Мэри Рено - Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
Глава 22
Царь Пор вскоре совсем оправился от полученной раны, и Александр устроил большое пиршество в честь недавнего противника. Этому величественному человеку было немногим за тридцать, хотя его сыновья уже сражались бок о бок с отцом, ибо инды женятся весьма рано. Я посвятил Пору танец, и он подарил мне серьги с рубинами. К радости Александра, верный слон, сплошь покрытый шрамами от прежних битв, также поправился.
Славную победу отпраздновали играми и благодарственными подношениями богам. Едва жертвенные животные были заколоты, с неба вновь обрушился дождь, быстро погасивший огни. Что и говорить, я не привык спокойно наблюдать за тем, как чистое, божественное пламя оскверняется горящей плотью; кроме того, ни один перс не может остаться невозмутимым, видя, как это пламя гаснет по воле небес. Но я молчал.
Царь основал два города, стоящие друг против друга, по разные стороны от реки. Один из них – тот, что на правом берегу, – Александр назвал в честь Букефала; гробницу коня, увенчанную бронзовой статуей, он намеревался поместить прямо на городской площади.
После того он, вдвоем с царем Пором, отправился воевать, оставив Роксану во дворце, в компании жен инда, а главное – под крышей, куда не проникали дождевые струи. Меня Александр взял с собою.
Поначалу им надлежало сразиться с двоюродным братом Пора, давним его врагом, который объявил войну Александру, едва только заслышав об их союзе. Мужество этого человека, однако, уступало его ненависти; он в страхе бежал, и Александр оставил там Гефестиона во главе небольшой армии – усмирить провинцию, которую Александр задумал отдать Пору. Сам же царь не мог подолгу сидеть на месте: Внешний океан манил его, и он стремился побыстрее навести порядок в завоеванных землях, дабы поспешить навстречу этому зову.
Александр предложил мир любому городу, который пожелает подчиниться; он сдержал слово и позволил всем жителям таких городов сохранить привычные законы. Тех же, кто покидал городские стены при вести о его приближении, он преследовал нещадно, полагая, что эти люди остались бы на переговоры, если б не намеревались напасть с тыла. Такое часто случалось прежде, и решение Александра было единственно верным, но мне становилось жаль этих людей, едва только я задумывался об участии крестьян, готовых бежать со всех ног при одном только виде армии, о которой ходили к тому же невесть какие толки…
Вместе с Пором царь взял приступом великую крепость Сангалу, вопреки ее толстым стенам, ее неприступной скале, раскинувшемуся внизу озеру и тройной линии защищавших все это земляных укреплений. Затем Александр позволил Пору отойти назад, дабы, заодно с Гефестионом, тот мог заняться делами своей новой провинции. Сам же царь стал пробиваться к следующей реке – Беасу, намереваясь разбить лагерь и задержаться на ближнем берегу, восстанавливая силы воинов. Дожди все шли и шли.
Мы еле передвигали натруженные ноги по земле, сбитой в жидкую кашицу идущими впереди. Слоны шествовали в грязи, оглашая окрестности громоподобным чавканьем. В надежде остаться сухими, скифы и бактрийцы носили в этой сырой духоте теплые войлочные одежды. Всадники погоняли усталых, прихрамывающих лошадей, и каждая пройденная лига казалась тремя. Пешие воины из фаланг с трудом тащились по щиколотку в грязи подле влекомых волами повозок со своим оружием; их обувь давно покоробилась, намокая, высыхая и намокая вновь. Тонкое индское полотно, которое им пришлось купить на туники, облепляло их бедра, а края панцирей натирали кожу так, словно тела и вовсе были наги. Небеса по-прежнему истекали влагой.
Большой шатер Дария Александр повелел разбить на речном откосе; он привез его с собой, желая выглядеть достойным царского титула. Из-за обилия зелени воздух был щедро напоен неведомыми ароматами; мы подходили к земле холмов – и, клянусь, я чувствовал летящее с востока дыхание гор, хотя облака надежно скрывали горизонт от моего жаждущего взора. Дождь лил и лил – неустанно, упорно. Он вздыхал в листве и в высоком тростнике; вода омывала землю так, будто падала с небес со дня сотворения мира и не намеревалась останавливаться прежде, чем ей удастся затопить его вновь.
Шатер протекал. Я велел починить его и попробовал раздобыть для Александра сухие халат и обувь. Но первым делом, едва войдя, он ощупал мой собственный хитон и не желал переодеваться, пока я не сменил мокрую одежду. Я до такой степени привык к проникавшей повсюду влаге, что едва замечал ее.
