Гилель Бутман - Время молчать и время говорить
Адвокат Певзнер должен отличаться от своего подзащитного хотя бы знанием законов. И теоретически он должен знать, что изменой родине, согласно диспозиции ст. 64 УК РСФСР, является "деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб:
а) государственной независимости,
б) территориальной неприкосновенности,
в) военной мощи СССР".
Если нет хотя бы одной из этих трех целей, то нет и измены родине…
Но лицо еврейской национальности Певзнер признает правильным квалификацию данной статьи. Ведь расстреливать будут не его, а Дымшица. А ему за блестяще сыгранную роль, возможно, даже дадут звание заслуженного юридического артиста СССР.
Адвокаты по-разному оценивают поступки своих подсудимых, в зависимости от степени своей порядочности и мужества. Но в одном пункте все они упираются. Нет, не воровали наши подзащитные самолет, дружно говорят они – просто хотели "взять напрокат". По Токийской конвенции 1969 года Швеция была бы обязана вернуть самолет Советскому Союзу. Да и вообще без умысла присвоения нет хищения – это же на первом курсе юридического института проходят.
Адвокаты хором негодуют. Статья о хищении не имеет никакого отношения к высокой политике, здесь им разрешено проявить свою самостоятельность. Может даже сложиться впечатление, что эту нелепую статью включили специально, чтобы проявить потом объективность и независимость советского суда от органов КГБ и снять ее с обвиняемых.
Но до чего же неповоротливы тоталитарные судебные системы, не связанные грузом доказательств чьей-то вины и опирающиеся только на свое правосознание. Никто не взял на себя ответственность снять с бедных обвиняемых статью о хищении самолета в целях присвоения. Им автоматически дали по статье о хищении самолета те же сроки, что и по статье об измене родине. Таким образом, Дымшиц и Кузнецов за свое желание украсть самолет получили смертную казнь с конфискацией имущества, а Бодня за то же самое получил 4 года лишения свободы. Но как же так, – всполошится какой-нибудь итальянский коммунист, – допустим, Бодня не хотел изменить родине, а хотел к маме и папе, но самолет АН-2 с бортномером 85534 стоимостью в 63780 рублей они ведь хотели украсть на равных основаниях. Ведь в деле нет никаких оснований предполагать, что деньги от продажи фюзеляжа должны были пойти Дымшицу и Кузнецову, а в пользу Бодни только деньги, заработанные от продажи кресла пилота. Как же так… ведь если бы салазаровский режим обвинил антифашистов, захвативших в открытом море португальский лайнер "Санта Мария", в попытке присвоить его и пропить, разве не поднялся бы гомерический смех на всех параллелях и меридианах земных?
Но никто не смеялся, когда 24 декабря объявили приговор по делу самолетчиков. Никто не смеялся, ибо "сатана там правил бал". Дружными рукоплесканиями встретили сидящие справа от прохода приговор суда: Дымшицу Марку – смертная казнь с конфискацией имущества; Кузнецову Эдуарду -смертная казнь без конфискации имущества за отсутствием такового. Менделевичу Иосифу – 15 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. Залмансон Сильве – 10 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. Залмансону Израилю – 8 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. Альтману Анатолию – 12 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. Хноху Лейбу – 13 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. Федорову Юрию – 15 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. Мурженко Алексею – 14 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. Пенсону Борису – 10 лет с конфискацией принадлежащего ему имущества. Бодне Менделю – 4 года без конфискации имущества за отсутствием такового.
– Мы с вами, мальчики! – прорвался сквозь рыдания одинокий голос слева от прохода. Но мальчиков уже уводили под громкие рукоплескания общественности, не имевшей достаточно хлеба, но получившей бесплатное зрелище. Уводили банду нищих уголовников, у которых нечего было конфисковывать и которым уже никогда не суждено разбогатеть за счет продажи самолета с бортномером 85 534 Северного управления гражданской авиации.
На Марка Дымшица и Эдика Кузнецова уже были надеты наручники. Марк сказал в последнем слове: "Если вы, расстреляв нас, думаете припугнуть этим других будущих беглецов, то просчитаетесь – они пойдут не с кастетом, как мы, а с автоматами, потому что терять им будет нечего". Заслужил ли Марк свой смертный приговор? По мерилам социалистического правосознания, да, заслужил. Это он подал саму идею о технической возможности захвата самолета. Идею, которая развилась потом в операцию "Свадьба", – план вывода советских евреев из империи северного фараона.
