Елена Жаринова - Сын скотьего Бога
Вторая часть речи — молчаливая для людей — предназначалась волкам. Волх благодарил их за помощь и велел так же не щадить никого в побежденном городе.
И началась расправа. Яркое солнце, чудесный безветренный день стали сценой для жуткой резни. Волх стоял на пороге, хмурый и бледный, не слыша ни воплей жертв, ни вопросов своих товарищей. Он все крепче сжимал коловрат — пока дерево не хрустнуло под его пальцами. Еще один конец материнского оберега отломился. Мать сказала: «Четыре конца — это четыре мгновения в твоей жизни. Важнее них ничего нет». Один отломился, когда Волх впервые узнал любовь. Сегодня — второй…
Плачущие, дрожащие чудские девушки сбились в кучу у дерева с идолом. Они с ужасом косились на словенского князя, вырезавшего все их племя, и ждали решения своей участи. Из княжьей землянки Клянча вытолкал воющих женщин, а одну за косы проволок по снегу.
— Тумантаевы жены, — объявил он. — Старые, толстые свиньи. Зарезать их — и дело с концом.
— Хорошо, стоит ли делать Тумантаю такой подарок? — пожал плечами Бельд. — Если мы их убьем, все они достанутся ему.
— Пусть подавится, — хищно осклабился Клянча.
Женщины, не понимая слов, почуяли недоброе и завыли еще громче, а та, что валялась на снегу, вдруг встала на колени и ловко-ловко подобралась к Волху. Она лопотала по-чудски, умоляюще протягивая руки. Ее черные волосы рассыпались по богатой лисьей шубе. Женщине было лет двадцать пять, она была дородна, но очень красива, с чувственным, румяным лицом. Волху нравилось, что он один решает, жить ей или умереть. Он даже нарочно тянул с решением, глядя на унижения Тумантаевой жены.
— Как тебя зовут? — спросил он по-чудски.
— Ялгава, князь. Не убивай меня, я буду тебе хорошей женой!
— Красивая баба, — пощелкал языком Клянча. — Если тебе не надо, Волх Словенич, отдай ее мне.
— Не зови меня Словеничем, — буркнул Волх. — Словен мне не отец.
Он перевел взгляд с Ялгавы на Ильмерь. Та стояла босиком на снегу. На молчаливый вопрос Волха она надменно помотала головой. Волх стиснул острый еще край обломанного оберега.
— Тумантаевых жен мы отправим в последний путь не с Тумантаем, а с нашими погибшими товарищами. Ялгава, так ты будешь моей княгиней?
— Да, да! — страстно закивала женщина.
— Вот и хорошо. Тогда прими мой свадебный подарок. Вот твоя рабыня!
Он схватил обомлевшую Ильмерь за руку и рывком заставил опуститься на снег. Ялгава же поднялась. Она отряхнула подол, пригладила волосы и, опустив голову, встала позади Волха. На губах ее появилась сытая, довольная улыбка.
— Остальные женщины и чудское добро — это все ваше, — объявил Волх дружине. — Эй, Третьяк!
Дружинники вытолкнули вперед растерянного мальчика. Тот шмыгал носом и поглубже натянул на уши меховой треух.
— Этот парень спас меня, — сказал Волх. — Пусть возьмет самую красивую. Выбирай, Третьяк, что ты жмешься? Как тебе нравится вот эта?
Волх вытащил из толпы девиц одну — стройную и очень молоденькую. Третьяк покраснел так, что слезы выступили из глаз. По дружине вдруг пробежал гогот. Волх непонимающе нахмурился. Потом оглянулся в поисках Бельда — что, к лешему, происходит?
Сакс стоял почти такой же красный, как Третьяк. Встретив возмущенный взгляд Волха, он сдавленно фыркнул.
— В чем дело? Что вы ржете? — сердито спросил Волх.
— Да ты что, князь, так и не понял за весь поход? — гоготнул Клянча. — Это ж девка!
И он грубо сорвал с Третьяка шапку.
Круглое, курносое лицо в обрамлении растрепанных черных волос было несомненно девичьим и причем очень знакомым. Да это та чудская девка, которая призналась ему в любви перед походом! Возьми меня с собой, я тебе пригожусь… Значит, она все-таки потащилась за отрядом.
Волх был растерян и зол. Дружина зубоскалила над ним в открытую. Девушка плакала и терла варежкой красный нос.
— Хорошо, какая разница, парень она или девка, — вступился за Сайми Бельд. — Она дважды тебя спасла — сегодня и еще в лесу, когда мы все едва не замерзли насмерть.
Это было справедливо. А еще она в облике Третьяка ходила с ним и Бельдом в разведку и была им верным товарищем.
— Проси, чего хочешь, — буркнул Волх. Довольно опрометчиво: Сайми, поморгав мокрыми ресницами, высказала неожиданную просьбу:
— Князь, не убивай больше в городе никого. Их вот, — она кивнула на трясущихся Тумантаевых жен, — не убивай.
