Эптон Синклер - Дельцы. Автомобильный король
— О, я в этом не сомневаюсь, — откликнулся Куртис. — Для них сей почтенный старый джентльмен — пешка. Вероятно, он даже не подозревает, под чью дудку пляшет. Вы, конечно, понимаете, что подлинный хозяин вашего штата — сенатор Хармон.
— Я слышал про это, — сказал Монтегю, — но никогда не придавал большого значения подобным слухам.
— Вот как! Вы придали бы им значение, оказавшись на моем месте. Я вел дела уотермановских южных железных дорог, и мне случалось передавать послания Хармону. Нью-Йорк — город, где вы познакомитесь с подобной игрой.
— Игра не из приятных, — холодно заметил Монтегю.
— Не я устанавливал ее правила, — сказал Куртис. — Вы сами оказываетесь перед необходимостью либо вступать в эту игру, либо отказаться от нее.
Молодой человек задумался, а потом рассмеялся в ответ на собственные мысли.
— Я понимаю ваши чувства. Помнится, какие у меня самого были угрызения совести, после того как я закончил колледж. Голова моя была полна красивыми афоризмами старого профессора этики. И вот меня взяли в юридический отдел Нью-йоркской гудзоновской железной дороги. Мы разбирали тяжбу о возмещении убытков, и старый Генри Корбин, главный юрисконсульт этой дороги, передал дело мне, а потом вынул из своего стола отпечатанный на машинке список членов Верховного суда штата. "Некоторые имена, — сказал он, — помечены красным карандашом — можете направить дело к любому из них: это наши люди". Подумайте только! А я был еще невинен как свежевылупившийся цыпленок!
— Наверное, такие дела плохо кончаются, — сказал Монтегю.
Куртис пожал плечами.
— Пойди докажи…
— Но, ведь если какой-нибудь судья постоянно решает дела в пользу дороги… — начал было Монтегю.
— Я вас умоляю! Предоставьте это самому судье! Иногда он выносит решение против дороги, но при этом применяет такую статью, что высшая инстанция непременно отменяет решение, а к тому времени противной стороне все надоест, и она готова порешить дело миром. Есть и другой путь. Помню один случай, когда я сделал так, как велел старый Корбин, и был уверен, что выиграю дело. Я предъявил одиннадцать разных возражений, но в каждом случае судья толковал их против меня. Я долго не мог понять, в чем здесь хитрость. Видите ли, это дело направляют в высшую инстанцию и там понимают, что судья выгородил противную сторону явно с формальных позиций. Но поскольку Верховный суд не располагает свидетельскими показаниями и не может опираться на них, он оставляет в силе решение первой инстанции. Как видите, тут имеется не одна лазейка!
— Похоже, для правосудия тут остается мало места, — заметил Монтегю.
— Если бы вы занимались такими делами столько же, сколько я, и встречались с такими подозрительными личностями, которые пытаются нажиться на железных дорогах, вы бы уже не пеклись о правосудии. Мошенничество пустило сейчас такие корни, что, подав в суд, вы можете выиграть почти любое дело. Есть люди, которые посвятили все свое время тому, чтобы выискивать дела и фабриковать свидетельские показания.
Монтегю задумался. Время от времени он бормотал про себя: "Губернатор Ханнис! Не могу себе даже представить!"
— Пусть вам расскажет о нем Давенант, — рассмеявшись, сказал Куртис. Возможно, все не так плохо, как я вообразил. Знаете, Давенант цинично относится к губернаторам. Несколько лет назад у него был такой случай. Он отправился в Олбани, чтобы убедить губернатора подписать какой-то законопроект. Губернатор вышел из своего кабинета, оставив его одного. Давенант заметил, что ящик его письменного стола открыт. Он заглянул туда и увидел конверт с новенькими тысячными банкнотами. Он не знал, зачем они тут лежали, но это был очень важный законопроект, и Давенант решил воспользоваться удачей. Он положил конверт к себе в карман. Губернатор вернулся и, ссылаясь на общественные интересы, заявил, что решил наложить вето на этот законопроект. "Что ж, господин губернатор, — сказал старик. Мне остается только одно". И он вынул из кармана конверт. "Тут пятьдесят новых банкнот по тысяче долларов, они ваши, если вы одобрите законопроект. Если же вы откажетесь, я отнесу их в газету и расскажу там, за что вы их получили". Губернатор побледнел как полотно и, видит бог, подписал законопроект да еще в присутствии Давенанта отослал его в Законодательное собрание. Теперь вы понимаете, почему он относится к губернаторам скептически.