Без Марка как летчика я никогда не взялся бы за организацию операции, ибо с самого начала план строился на том, чтобы исключить по возможности любое принуждение летчиков, а только наличие собственного пилота могло обеспечить это условие. Железная воля Марка Дымшица заставила нас назначить первый срок операции "Свадьба" – 2 мая, она же не дала отступить, когда Эдик Кузнецов предложил отложить на год. Марк Дымшиц посеял свои привычки. Он пожал свой характер и пожал свою судьбу – смертную казнь с конфискацией имущества.
Ну, а Эдик Кузнецов, его-то за что? Разве его участие было более активным, чем Иосифа Менделевича, чем Сильвы Залмансон? Разве он настолько отличался от остальной группы, что это потянуло на расстрел? Нет, не думаю. Может быть, за то, что был дерзок на суде? Нет, для этого есть карцер. Может быть, за то, что был матерым озверелым сионистом? Нет, не был он сионистом, ни матерым, ни рядовым. Он сам заявил на суде, что в иерархическом ряду ценностей в его системе отсчета родине отведено не первое место, первое место там занимает свобода. Этим он отличался от Сильвы, у которой порядок ценностей был обратным. Российский диссидент, он причислил себя к касте униженных и оскорбленных. Кроме эмоционального корня был и рациональный, не менее слабый. Имея очень неплохую голову на плечах, он знал, что ему не дожить до победы свободы в России, ибо диссидентам не удастся раскочегарить массовое движение в условиях наследственной политической забитости коренного населения и самодержавия КГБ. И поэтому, не придя к сионизму, он пришел к Израилю.
Лурье, адвокат Эдика Кузнецова, сказал, выступая на суде: "Преступление его опасно, но сам Кузнецов не опасен". Но председательствующий Ермаков не был "Васей с трудоднями", и режиссеры спектакля прекрасно знали, кто есть кто на скамье подсудимых. Они четко понимали, что именно преступление Кузнецова не опасно, – сам он опасен. Если евреи, сидящие на скамье подсудимых, – асоветчики, то Кузнецов – антисоветчик. Сионисты, не испытывая чрезмерной любви к порядкам, царящим на "доисторической родине", давно махнули на нее рукой, относясь к ней как к загранице. Сионисты действительно не пытались подрывать основы строя, и Сильва Залмансон, защищая на суде сионизм, сказала, что он не противоречит социализму, их даже можно объединить.
С Эдиком Кузнецовым все обстояло наоборот, и это было очевидно всем в зале суда. Его ненависть к строю, который исковеркал ему и миллионам его сограждан жизнь, была беспредельна, и он не хотел и не мог ее скрыть. Его саркастические антисоветские намеки открыли бы глаза даже слепому, а судья был зрячим. То, что именно Кузнецов, удайся ему побег, использовал бы свои недюжинные качества для борьбы с режимом, который он ненавидел, было ясно даже глухонемым народным заседателям Иванову и Русалинову. И хотя Эдик Кузнецов уже отбыл после ареста в 1962 году 7 лет за свои антисоветские взгляды, а, как известно, дважды за одно и то же не судят, сейчас он получил вторично за то же самое смертную казнь без конфискации имущества за отсутствием такового.
Алеша Мурженко, который прибыл из своего украинского далека только к самолету и который никого и ничего не знал, получил 14 лет лишения свободы, – больше, чем многие активные участники побега. По той же причине, что Кузнецов и Мурженко, Юра Федоров, у которого тоже была ранее одна ходка за антисоветскую агитацию и пропаганду, получил 15 лет. Пятнадцать лет без жизни. Наблюдательный Гарик, глядя на то, как складывается их судьба, несомненно, сказал бы:
"Лубянка по ночам не спит,
хотя за много лет устала,
меч перековывая в щит,
и затыкая им орала"[13].
Около девяти вечера 24 декабря в нашем коридоре послышалось хлопанье дверей и нарастающие истерические рыдания женщины.
– Это ваша Сильва. Самолетчиков привезли с суда, – сказал Самаренков.
Захлебывающиеся рыдания Сильвы оборвались с хлопком очередной двери. Истерический смех, истерический плач – по-разному выплескивается из людей то, что накопилось. Но оно выплескивается, чтобы человек мог как-то жить дальше. И когда дверь камеры захлопнулась за Сильвой, казалось ей, что все черно и беспросветно. Мужа – к стенке, младшего братишку – к 8 годам, старшему предстоит специальный военный трибунал, и можно представить, что ждет его, если даже не офицеры и не дезертиры из армии получили такие страшные приговоры. Да и саму себя жалко, что будет через десять тюремных лет, сможет ли она когда-нибудь рожать и воспитывать детей, как другие женщины? Уйдет здоровье, уйдет красота, уйдут годы…
