Конн Иггульден - Гибель царей
Старый лекарь делал для римлян все, что было возможно в данных условиях, но всякий раз пираты тщательно обыскивали его, прежде чем допустить к товарищам. Он постоянно был занят лечением пиратов и говорил, что на это судно врач не заглядывал несколько лет.
Юлий почувствовал, что накатывает новый приступ головной боли, и тихо застонал. С того дня, когда к юноше вернулось сознание, боль стала его неразлучной спутницей. Она лишала Юлия сил, воли и выдержки, делала его вспыльчивым. Все стали раздражительными, о дисциплине и субординации почти забыли, и Гадитику не раз приходилось вмешиваться, чтобы предотвратить драку.
Когда Юлий открывал оба глаза, головная боль усиливалась, но Кабера говорил, что необходимо каждый день смотреть обоими глазами дольше, чем в предыдущий, причем переводить взгляд с удаленных предметов на близлежащие, иначе левый глаз можно просто потерять, и на волю он вернется калекой. Юлий должен верить, что в конце концов он обретет свободу и увидит солнце. Он вернется в Рим, к Корнелии, и перенесенные страдания покажутся страшным сном. Часто молодой тессерарий представлял себе, как они сидят рядом в поместье, его рука лежит на стройной талии жены, и тело ее прохладно, а свежий ветерок играет их волосами. Корнелия спросит, как было там, в грязной тесной камере, а он ответит, что не так уж и страшно. От таких мыслей становилось легче, вот только лицо жены вспоминалось с некоторым трудом.
Юлий поднял ладонь и стал рассматривать ее, затем перевел взгляд на решетку двери; он повторял упражнение, пока в левом виске молотом не застучала боль.
Опустив руку, пленник закрыл глаза. Объедки, которыми их кормили, лишь позволяли не умереть от голода. Чего бы он только не отдал за холодную устрицу! Конечно, глупо мучить себя, но сознание рисовало раковины моллюсков так живо, словно он видел их наяву, совершенно отчетливо. Таким у него было зрение до того момента, когда погиб «Ястреб».
Он совершенно не помнил тот день. Просто знал, что раньше был сильным и здоровым, а теперь слаб, разбит и переполнен страданием. Когда Юлий пришел в себя и понял, что у него отняли часть памяти, ярость захлестнула его сознание. Левый глаз долго не видел, и он уже думал, что это навсегда, что он не сможет больше хорошо владеть мечом.
Светоний говорил когда-то, что одноглазые — плохие бойцы, и Юлий убедился в этом, промахиваясь мимо вещи, которую хотел взять. Одним глазом трудно оценить расстояние до предмета, и рука хватает пустоту. Теперь левый глаз видит, однако окружающее расплывается, и постоянно хочется протереть его. Он машинально поднял левую руку и тут же опустил — пользы не будет никакой.
Боль в голове нашла новую извилину, пробежала по ней, остановилась и постепенно сконцентрировалась в одной точке. Юлий надеялся, что там она свернется клубочком и успокоится. Не хотелось верить в страшную правду, но, похоже, теперь он обречен на приступы, при которых разум покидает тело. За месяц, проведенный в плену, молодой римлянин трижды перенес их. Боль в мозгу нарастает, потом взрывается ослепительной вспышкой — и наступает тьма… Приходишь в себя распростертым на полу, в собственном дерьме, с желтой пеной на губах, и хмурый Гадитик держит тебя обеими руками. Во время первого приступа Юлий чуть не откусил себе язык, и центурион сделал жгут из тряпок, чтобы в следующий раз вставить его между зубов.
На узкой лестнице, ведущей с палубы, послышались шаги, и изможденные узники повернули головы по направлению к двери. Должно быть, случилось что-то необычное, раз пираты решили нарушить унылое однообразие жизни пленников. Даже двое больных с усилием приподнялись, чтобы посмотреть, что произошло.
Появился капитан триремы, который по сравнению с отощавшими и грязными невольниками просто лучился здоровьем и чистотой. Достаточно рослый, он пригнулся, чтобы войти в камеру; следом за ним вступил пират с мечом и кинжалом в руке, охранявший хозяина.
Если бы не пульсирующая боль в голове, Юлий рассмеялся бы. Римляне обессилели от голода и неподвижности. Он поражался, как быстро одрябли мускулы без работы и упражнений. Кабера показывал им, как восстановить силы, но результата эти занятия пока не дали.
Капитан брезгливо фыркнул, заметив переполненное нечистотами ведро. Кожа на его лице загрубела от соленого морского ветра, вокруг глаз легли морщины — свидетели многолетних наблюдений за сверкающей поверхностью моря. Даже его одежда пахла соленой свежестью, и Юлию нестерпимо захотелось подняться на палубу и всей грудью вдохнуть свежий и чистый воздух моря.
