Эдвард Резерфорд - Нью-Йорк
– То есть он его сам спалил? – До Хуана доходил такой слух.
– Я этого не говорил. Лады? – Бонати строго зыркнул на него. – Так происходит по всему Эль-Баррио, по всему Гарлему. Раньше здесь было прилично. Жили немцы, ирландцы, итальянцы. Но теперь все иначе. Району крышка, а всем наплевать. Ребятишки живут в жутких условиях – ни работы, ни школы. Им не на что надеяться, и они это знают. В Чикаго и других больших городах та же история. Весь Гарлем, поверь мне, – это бомба с часовым механизмом.
Через несколько дней пришли какие-то люди и починили канализацию, но больше Бонати не сделал ничего. Хуан отправился в один муниципальный микрорайон[95] узнать, нет ли жилья получше, но ничего не добился.
– Парень, ты что, с луны свалился? – спросил хозяин углового магазина. – В муниципальных микрорайонах любят белых и черных, а о пуэрториканцах и знать не хотят. Кое-где только и думают, как бы их выпихнуть.
Хуан обратился за социальным пособием в организации для белых и натолкнулся на плохо скрываемое презрение, которое не удивило его, однако привело в ярость не только за себя и мать, но и за всех пуэрториканцев. Теперь он начал понимать желание матери не только вытащить его из нищеты и обеспечить ему хорошую жизнь, но и сделать так, чтобы он достиг чего-то большего. Поминая Барбосу, она имела в виду человека не только уважаемого, но и того, кто сделал нечто серьезное и важное для своих соотечественников. И Хуану все больше нравились ее честолюбивые, благородные устремления.
После ее смерти Хуан, превратившийся в стройного и симпатичного юношу, вернулся в колледж. Он окончил его с отличием и пожалел, что мать не узнает. Начиная с этого дня он пустился в долгий и тернистый путь, который, казалось, был уготован ему Провидением.
Горэм Мастер без труда нашел выбранный Хуаном ресторанчик. Он пришел первым и сел спиной к стене за столик на четверых. Через считаные секунды появилась миловидная рыжеволосая девушка, которую усадили за соседний. Она тоже села спиной к стене, как в ожидании кавалера.
Горэм всегда был рад видеть Хуана, но сейчас ему было любопытно взглянуть и на его подружку. Они прибыли спустя пять минут.
Хуан хорошо выглядел. С последней встречи он отпустил тонкие усики. Они придавали его умному красивому лицу слегка воинственный вид. Он широко улыбнулся Горэму и представил спутницу.
Джанет Лорейн, как восхищенно отметил Горэм, была сногсшибательно красива. Походкой и внешностью она напоминала молодую Тину Тёрнер. Дружески улыбнувшись Горэму, она села напротив него, а Хуан расположился от нее слева. Столы были маленькие и стояли чуть ли не впритык, из-за чего Хуан оказался почти лицом к рыжеволосой девушке за соседним.
Они обменялись приветствиями. Горэм похвалил усы Хуана, а тот сказал, что Джанет называет его за это пиратом.
– Говорит, пираты ей нравятся, – добавил он.
Подошла официантка, и они заказали бутылку белого. Горэм глянул на улицу: небо темнело, затягиваясь тучами. После того как вино было разлито и официантка огласила меню, Джанет переключилась на Горэма:
– Значит, вы банкир?
– Именно так. А вы?
– Сейчас я работаю в литературном агентстве. Это интересно.
– Сегодня продала права на сериал по новому роману, – с гордостью подхватил Хуан.
– Мои поздравления! Выпьем за это. Мой отец однажды тоже написал роман.
– Я слышала, – сказала Джанет. – «Верразано-Нэрроуз». Громкая была вещь.
Хуан изучал рыжеволосую соседку. Она не могла их не слышать, но вежливо игнорировала и время от времени посматривала на дверь. Однако при упоминании знаменитой книги украдкой бросила на Горэма любопытный взгляд.
– Джанет подумывает, впрочем, заняться телевизионным бизнесом, – сообщил Хуан. – Ее подруга работает на Эн-би-си.
Одной из любимых черт города для Горэма было то, что крупные издательские дома стояли незыблемо – и могучая «Нью-Йорк таймс», и ведущие журналы от «Тайм» до «Нью-йоркер», – как в старые времена отцовской молодости, когда великие литераторы собирались за Алгонкинским круглым столом[96]. К ним присоединились и крупные телекомпании, которые сосредоточились в Мидтауне на расстоянии вытянутой руки. Но Джанет, похоже, сейчас не хотелось обсуждать свое телевизионное будущее.
– Хочу послушать, как вы познакомились, – сказала она.
