Алексей Шишов - Четырех царей слуга
Все эти широкие познания ему дали книги. Иноземец к моменту своего появления в Москве имел богатую библиотеку по самым различным сторонам человеческой деятельности, и прежде всего он собирал книги о войне. Юный царь Пётр I постоянно пользовался гордоновской библиотекой, а её хозяин умело направлял читательские вкусы государя, которому он служил с четырьмя сыновьями верой и правдой.
Таково похвальное слово об авторе «Дневника». Но со времени начала добросовестного ведения дневниковых записей до их окончания прошли многие годы, полные поистине великих исторических событий.
На службе у царя Алексея Михайловича
История перехода офицера-наёмника польской армии на русскую службу любопытна. Но для той бурной эпохи каким-то исключением она быть просто не могла. И не была.
Спустя с год после начала службы шотландского дворянина новой короне началась война Речи Посполитой с Московией. Она получила в истории название Смоленской, ибо борьба велась за древний город-крепость русичей на берегах Днепра, который после Смутного времени[8] стал владением польской короны.
В приграничье, на Смоленщине заполыхали пожары войны. В 1660 году Гордону впервые пришлось вступить в бой с русскими войсками: польский кавалерийский полк полковника Юрия Любомирского, в котором служил квартирмейстером наёмный шотландец, принимал участие в «делах» у Любар и Чудново.
Тогда стороны захватили немало пленных. Если судьбой нижних чинов на войне командование особо не интересовалось, то на сей раз пленёнными оказалось немало людей знатных фамилий. И потому вскоре по обоюдному согласию начались привычные переговоры об обмене, в которых принял участие и Гордон. Но перед этим он душевно сошёлся с одним из офицеров царя московитов.
В конном бою среди лесов у небольшого русского порубежного города-острога Чуднова к подчинённым Гордону польским драгунам попал его земляк. Им оказался драгунский полковник на царской службе Джон Кроуфорт. Патрик, узнав об этом, сразу же взял под свою начальственную опеку земляка, приказав вернуть тому всё реквизированное у пленного и столоваться у него.
На том шотландцы и сошлись друг с другом. Как-то вечером, сидя за столом в приземистой избе русского крестьянина, сбежавшего от невзгод войны куда-то на север, между Джоном Кроуфордом и Патриком Гордоном зашёл откровенный разговор на родном языке. Узнай о его содержании полковник польской короны Юрий Любомирский, то собеседникам было бы несдобровать:
— Скажи, земляк ты мой, Патрик, откровенно: что даёт тебе служба польскому королю?
— Как что? Я стал под знамёнами Яна Собеского старшим офицером. Мне платят хорошее жалованье, хотя стали задерживать его довольно часто. Меня здесь уважают, польские шляхтичи — не чета немецким наёмникам шведской короны.
— Но ты знаешь о том, как много Гордонов служат царю московитов Алексею Михайловичу? Или не слыхал?
— Нет, не знаю. Хотя где только нас, воинов с гор Шотландии, нет! Каким монархам Европы мы не служим своим мечом!
— А я тебе могу перечислить немало только одних Гордонов, служащих короне Московского царства.
— Гордонов? Людей из моего клана, дворян из моего шерифства на русской службе?
— Да. Слушай же — это два капитана Александер и Уильям, ротмистр Роберт, прапорщик Александер, сержант Джеймс, солдат Томас. Все — Гордоны, из твоего клана.
— Что же прельстило их в Московском царстве? Ведь это и не Швеция короля Карла, и не цесарская Вена?
— Как что? Жалованье профессионального ландскнехта. Тебе чем здесь платят?
— Обычно серебром, а иногда и медной монетой. Порой провиантом, содранным с мужиков.
— А в Московии всё иначе. Там тоже платят и серебром, и медью. Но когда в царской казне денег нет, то платят сибирскими мехами. И не просто лисами да оленьими шкурами, а соболями. Это же чистое пушное золото. Дороже соболя ничего нет...
Патрик Гордон о соболиной казне Русского царства, как ни странно, наслышан был немало. О соболях, привозимых богатыми купцами оттуда в европейские столицы, ходили настоящие легенды. Даже выражение богатства московского монарха — «сорок сороков соболей» ему доводилось слышать не раз на званых обедах польских шляхтичей. Приходилось шотландцу держать в руках и драгоценную шкурку соболя, которая одна уже была целым состоянием для любого королевского ландскнехта. Вспомнив про всё это, Гордон продолжил разговор с Кроуфордом:
— Но какой смысл менять службу, если в Москве офицеру платят столько же, сколько, скажем, в Варшаве или Стокгольме?
