Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II
Для шиитов же три первых праведных халифа — узурпаторы. Али, по их представлению, должен был наследовать непосредственно Мухаммаду, и дальше власть должна была принадлежать только потомков Али — имамам. Вторым после Али шиитским имамом стал Хасан инб Али, внук пророка, третьим — Хусейн, второй сын Али и внук пророка и так далее. Всего, по представлениям штатов, было 12 имамов. Последний имам, Махди, не умер, а находится в сокрытии и наступит время, когда он вернётся.
— Какая красивая идея! Загадочный таинственный Махди. Ожидание его второго пришествия.
— О, идея сокрытого имама безусловно обладает величайшим мистическим очарованием. Гейдар Джемаль пишет: «Последний, 12-й имам является живым, находится среди нас всё это время в сокрытии, чтобы явиться в последний момент истории». А вот другой шиитский автор: «Только Аллах знает, когда придёт время пришествия Махди. С приходом имама Махди Аллах посредством его наполнит мир справедливостью и уничтожит ложь и угнетение».
— А ведь эти две трактовки заметно отличаются. Джемаль пишет, что Махди придёт в последний момент истории, а другой шиит полагает, что Махди наведёт в этом мире порядок.
— Верно подметил, но так глубоко мы с тобой не полезем. Пусть шииты меж собой разберутся, чего они ждут от Махди: конца света или социальной справедливости.
— Но в любом случае, идея Махди — мистическая, а не политическая. Она хоть и выросла из вопроса о власти, но на настоящий момент к власти отношения уже не имеет. Ведь в современном исламском мире нет больше ни халифов, ни имамов, следовательно, суннитам и шиитам было бы уже не о чём спорить, если бы они всего лишь делили власть.
— Да, действительно, со временем между шиитами и суннитами наметились расхождения, которые с известной степенью условности можно назвать богословскими. Для шиитов вопрос о власти стал вопросом об истине. Власть семьи пророка получила мистическое обоснование. Джемаль пишет: «Пророк попросил Бога очистить людей его дома — это Али, Фатима и их дети — Хасан и Хусейн. Эта милость распространяется на 12 имамов». Для шиитов это означает, что 12 имамов непорочны и защищены от грехов. В силу этого, только имам является гарантом от искажений религии и нововведений, поскольку имам не может ошибаться.
По утверждению шиитов, мусульмане не имеют права сами решать религиозные вопросы, но должны беспрекословно следовать решениям, которые вынесет авторитетный руководитель. Это учение о талиме — авторитетном учении, причём учителем может быть только имам. «Люди не способны судить о Божьих делах, иначе, зачем вообще нужен пророк?» — вопрошают шииты.
— Это похоже на догмат о непогрешимости римского папы.
— Не совсем, но это попытка решить тот же самый вопрос: что является критерием религиозной истины, через какие инструменты и механизмы Бог открывает истины веры? Католики утверждают, что римский папа «экс катедра»[7] непогрешим в вопросах веры и нравственности, то есть голос папы — голос самого Бога. Шиитский имам — нечто в этом же роде и даже более того, поскольку шииты полагают его не только непогрешимым в вопросах веры, но и свободным от личных грехов. Так много римские папы на себя не берут, тут они вполне согласны с утверждением всех остальных христиан о том, что без греха один Бог. Но если римский папа и по сей день может изрекать непогрешимые суждения, то голос шиитских имамов не звучит уже более тысячи лет. Следовательно, для шиитов единственным критерием истины является изучение речений и деяний 12-и древних имамов.
— Похоже, шииты куда мистичнее суннитов: глубже лезут, о таинственном вопрошают.
— Вот-вот. Ещё у ранних шиитов принято было размышлять над вопросами весьма таинственными. Какова природа загробной жизни? Что есть Божественное откровение? Возникла целая тенденция, получившая от её противников название «гуллув» («преувеличение») — склонность заходить в этих мистических копаниях глубже, чем позволяют религиозные приличия. Между тем, сунниты склонны ограничивать религиозную сферу формальным исполнением шариата, то есть норм и правил. Когда мы говорим о рационализме или юридизме ислама — это относится прежде всего к суннитам, каковых большинство в исламском мире.
— Юридизм суннитов так же заставляет вспомнить про каталицизм.
— Ну да. А есть и ещё сходство. Шииты, критикуя идею халифата, говорят, что халиф — это «жрец-император». Разве это не заставляет вспомнить про римского папу, претендующего одновременно и на религиозную, и на политическую власть? Шиитам не нравится идея такого совмещения.
