надзора меньше! А документы у тебя есть? Ну-ка покажи их!
В глазах у Никиты стало темным-темно. Но ему тут же пришла в голову блестящая идея, и он сказал:
– Документы у меня остались там, наверху, в моем дорожном мешке.
– Сейчас посмотрим!
В секунду оба жандарма уже были в седле.
– А я тоже могу ехать верхом? – спросил Никита.
– Ладно, давай… Только поедешь между нами.
Никита сел верхом на неоседланную лошадь, поерзал, устраиваясь поудобнее, собрался с силами и призвал себе на помощь все спокойствие, какое только бывает – словно намеревался предстать перед Богом.
– Откуда ты вообще? – спросил старший жандарм.
– Из Томска, – наобум брякнул юноша.
– А едешь куда?
– В Погроминскую…
– Зачем же?
– Да семейные дела… Там у меня дядя, он сильно заболел… и хотел… хотел меня видеть… благословить…
Говоря, он незаметно вытащил из кармана волчьи зубы, подаренные ему Голубенко, и надел веревочное кольцо на шею лошади. Кобыла тотчас же навострила уши и задрожала, все жилы ее напряглись. Никита ударил пятками в бока лошади, шлепнул ее по холке ладонью, подталкивая вперед, и она рванула сразу галопом в таком ужасе, словно ее и впрямь преследовала целая стая волков. Жандармы, поначалу остолбеневшие от удивления, бросились в погоню, крича:
– Стой! Стой!..
Никита подумал: «Если мне не удастся оторваться от них на приличное расстояние, я пропал – они меня схватят, и тогда уж лучше смерть! Вперед, моя красавица, вперед, птица моя быстрая!» Кобылка поняла его и вложила все силы, всю свою молодую прыть в бросок с такой ловкостью, что земля засмеялась у нее под копытами. Жандармы позади сопели, пытаясь догнать беглеца, но бег их лошадей был тяжелым, неровным. Опасавшийся оглянуться, поскольку это могло замедлить продвижение вперед, Никита спиной чувствовал, что беда удаляется от него с каждым новым рывком лошади. Вместо того, чтобы подняться наверх, к леску, он взял на восток и двигался теперь параллельно тракту. Еще десять минут такой скачки – и он окажется на равнине. Один. Сзади послышался хлопок – безобидный, смешной: кто-то из жандармов выстрелил в воздух. Бессильное проклятие, пустая угроза – ему надо было разрядиться, прежде чем выйти из игры… Второй выстрел, раздавшийся сразу за первым, показался ему еще бессмысленнее и глупее предыдущего…
Опьянев от счастья, Никита потрепал лохматую гриву, желая поблагодарить свою спасительницу, но в ту же минуту ощутил, что повисает в воздухе: лошади под ним не было, она куда-то исчезла, будто ее поглотила бездна! Рухнув на всем скаку, всадник и лошадь покатились по земле. Удар оказался настолько силен, что оглушил юношу. Череп раскалывался от боли, в ушах звенело, челюсть, кажется, была вывихнута. Ему хватило секунды, чтобы осознать: кобыла ранена, ей больно – ржание звучало как стон, голова задралась к небу, в вытаращенных круглых глазах был ужас, из дырочки на бедре левой задней ноги сочилась кровь… Но и самому Никите было больно: его ногу придавил вздрагивающий круп несчастной твари… Высвободиться никак не удавалось, жандармы между тем подъезжали все ближе – молодой был уже почти рядом, старик остался далеко позади. «Все пропало!» – решил Никита, героическим усилием выпростал ногу, встал и, повинуясь инстинкту, понимая, что теперь ни малейшего шанса на спасение нет, захромал прямо перед собой. Жандарм легко нагнал его и взмахнул саблей – столь же неистово, сколь и неуклюже. Никита уклонился от удара.
