Ганс Вальдорф - Зеленая записка
Он достал из кармана коробок, положил спичку головкой на конец шнура и чиркнул по ней теркой; вспыхнуло пламя, и запах горящего шнура ударил в нос. Крёберс торопливо вскарабкался по склону и прилег за деревом. Напряжение, в котором он жил последние два дня с момента перехода границы, уступило место полному покою.
Вспышка, взрыв, свист и удары камней и осколков фундамента о скалы. Крёберс выглянул из-за дерева: серый силуэт мачты исчез. Быстро, насколько позволяла темнота, он стал карабкаться по склону. Вскоре он встретил обоих парней, помогавших ему доставить донарит к месту взрыва. Они восторженно пожали ему руку и засыпали вперемежку поздравлениями, советами и призывами к осторожности при переходе границы. Крёберс велел им возвращаться домой и ложиться спать. Утром они должны делать вид, что ничего не знают, и, как условлено, удивляться происшедшему и бранить сумасшедших, которые оставили их на несколько недель без света.
Ночь была мягкой и тихой. Взобравшись на одну из вершин, Крёберс увидел внизу, в долине, десятки фар: из-за поворота медленно выползала большая автоколонна. Это были они — карабинеры, которых Крёберс и его единомышленники подняли ночью с постелей; теперь начиналась борьба против их превосходящих сил. Крёберс шел по тропинке, которая волнообразно поднималась вверх, пересекала альпийский луг и исчезала в лесу. Там он немного отдохнул, очистил рюкзак и карманы от всего, что могло стать вещественными уликами: щипцов, проволоки, промасленной бумаги и спичек, и пошел дальше.
Часом позже Крёберс испугался, что сбился с пути, но немного погодя увидел знакомую просеку, круто спускавшуюся к ручью в долине. Он шагнул в воду, некоторое время шел вниз по ручью, сделал петлю на лугу, вернулся к ручью и снова пошел по предательски скользким камням.
Оставив русло, Крёберс пересек влажный от росы луг и, дойдя до его конца, остановился. Теперь он был уверен, что ни одна ищейка не возьмет его след. Он выжал вымокшие до колен брюки, достал из рюкзака сухие носки и ботинки и переоделся. Мокрые носки и ботинки он связал вместе и сунул под куст. Еще до рассвета Крёберс, осторожно ступая, спустился в низину, перепрыгнул через ручей и поднялся по склону. Когда стало светать, он забрался в заросли, лег и сразу заснул мертвым сном.
После полудня Крёберс продолжил путь. От лежания у него затекли ноги, и ему понадобилось больше получаса, чтобы разойтись и размять члены. Некоторое время он шел лесом, продираясь сквозь густую поросль и досадуя на вызываемый этим шум, более сильный, чем ему хотелось, а потом долго лежал у опушки, осматривая в бинокль луг, копну сена и поросший кустарником склон, прежде чем решился перейти луг.
* * *Пока Феллини в это утро добирался на машине из Больцано до Гарда, у него не менее шести раз проверяли документы. На всех дорогах и у всех мостов стояли карабинеры, полицейские службы безопасности, солдаты и наряды дорожной полиции. Они придирчиво проверяли его паспорт, заглядывали в машину, просили открыть багажник. Усердие патрулей являлось, видимо, следствием беспомощности и гнева. У Залунского ущелья саперы с помощью пилы и автокранов разбирали дорожный завал. Один из криминалистов, собиравший щепки в месте взрыва, был знакомым Феллини. Он рассказал, что на этом участке погиб дорожный рабочий Джиованни Посталь: в тот момент, когда он хотел удалить неразорвавшийся заряд донарита, произошла детонация и его буквально разорвало на куски. Подъезжая к Вероне, Феллини услышал по миланскому радио первый обобщенный обзор событий. Диктор сообщил, что в течение ночи в области Трентино–Альто Адидже взорвано сорок мачт высоковольтных линий электропередач. В результате энергичных операций по прочесыванию, в которых приняли участие карабинеры, полиция и армейские подразделения, за короткое время были задержаны и арестованы многие террористы. Далее подробно описывалась смерть дорожного рабочего Джиованни Посталя. В заключение диктор сообщил, что это была самая крупная диверсия, на которую когда-либо отваживались террористы.
Часом позже, обогнув южный берег Гарда, Феллини остановил машину у пансионата, в котором жила Лиль Кардо. Вскоре Феллини и Кардо уже сидели в ресторане и беседовали о событиях ночи. Постепенно Феллини перевел разговор в нужное ему русло.
— Направляясь в Тауферс, ваш друг при переходе австро-итальянской границы беседовал с итальянским таможенником, не так ли? — спросил он.