— Хорошо, князь, ты обещал, надо сделать, — сказал опешившему Волху Бельд.
— Да пускай, — пожал плечами Волх. — Небось наши парни и без баб до Вырея доберутся. Бельд! А ты, раз такой добрый, присмотри за ней. Чтобы мне глаз не мозолила. Выбери ей землянку посуше, натаскай платьев там, шуб — у княжьих жен этого добра целые сундуки.
— Мне ничего не надо, — прошептала Сайми.
— Что, так и будешь в мальчишечьем платье ходить? — возразил Бельд.
Дележ добычи затянулся до самого вечера. Досталась награда и волкам. Волх пообещал серому вожаку семь лет не охотиться на его сородичей в окрестностях города. Когда стемнело, волки трусцой убрели в лес, а дружина собралась на тризну. Прощались с Алахарем и четырьмя другими дружинниками, погибшими в бою. Жарко пылал огонь, трещали сложенные в краду дрова… Мед, найденный в чудских закромах, казался горьким.
Поздно ночью Волх вошел в землянку Тумантая, которой предстояло теперь стать его домом. Ялгава с поклоном вынесла ему чарку меда. Сквозь опущенные черные ресницы обжигали светлые глаза. В углу, коптя, горел очаг. Рядом, сжавшись в комочек, сидела Ильмерь с рабьим обручем на шее.
— Пошла прочь, — велела ей по-чудски Ялгава. Ильмерь легко вскочила на ноги и, расправив плечи, ушла в свою конуру. Новоиспеченная княгиня смотрела на Волха, улыбаясь, и от этой улыбки ему стало почему-то не по себе. Он смутился. Ялгава усмехнулась и сбросила лисью шубу с плеч. В темноте землянки забелело ее красивое, крупное тело. Дыханье у Волха ушло в пятки, сердце колотилось — и желание тут было не при чем. Он понял, что боится этой могучей женской силы. Но сегодня он князь-победитель и через это тоже должен пройти. Путаясь в рукавах, он стянул рубаху и неловко обхватил жену за широкие бедра. Ялгава засмеялась. Она взяла одну руку Волха и с силой провела ею по грудям. Потом опустилась на шкуру, увлекая молодого мужа за собой.
Часть вторая Город
Спустя пять лет, солнечным летним днем, двое чудских охотников — старый и молодой — забрели в окрестности бывшего Тумантаева городища. Старик, в молодости знавший здесь каждое дерево, остановился, остолбенев. Там, где веками стоял непроходимый лес, теперь была выжжена пашня. На ней зрела рожь, красиво выстилая по ветру еще зеленоватые колосья. За городской стеной поднимались коньки деревянных изб, а выше всех — какое-то кособокое сооружение.
— Ну, что я говорил? — торжествующе прошептал молодой. — Эти места теперь не узнать. Новый город! Так его и зовут. А на месте Тумантаевой землянки теперь хоромы ихнего князя, — он показал на возвышающуюся крышу.
— Вот так так… — старик наконец обрел дар речи. — Вот так так… Давненько я здесь не бывал. Слухи слышал, но пока своими глазами не увидел, все не верилось…
— А еще говорят, — озираясь, сказал молодой охотник, — что молодой князь — большой колдун. Все лесные звери у него на службе. А волчья стая сторожит город и порвет любого, кто придет сюда не с добром.
Молодой настороженно огляделся. Ему стало страшно от собственных слов.
— А глянь-ка, там, в поле, не сам ли князь? — спросил подслеповатый старик.
— Точно он! — вздрогнул молодой. — Видишь — ворожить вышел. Небось дождь заговаривает или там недород.
— Совсем мальчишка, — с сомнением покачал головой старик.
— Ну да! Это он так выглядит, а самому сто лет. Говорят еще, — тут молодой совсем понизил голос и даже сам пригнулся, — что он сын страшного подземного бога…
— Не болтай! — строго оборвал его старик. — Нехорошее это место, — подытожил он. — Давай-ка пойдем отсюда.
Молодой не заставил себя уговаривать. Чудяне потихоньку скрылись в лесу. И пока они удалялись от Нового города, им казалось, что лесная чаща провожает их сотнями глаз.
А Волх посреди ржаного поля ворожил вовсе не дождь — этого он делать не умел. Но в поле расплодились грызуны, и в прошлом году они попортили весь урожай. А это уже было по его части.
Ветер ласково касался его дымчатых волос и редкой юношеской бороды, надувал рукава льняной рубахи. Волх глядел прямо перед собой, и со стороны казалось, что он застыл в глубокой задумчивости. Но те, к кому он пришел, слышали и понимали обращенную к ним речь.
Крупная полевка шмыгнула меж колосьев к ногам молодого князя. Зверек поднялся на задних лапах и скорчил крайне недовольную мордочку.
![Роберт Говард - За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]](/uploads/posts/books/11728/11728.jpg)
