Ефим Курганов - Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа
Так как к несчастию мне поставили в необходимость говорить о себе (чего до сего времени мне не приходилось), то я скажу громко, что хотя храбрость русских офицеров и солдат и хорошо известна, я был достоин ими командовать, и мой пример и пример графа Каменского не мало способствовали восстановлению порядка; в ужасном положении, в котором находились эти шесть баталионов, обойдённые и атакованные с тыла, отрезанные от своей колонны, было бы простительно, быть может, и более закалённым и испытанным войскам смутиться на один момент и даже быть слегка оттеснёнными.
Известно впечатление, которое может произвести в бою одно только слово «мы отрезаны», а мы были действительно отрезаны, мы дрались повернувшись направо кругом, против неприятеля, построившего свой боевой порядок в том самом лагере, который мы оставили всего три часа назад. Между тем, мы не только сохранили фронт в порядке, но ещё, заметив нескольких человек в одном баталионе, нагибавших головы при пролёте снарядов, я им крикнул: «голову выше, помните, что вы русские гренадеры». С этой минуты ни один солдат не позволил себе этого машинального движения, свойственного всем, кто первый раз бывает под огнём, а в Фанагорийском полку не было и десятой части солдат, бывших прежде на войне, в моём же только 100 или 150 солдат и пять офицеров из 50-ти.
Чтобы противопоставить их французам и воодушевить наших солдат, и не считая, впрочем, неприятеля таким сильным, каким он был в действительности (позиция его первой линии скрывала от меня прочие), я решил идти вперёд. Команда была исполнена, как на ученьи. Французы отступили. Первый баталион Фанагорийского полка, под начальством отличного офицера, майора Брандта, раненого, подошёл такблизко к французам, что взял два орудия, брошенные ими. Но французские генералы и офицеры вернули своих солдат и поддержали их второй линией, которую мы только тогда увидали, и наши баталионы, в свою очередь, отступили и заняли свою прежнюю позицию. Взятые два орудия были брошены. Лёгкость, с которою наши шесть баталионов, построенные в одну линию, оттеснили французов, считавших нас значительно сильнее, чем мы были, доказывает мне, что если бы мы имели некоторые войска из тех, которые бесполезно стояли в 1½ верстах, мы отбросили бы французов до Пунтовица и отбили бы Праценские высоты.
Французы подошли к нам на 200 шагов и открыли очень сильный ружейный огонь, очень хорошо направленный и весьма убийственный. Наши солдаты отвечали менее хорошо направленным батальным огнём. Я хотел прекратить этот огонь, чтобы стрелять по-баталионно, но мне это не удалось, несмотря на усилия графа Каменского и подполковника Богданова, доведшего свою храбрость до того, что ходил перед фронтом и поднимал своей шпагой ружья наших солдат.
Огонь продолжался около 1½ часов. Я оставался почти всё это время с графом Каменским между первым и вторым баталионами его полка, где был самый сильный огонь. Это было ещё одной ошибкой с моей стороны, я с этим согласен. Лучше было бы мне отправиться к графу Буксгевдену, чтобы постараться склонить его сделать наконец то, что я считал слишком очевидным для того, чтобы он этого не сделал. Я имел, может быть, простительную слабость колебаться, уходить из-под такого ужасного огня. Я был скорее солдатом, чем генералом (это было первый раз в моей жизни, что я командовал в этом чине) и на самом деле все спасение левого фланга зависело от этих шести баталионов, имевших против себя четвертные силы, в чём я скоро убедился.
Я также могу свободно заявить, что эти шесть баталионов принадлежат к числу частей, наиболее долго дравшихся в этом деле, и с наибольшим успехом удерживавшихся на своих позициях. Их сопротивление оказало услугу огромной важности колоннам левого фланга и позволило бы восстановить бой, если бы их поддержали.
Около 12½ часов я увидел, что граф Буксгевден ничего не делал для поддержания меня, несмотря на все посланные ему донесения, и на то, что бригада графа Каменского, обойдённая противником, потерявшая уже более 1,200 человек убитыми и более 30-ти офицеров выбывшими из строя, не могла долго держаться.