Своих полководцев Александр пригласил отужинать с ним. Внимая их беседе из-за занавеса, я мог судить, что царь пребывает в отменном настроении. Он заявил, что, по слухам, за Гифасом лежат богатые земли, населенные стойкими бойцами, а слоны там даже больше и сильнее, чем у Пора. Прекрасная последняя битва у самого дальнего предела.
Увы, что-то странное задело мой слух. Когда Александр бывал немного навеселе, его голос всегда возвышался над прочими. Теперь же, совершенно трезвый, он все равно говорил громче остальных. И он вовсе не напрягал связки – нет, это голоса его друзей казались необыкновенно тихими.
Он тоже заметил. Александр велел всем выпить, дабы изгнать из крови тоску, – каждый последовал приказу, и до конца ужина все продолжалось как прежде. И только затем, когда шатер покинули слуги, Птолемей обратился к царю со словами:
– Александр, люди не кажутся мне счастливыми.
Тот рассмеялся:
– Счастливыми? Они должны сойти с ума, чтобы веселиться под таким ливнем! Словно мы пытаемся перейти вброд Стикс и, сбившись с пути, уже дошли до самой Леты… Наши воины отлично держатся, и я стараюсь показать им, что вижу и ценю это. Дожди скоро прекратятся; Пор говорил, на сей раз они что-то затянулись. И едва небо прояснится, мы устроим игры и щедро наградим победителей – люди развеются и смогут идти дальше.
Они все ответили ему:
– Да, это наверняка исцелит войско.
Ложась же спать, Александр посетовал:
– Этот дождь и льва приведет в уныние. Если б я только мог уладить бактрийские дела на полгода раньше, мы оказались бы здесь зимой.
Нет, он не сказал: «Если бы я подождал полгода», хотя некогда мог. Мне кажется, эти последние годы он чувствовал, как колесница времени понемногу нагоняла его.
– Говорят, после дождей, – сказал я, – здесь так свежо и красиво…
Я радовался, что Александр лег пораньше: весь день он гонял коня взад-вперед вдоль колонны, приглядывая, чтобы никто не увяз в грязи. Он казался смертельно уставшим, и на его лбу вновь обосновались морщины.
На следующий день я заявился в царский шатер на рассвете, чтобы никто не успел опередить мою добрую весть.
– Аль-Скандер! Дождь перестал!
Он вскочил и, обернувшись простыней, выбежал посмотреть. В те дни, когда я увидел его впервые, он наверняка отправился бы бродить по лагерю нагим, едва очнувшись ото сна. Часто общаясь с персами, царь стал более осторожным. Над зеленью листвы поднималось бледное солнце, но даже те первые лучи несли в себе тепло: сразу видно, это нечто большее, чем обычный просвет в дождях.
– Хвала Зевсу! – выдохнул Александр. – Теперь я снова вселю мужество в сердца моих бедных воинов. Они заслужили свой праздник.
Речные берега пахли живительной зеленью и едва распустившимися цветами. Царь распорядился об играх и пригласил актеров и музыкантов. Я же вскочил на Орикса (Лев выглядел уставшим) и выехал, чтобы вдохнуть горный воздух, прежде чем мы повернем к равнинам.
Возвращался я лагерем. Сотни раз, на землях всей Азии, я проезжал через наш лагерь на своем коне. Если не считать погоду и местность, здесь все оставалось неизменным. Но не сегодня.
Даже шедшие за армией люди, чьи шалаши я миновал первыми, не знали покоя. В глаза сразу бросались оставленные без присмотра дети, плескавшиеся в согретых солнцем лужах, тогда как их матери обсуждали что-то, повернувшись спиной к своим чадам. Поодаль от них, где обосновался люд побогаче – торговцы да мастеровые, – ко мне подбежал один из актеров, с коим я был знаком. Когда я натянул поводья, останавливая Орикса, он спросил:
– Багоас, правда ли, что царь поворачивает назад?
– Назад? – в изумлении воззрился я на него. – С чего бы, ведь воды океана всего в нескольких днях пути отсюда. Конечно же, он не собирается поворачивать.
И, только проезжая мимо воинских шатров, я наконец ощутил, что происходит нечто странное.
Разбив лагерь, воины никогда не предаются безделью – слишком много у них насущных забот: починить снаряжение, подлатать обувь да наточить меч; купить что-нибудь из еды или одежды. Женщины, петушиные бои и игра в кости. Провидцы, жонглеры и люди с танцующими псами – все они слонялись по лагерю, удрученные скверным заработком. Воины не обращали на них внимания. Они вообще ничего не делали, только говорили.