— Возможно, — пожала плечами Лиль. — Мой друг часто вел переговоры с таможенниками, — и, немного помолчав, облегченно добавила: — Теперь я припоминаю, что он прошел в таможню и вернулся примерно через полчаса. Мне кажется, что Гериберт был тогда немного взволнован.
— Упоминал ли ваш друг когда-нибудь в разговоре таможню?
— Однажды, беседуя с Губингером. Он сказал, что, возможно, в скором времени таможенники вытаращат от удивления глаза. Замечание было сделано вне всякой связи с остальным разговором и поэтому несколько удивило меня. Если бы вы сейчас не поинтересовались, я бы никогда не вспомнила о нем сама.
— И вы сообщаете мне это только сегодня?
— Но вы никогда не спрашивали меня об этом, — виновато возражала она. — Беседа состоялась вечером накануне убийства, незадолго до того, как Губингер заказал для меня разговор с Инсбруком. То есть нет, — поправилась она, — я все перепутала. Вначале мы с Герибертом поднялись наверх, а потом он послал меня позвонить в Инсбрук. А замечание о таможне он сделал днем раньше.
— Вы только что сказали, что Губингер заказывал для вас разговор с Инсбруком. Разве не вы сами? Об этом вы мне тоже ничего не сообщили.
— Неужели? — удивилась она. — Хотя возможно. Но я помню, что говорила об этом вашему молодому коллеге.
— В протоколе, во всяком случае, это не зафиксировано.
— Значит, я действительно забыла или не придала факту никакого значения. От всего, что произошло, я была тогда сама не своя. Неужели это так важно?
— Вовсе нет, — ответил Феллини. — По крайней мере в данный момент.
Поговорив еще полчаса на отвлеченные темы, Феллини попрощался и выехал в Милан.
К удивлению Молькхаммера, допрос в полицейском управлении Граца продолжался не так долго, как он опасался. Уже к полудню полицейская машина доставила его к границе и перепоручила заботам итальянских властей.
Вот уже два бесконечных часа Молькхаммер сидел в караульной комнате таможни, слушая рассказы о событиях ночи.
Наконец за ним приехала машина. По дороге в Больцано он обдумывал вопрос, в какой мере его вина переплетается с упущениями СИФАРа и объективными причинами, чтобы знать, что сказать, когда придется отчитываться перед Сандрино. Но Сандрино было не до Молькхаммера, и вообще никого не интересовали его приключения. Главное, что он снова на месте, все остальное пока не играло роли. Сейчас СИФАРу прежде всего нужны люли, имеющие опыт борьбы с прыгунами. Ему выдали удостоверение и велели немедленно отправляться в Глурнс. У Молькхаммера гора свалилась с плеч.
В полицейском отделении Глурнса он встретил Феллини.
— Очень рад вас видеть, — сказал Феллини. — Сегодня утром я распорядился арестовать Губингера и уже несколько часов допрашиваю его. Пока что он упрямо отрицает свою причастность к преступлению. Есть интересные новости, но я не хотел бы выкладывать их сию минуту. Как вы себя чувствуете?
— Отлично!
— Тогда немедленно собирайтесь в путь. Вы помните, конечно, что, когда Крёберс ездил к Шмейдлю в Грац, мы взяли его под наблюдение. Так вот, наш агент, следивший тогда за ним, видел сегодня Крёберса в нижнем Мачертале, но, к сожалению, упустил его. По некоторым причинам необходимо во что бы то ни стало арестовать Крёберса. Докажите, что вы хороший лыжник.
Карабинеры, расположившиеся в местной школе, достали ему лыжи, ботинки и палки. Посте некоторых поисков нашлись также лыжные брюки, куртка, шапочки, перча IKH, рюкзак. В сгущающихся сумерках Молькхаммер и трое карабинеров вышли в горы. У каждого, в том числе и у Молькхаммера, висел на груди автомат.
Молькхаммер и карабинеры взяли с места в карьер. Долгое время Молькхаммер шел первым, прокладывая лыжню, но едва он пристроился сзади, чтобы немного передохнуть, как темп резко спал. Во время одного из спусков он снова возглавил отряд. Обернувшись, он увидел, что один из карабинеров отстал, но не снизил скорости, надеясь, что по крайней мере радист выдержит темп гонки. Он готов был и дальше один прокладывать лыжню, лишь бы быстрее идти вперед.
Почувствовав второе дыхание, он мчался, уже не обращая внимания на карабинеров, далеко выбрасывая палки и сильно отталкиваясь, как учил тренер. Один раз он вынужден был снять лыжи, чтобы перелезть через скальный гребень. И снова вперед. Наконец он остановился и стал внимательно осматривать местность: метр за метром, склон за склоном, впадину за впадиной. Вдруг далеко впереди он заметил точку, едва различимо шевелившуюся на снегу. Он поднял бинокль, и точка превратилась в мужчину, который карабкался по ложбине вверх.