— Мы достигли безопасного порта. Возможно, через полгода я получу выкуп и однажды ночью высажу вас на берег.
Пират помолчал, наблюдая за реакцией римлян. Услышав о свободе, те впились глазами в главаря пиратов.
— Нам надо обсудить деликатный вопрос — размер выкупа, — вежливым тоном продолжил капитан триремы. Очевидно, он получал удовольствие, унижая воинов, которые, будь у них силы, голыми руками разорвали бы его на клочки. — Выкуп не должен быть чрезмерно большим, иначе ваши близкие не смогут его выплатить. С другой стороны, вряд ли вы сообщите мне правдивые сведения о том, сколько ваша семья в состоянии дать. Вы меня понимаете?
— Мы понимаем тебя достаточно хорошо, — произнес Гадитик.
— Договоримся по-хорошему. Каждый из вас сообщит мне свое имя, чин, размеры состояния, а я решу, сколько он заплатит за свободу. В общем, похоже на игру.
Никто ему не ответил, но на лицах пленников ясно читалась бессильная злоба.
— Хорошо, тогда начнем.
Пират указал на Светония, который расчесывал тело, пытаясь унять нестерпимый зуд, вызванный укусами вшей.
— Светоний Правд, вахтенный офицер низшего чина. Моей семье нечем платить, — сообщил он дрожащим хриплым голосом.
Капитан, прищурившись, рассматривал Светония. По внешнему виду пленников нельзя было догадаться о размере состояния их семей. Юлий понимал, что пират просто издевается над ними, старается унизить, заставив торговаться по поводу выкупа. Но что им остается? Если родня не сможет или не захочет заплатить за освобождение, то последует быстрая расправа. Придется участвовать в предложенном фарсе.
— Я думаю, что за низший чин можно назначить выкуп в два таланта — пятьсот золотых монет.
Светоний сделал вид, что потрясен, хотя его семья могла легко заплатить и в десять раз большую сумму.
— Побойся богов, у них нет таких денег! — умоляющим голосом произнес он, чувствуя невероятное облегчение.
Пират пожал плечами.
— Проси богов, чтобы твои родичи их собрали, или отправишься за борт с цепью на ногах.
Светоний опустился на пол, изобразив отчаяние, но Юлий знал, что в уме он смеется над обманутым разбойником.
— А ты, центурион? Ты из богатой семьи? — спросил капитан.
Перед тем как ответить, Гадитик внимательно посмотрел на пирата.
— Нет, не из богатой, но какое это имеет значение для тебя? — процедил он и отвел взгляд.
— Думаю, что для центуриона, то есть такого же капитана, как и я, был бы оскорбителен выкуп меньше чем в двадцать талантов. Да, пусть будет двадцать талантов.
Казалось, Гадитик не слышал этих слов. Он сидел, опустив голову.
— Как тебя зовут? — спросил капитан у Юлия.
Цезарь почувствовал боль в левом виске и нарастающую ярость.
— Меня зовут Юлий Цезарь. Я командир отряда в двадцать воинов. И еще я глава состоятельного дома.
Римляне неодобрительно зашептались, а брови капитана полезли вверх. Юлий взглянул на Гадитика, и тот одобрительно кивнул.
— Глава дома! Для меня честь познакомиться с таким человеком, — ухмыляясь, сообщил капитан. — Вероятно, ты тоже в состоянии заплатить двадцать талантов.
— Пятьдесят, — ответил Юлий, выпрямляясь.
Капитан захлопал глазами, его развязность исчезла.
— Это же двенадцать тысяч золотых монет, — выдохнул он.
— Пятьдесят, — твердо повторил Юлий. — Когда я поймаю и убью тебя, верну эти деньги. Я далеко от дома, и они мне пригодятся.
Несмотря на боль в виске, он мстительно улыбнулся пирату.
Капитан быстро оправился от потрясения.
— Это тебе проломили голову? Должно быть, ты оставил мозги на палубе корабля… Я затребую пятьдесят, но если их не пришлют, то помни, что море достаточно глубоко, чтобы поглотить тебя.
— Оно недостаточно широко, чтобы ты смог от меня спрятаться, сын шлюхи, — возразил Юлий. — Твоих бандитов я пришпилю к крестам по всему побережью. Офицеров по доброте душевной просто удавлю. Даю тебе слово.
Римляне разразились хохотом и веселыми криками, а капитан побледнел от гнева. Казалось, сейчас он шагнет вперед и ударит Юлия, но пират совладал с собой и обвел смеющихся пленников злобным взглядом.
— Я назначу высокую цену за каждого из вас! Посмотрим, как вы тогда посмеетесь! — крикнул он и вместе с охранником вышел из камеры.