Я вернулся в деревню Сокольниц, чтобы оттуда взять подкрепления. Тогда я сделал то, что должен был сделать и сделал бы давно, если бы я мог предвидеть бездействие графа Буксгевдена. Я вывел из деревни два баталиона Курского полка и послал их на помощь графу Каменскому. Я также вывел из части Сокольниц, ближайшей к Тельницу, 8-й Егерский и Выборгский полки, при которых находились генерал Олсуфьев и полковник Лаптев. А Пермский полк и один баталион Курского, бывшие в другом конце деревни и присоединившиеся к колонне Прибышевского, подверглись её участи: отрезанная колоннами противника, подошедшими из Працена, атакованная сильною кавалериею и резервами, прибывшими из Тураса, Кобельница и других пунктов, эта несчастная колонна была положительно уничтожена.
Одна французская колонна овладела замком Сокольниц и правою частью деревни; другая – отбросила в пруды, находящиеся впереди Сокольница, несколько баталионов, хотевших отступить, и когда я решил пройти ещё раз через эту деревню с генералом Олсуфьевым и вторым баталионом Выборгского полка, чтобы освободить Пермский и Курский баталионы, мне это не удалось.
Французы, укрепившиеся в домах, открыли ужасный огонь. Дрались также и штыками. В одну минуту мы потеряли много людей, и, не имея достаточно сил для овладения вновь деревнею, генерал Олсуфьев и я были принуждены отступить.
Я собрал 8-й Егерский и Выборгский полки и построил их перед деревнею. Я выдвинул на позицию перед мостом орудия Выборгского полка. Тогда французы остановились. А я подъехал в 100 шагах от деревни к графу Буксгевдену, находившемуся ещё на высоте, где стояли батареи графа Сиверса, т. е. на том же месте, где он был в начале сражения и где я никак не предполагал его найти.
Два баталиона Курского полка, посланные мною на помощь графу Каменскому, подошли к нему слишком поздно. Французы, получившие значительное подкрепление, обошли очень сильной стрелковой и кавалерийской колоннами Ряжский полк, бывший на левом фланге бригады графа Каменского, и взяли сбоку его третий баталион, чем принудили его выйти из боевого порядка и оставить позицию.
Тогда граф Каменский сам вынужден был отступить своим правым флангом. Следуя приказаниям генерала Кутузова, бывшего в это время с австрийцами близ Праценских высот, он прикрыл его отступление. Австрийцы также находились в полном отступлении на Аустиераде и Шбечау.
Когда два баталиона Курского полка приблизились к Праценским высотам, французы, занимавшие их уже вполне, спустились на равнину, атаковали их значительно превосходящими силами и окружили. Баталионы защищались отчаянно, но подавленные, наконец, числом, они были смяты, рассеяны и отброшены на первую колонну.
Граф Буксгевден получил от генерала Кутузова приказание отступать. Тогда он приказал повернуться кругом своим двум батареям и двенадцати баталионам, не сделавшим почти ни одного выстрела, и отошёл к Аугесту. Когда он был в полу-версте от этой деревни и в ¾ версты от двух баталионов Курского полка, то он видел движение последних, видел их поражение, не отдал никакого приказания, и, несмотря на мои настояния, никого не прислал к ним на помощь.
Когда я присоединился к нему, отчаяние, в котором я находился, и гнев, по меньшей мере простительный, вызванный тем, что меня не поддержали, не позволили мне сдерживать все мои выражения. Граф Буксгевден, кажется, мне этого не забыл. Австрийский капитан Юрцик (Yurtziek), находившийся при нём и бывший свидетелем боя Курского полка, выразился, кажется, ещё сильнее, чем я. Артиллерийский генерал-лейтенант барон Мёллер-Закомельский, тоже бывший с нами, был свидетелем этой сцены.
Отступление через Аугест и Шбечау, т. е. по той же дороге, по которой мы пришли, нам было отрезано. Нам оставалось отступать только через болота и каналы, находящиеся между деревнями Аугест и Тельниц.
В это время большая масса французской кавалерии спустилась с Працена и атаковала колонну графа Буксгевдена и остатки моей. Граф Сиверс отбил её огнём своих батарей в самый критический момент. Мы все восхищались смелостью и порядком этих двух храбрых артиллерийских рот и их начальником; артиллерия маневрировала, как на ученьи.
Близ Аугеста, чрез глубокий и довольно широкий канал, был плохой мост, по которому нам неизбежно предстояло пройти. Граф Буксгевден со всем своим штабом перешёл по нему одним из первых и удалился, не заботясь ни о сборе своих войск, ни о том, чтобы расположить их вдоль канала и здесь остановить французов. Одно австрийское орудие, следовавшее за Буксгевденом, проломило мост и наши орудия остались без пути отступления.