— Смысл прямой, Патрик. Царь Алексей Михайлович создаёт новую армию, отличную от прежней, старинного русского строя. У неё — поверь мне на слово — большое будущее.
— Что значит новая армия, господин полковник?
— Русский монарх формирует полки нового, европейского строя — солдатские, рейтарские, драгунские. Это не поместная дворянская конница московитов, которая и дисциплины не знает, и в поход трудно собирается, поскольку дворянина из поместья вызвать в поход — дело не из лёгких. Часто никакие наказания, даже лишение земли и крестьян, не помогают.
— Если московскому царю теперь надо много европейских офицеров, то и жалованье им должно быть соответствующее?
— Так оно и есть. В Москве рядовой рейтар или драгун получает не меньше, чем наёмный офицер польской или другой короны. А у тебя офицерский патент не из поддельных. А опыт? А слава? А рекомендации твоих начальников?
— Но в Польше паны говорят, что Московия — страна варварская. Что там одни леса и дикость! Как же тогда там живут иностранцы, мои родичи Гордоны?
— Всё это наговоры польских шляхтичей. Они русских не любят по той причине, что те вернуть себе Смоленск хотят, и короля Сигизмунда с королевичем Владиславом в смуту на московский трон не пустили.
— Знаю, от полковника Любомирского слышал. Его отец под знамёнами гетмана Ходкевича воевал, когда тот на Москву ходил. Так как же с жалованьем у монарха московитов?
— Жалованье — одно загляденье. Рядовой прапорщик иноземного строя получает больше капитана в Бранденбурге или у цесарцев. А ты давно уже не корнет или прапорщик, друг мой.
— Но одно дело — отслужить, повоевать за московского государя год-другой. Другое дело — остаться там жить, обзавестись семьёй.
— Об этом не беспокойся. Царь московитов дал иностранцам, живущих у него, большой участок земли прямо под столицей. Там они построили для себя целый маленький город, по-русски — слободу.
— Как же она называется, эта слобода московских иностранцев?
— Называется Немецкой. Русские называют её как-то странно — Кукуй. Живут в ней все приехавшие из Европы в Москву. Шотландцев и англичан там не меньше, чем разных немцев. Дома в том городе построены как в Эдинбурге или Кёнигсберге. Таверны есть, мельницы, огороды... Управляются сами собой. Налоги небольшие платят. Своя стража. Московиты к нам не ходят, только если званы в гости.
— А где живут мои родичи Гордоны? Где служат?
— Живут всё там же, в Немецкой слободе. Если не война, то службу несут в столице. Стоят в караулах в крепости русской столицы. Московский Кремль она называется. Отстоял в карауле у царского дворца или на воротах день или ночь — и свободен, иди в свою слободу. Там снимай кирасу и занимайся домашними делами до новой службы на посту.
— Занятно всё это. В Польше жизнь наёмного офицера совсем иная. Беспокойная и малоденежная, что ни говори.
— Вот то-то, Патрик, друг мой. Переходи на московскую службу. Я же тебе, любезный Гордон, протекцию перед сенаторами русского царя по прозвищу бояре составлю. Земляки тебя там не оставят. Будешь с первого дня на Кукуе — как у себя в отцовском поместье.
— Хорошо, Джон. Если так там всё приветливо и соболями платят — можно и подумать, предложить мою шпагу новому монарху.
— Только поторопись с решением. Скоро обмен пленными будет — от царского воеводы на то гонец прибыл к пану Любомирскому. Вместе и поедем отсюда.
— Хорошо, господин полковник. Я подумаю на сей счёт. Патрик Гордон из Охлухриса всегда верит на слово шотландскому дворянину и воину...
Чуть позже этого разговора Патрик расскажет Джону Кроуфорду, с которым его в дальнейшем свяжет более чем землячество — настоящая дружба — о том, что ему уже раз предлагалось перебраться на службу в Москву. Таким вербовщиком оказался царский посланник в Речи Посполитой Леонтьев. Он долго уговаривал «шкотского немца» Гордона сменить драгунский полк польской короны на такой же драгунский полк русского самодержца. Но тогда шотландец ответил вежливым отказом, поскольку ещё шла война против Шведского королевства.