– В Школе бизнеса Колумбийского университета, – ответил Горэм. – Там были первоклассные магистерские курсы. Публика всех сортов, от заурядных банкиров вроде меня до совершенно необычных фигур вроде Хуана. Очень многие потом устроились в некоммерческие организации – благотворительные фонды, администрации больниц и так далее.
Хуан произвел сильное впечатление и на Горэма, и на приемную комиссию Колумбийского университета. К тому времени он уже работал у отца Гиганте, священника и руководителя общины, который помогал беднякам из Южного Бронкса, где Хуан и провел год в Мультисервисном центре в Хантс-Пойнт. Прежде чем он применит свой опыт в Эль-Баррио, его обязали пройти курсы делового администрирования, куда Хуана не только приняли, но и выделили гранты для оплаты всего подряд.
– Они наверняка решили, что с таким послужным списком Хуан может возглавить Нью-Йорк, – ухмыльнулся Горэм. – Конечно, я прочу ему будущее покруче.
– Ну-ка, поделитесь, – потребовала Джанет.
– Сначала он оживит Эль-Баррио, для этого ему придется стать политиком. Потом станет мэром Нью-Йорка – новым Ла Гуардиа. Дальше выдвинется в президенты. К тому времени я стану крупным банкиром, найду для него средства, Хуана изберут, и он наградит меня должностью посла в какой-нибудь приятной стране.
– Здорово! – рассмеялась Джанет. – И куда вы нацелились?
– Может быть, в Лондон или Париж. Меня они оба устроят.
– Лондон! – припечатал Хуан и повернулся к Джанет. – Его французский невыносим.
– Горэм, я потрясена, – сказала Джанет. – Вы расписали всю его жизнь.
– Все, конечно, зависит от Хуана.
– А он водил вас по Гарлему?
– Несколько раз поводил по Эль-Баррио, – сказал Хуан. – Он сам попросил. И там не так уж плохо. Ему и музыка наша понравилась, и еда. Правда, Горэм?
– Правда.
В глазах Хуана заплясали чертики.
– Если хочешь получить настоящие впечатления, тебе надо зайти к Горэму домой. В тот самый домище на Парк-авеню.
Он сказал это Джанет, но краем глаза следил за рыжеволосой соседкой. И та, как и было задумано, снова взглянула на Горэма.
Снаружи донесся громовой раскат. Начался дождь. Хуан посмотрел на дверь. Там маялась молодая пара, которой хотелось войти, но мест не было. Воспользовавшись случаем, Хуан подался к девушке:
– Простите, вы кого-то ждете?
– Да, – лаконично ответила она. Потом, не желая показаться грубой, добавила: – Брата.
– Надеетесь, что придет?
Хуан умел быть настолько очаровательно настырным, что его прощали.
– Может быть, да. – Она взглянула на часы. – А может, и нет.
– Я просто подумал, что если вы пересядете к нам, то тем бедолагам не придется мокнуть, – вежливо пояснил Хуан.
Рыжеволосая девушка холодно уставилась на него, затем посмотрела на пару и смягчилась:
– А если брат все-таки придет?
– Пристроим его с краю, – улыбнулся Хуан.
Соседка в веселом недоумении покачала головой.
– Ладно, – согласилась она. – Меня зовут Мэгги О’Доннелл.
Все представились.
– Про вас мне, похоже, уже все известно, а я юрист.
Трапеза продолжилась в приятнейшей атмосфере. Когда выяснилось, что Мэгги работает у Брэнча и Кейбелла, Горэм спросил:
– Насколько я понимаю, это значит, что вы вернетесь отсюда на службу?
И Мэгги подтвердила, что так и сделает.
Вскоре Горэм решил, что эти самые Брэнч и Кейбелл довольно симпатичны, и попытался выведать о Мэгги побольше. Ему удалось выяснить, что днем она побывала на заседании Комиссии по историческим памятникам и является активной защитницей классической архитектуры города – например, стремится оградить Центральный вокзал от неумолимого наступления стеклянных небоскребов. Отец одобрил бы – очко в ее пользу. Но хотя Мэгги держалась совершенно дружески, Горэм заметил, что она хорошо владеет адвокатским приемом уклоняться от ответа на нежелательные вопросы.
Горэм захотел подробнее узнать, чем занимался в последнее время Хуан, и тот рассказал о сотрудничестве с находившейся неподалеку Больницей горы Синай. Он стремился повысить качество медицинской помощи в Эль-Баррио, а теперь занялся и улучшением ужасных условий тамошней жизни. Он также вступил в общение с радикальными пуэрто-риканскими активистами, дабы заручиться их поддержкой.
Горэм был впечатлен.
– Молодчина, Хуан! – сказал он. – Контакт с Больницей горы Синай – это блеск!
Мэгги тоже внимательно слушала, но выглядела озадаченной.
– Как же вы общаетесь с радикалами? – спросила она. – Судя по тому, что я слышу, это крайне опасная публика.