— А ты говорил, что расхождения между суннитами и шиитами идут только по политическим, но не по богословским вопросам. Но и «талима» и «гуллув» — богословские понятия, никакого отношения к политике не имеющие. И различное отношение к идее скрытого имама показывает богословские, а не политические расхождения.
— Тут, пожалуй, ты меня урыл. Соглашусь: между двумя основными направлениями ислама есть богословские отличия и, отрицая это, я несколько погорячился. В своё оправдание могу сказать, что сами же шииты настаивают: «Основной вопрос шиизма — вопрос о власти». Они вообще большие путаники, у них нет такого же чётко сформулированного учения, как у нас, а потому трудно бывает разобраться, что у них есть, а чего нет. И ещё раз подчеркну, что разошлись сунниты и шииты по вопросу чисто политическому: кто должен наследовать власть Мухаммада, богословские различия появились гораздо позже. К тому же богословские понятия, которые ты вспомнил — чисто шиитские, в суннизме нет аналогичных. Это шииты мучили себя вопросами о том, какие пути ведут к постижению религиозных истин. Суннизм отнюдь не имел другого взгляда на эту тему, он этой темой просто не интересовался.
— Мне кажется, мы не должны зацикливаться на истории. Нам, конечно, важно понять характер первоначальных противоречий и причины их возникновения, но важнее, чем сейчас отличаются сунниты и шииты.
— Сунниты мечтают о создании всемирного халифата. Шииты ждут скрытого имама. Впрочем, первые не только мечтают, но и действуют, да и вторые не только ждут. Современный шиитский лозунг: «Мы должны брать власть и организовывать политическое пространство под скрытого имама».
— Красиво звучит. Завораживает.
— Не увлекайся шиизмом, а то католиком станешь. Говорю же — и у тех, и у других в конечном итоге всё сводится к политике, то есть к обустройству земных дел, а не к заботе о посмертной участи души. Им важно, кто и на каком основании будет править, так что богословские различия между ними, мягко говоря, не актуальны. Впрочем, разница в суннитском и шиитском взгляде на власть носит до некоторой степени богословский характер. Сунниты, как всегда, не сильно морочили себя этой темой: главу мусульманской уммы избирают все мусульмане. Очень обычный, в высшей степени человеческий подход. Шиитский подход другой: «Только Бог выбирает для людей лидера, обладающего абсолютным правом распоряжаться мусульманами и их делами. Подобно тому, как пророка выбирает сам Аллах, так и имама непосредственно назначает Всевышний. Сами люди не в состоянии правильно выбрать имама или правителя на том основании, что только Аллах прекрасно знает, что необходимо людям и что в их сердцах».
— Мне кажется, шиитский взгляд на власть гораздо ближе к христианским представлениях о сакральной природе власти по сравнению с демократическим подходом суннитов.
— Ближе, но не идентичен. На практике в современном мире эти шиитские представления неизбежно приводят к заключению: ни один правитель исламского государства не имеет религиозной власти, никто не имеет права «распоряжаться мусульманами и их делами», пока не пришёл Махди.
Сиверцев обессилено упал на койку и, глядя в потолок, прошептал:
— Теперь мне известна главная причина религиозных войн: легче их всех перебить, чем во всём этом разобраться.
Дмитрий зашёлся в беззвучном смехе:
— Из твоего черезчур радикального суждения можно извлечь некоторую логику. Действительно, для того, чтобы не появилось желания «их всех перебить», необходимо «во всём этом разобраться». Другого пути нет.
* * *— Как тебе наша субмарина?
— А разве я её видел?
— Ты видел гораздо больше, чем любой из послушников Ордена.
— Не думал, что подводные лодки бывают такими маленькими.
— Конечно, большинство субмарин, не только атомных, но и дизельных — гиганты по сравнению с нашей малюткой. Здесь экипаж — всего 9 человек — три вахты.
— Зато этим кораблём командует сам великий адмирал.
— Нет, великий адмирал не командует этим кораблём, ему подчиняется весь флот Ордена. Адмирал не имеет нашу субмарину постоянным местом пребывания, так что командир здесь есть помимо него. Наш адмирал носится по разным морям на разных кораблях. Сейчас он здесь, потому что ему надо было встретиться со мной, а мне надо было вплотную подойти к территориальным водам Индии. Эта субмарина практически бесшумна и на радарах не отражается. Она хоть и маленькая, но гораздо более современна и совершенна по сравнению с типовыми субмаринами флотов мира. В известном смысле — это спецназовская подлодка. При максимальном уплотнении может взять на борт десант до 20-и человек — несколько боевых групп. Когда речь идёт о боевых подразделениях Ордена — это страшная сила, большего количества бойцов нам никогда не требуется.