— Не это ли имел в виду Прайс, сказав, что употребит свое влияние в Законодательном собрании?
Его молодой собеседник пожал плечами.
— Что вы сможете сделать? Ваши политические организации и ваши учреждения находятся в руках мелких политических интриганов и мошенников, которые только и ждут, чем бы поживиться. Если вам что-то нужно, платите им, как в любом другом деле. Вы постоянно сталкиваетесь с такой дилеммой: либо плати, либо уходи. Возьмите, — продолжал Куртис после паузы, — наше собственное дело. Вот мы, например, желаем построить железнодорожную ветку. Это — важное мероприятие, и его надо осуществить. Но мы могли бы пятьдесят лет подряд ходить и кланяться Законодательному собранию штата, и если бы не уладили дела, то не получили бы разрешения. А как вы полагаете, что сделал бы за это время Стальной трест?
— Задумывались ли вы, к чему приведут подобные дела?
— Не знаю. Мне кажется, что когда-нибудь нашим дельцам придется заняться политикой и поставить ее на деловую основу.
Монтегю обдумал ответ.
— Все это не так просто, как кажется, — сказал он. — И не будет ли это подрывом республиканских принципов?
— Боюсь, что да. Но что поделаешь.
Монтегю промолчал.
— И вы знаете, что можно было бы тут предпринять? — настаивал на ответе Куртис.
— Нет, пока не знаю. Для начала могу вам сказать одно: интересы этой страны для меня превыше любого дела, в каком я принимаю участие. И если перед такой дилеммой окажусь я сам, то дело отступит на второй план.
Куртис внимательно следил за собеседником и, положив ему руку на плечо, сказал:
— Правильно, старина! Но примите совет — пусть Давенант никогда не услышит от вас этих слов.
— Почему?
Молодой человек поднялся.
— Моя остановка, — сказал он. — Потому, что это не совпадает с его представлениями. Давенант демократ консервативного толка, знаете, и предпочитает произносить спичи на банкетах!
12
Несмотря на все сомнения, Монтегю все же отправился к себе на родину и полностью выполнил то поручение, на которое дал согласие. Все было, как он и предполагал: акционеры Северной миссисипской железной дороги приняли его как героя-победителя. Он поговорил со своим кузеном мистером Ли и двумя-тремя другими старыми друзьями и получил их согласие на новый состав правления без особого труда. Все они были заинтересованы в будущем этой дороги.
Ему даже не пришлось заниматься вопросом о разрешении. Давенант составил законопроект и сообщил, что племянник сенатора Хармона сумеет провести его, не привлекая чьего бы то ни было внимания. Монтегю узнал, что законопроект прошел, был подписан губернатором — и все.
Но вот настал день собрания акционеров. Монтегю присутствовал на нем, как уполномоченный Райдера и Прайса, и предъявил свой список правления, к великому разочарованию мистера Картера, нынешнего президента дороги и старого друга семьи Монтегю. За новое правление директоров проголосовали почти три четверти держателей акций, и выпуск новых акций был принят тем же большинством. Поскольку ни один из прежних пайщиков не пожелал дополнительно приобрести акции, Монтегю подписался на весь выпуск от имени Райдера и Прайса и представил чек в качестве гарантии.
Это, разумеется, получило широкую огласку во всей округе. Не прошло незамеченным это событие также в Нью-Йорке. Впервые акции Северной миссисипской дороги стали котироваться, резко пошли на повышение и начали подниматься в цене на десять процентов в день.
Монтегю известил об этом Гарри Куртис.
"Готовьтесь к ответным действиям "стальной шайки", — писал он. — Скоро вы их почувствуете".
Монтегю подумал, что не побоится "стальной шайки", но ему стало не по себе от того свидания, которое состоялось на следующий день после собрания. К нему явился старый мистер Картер, слабо пожал руку, сел и посмотрел на него потерянно.
— Аллан, — сказал он, — пятнадцать лет я был президентом Северной миссисипской дороги и служил ей верой и правдой. А теперь я хотел бы услышать от вас, — что это значит? Неужели я…
Монтегю не помнил такого времени, чтобы мистер Картер не бывал бы у его родителей, ему было очень тяжело видеть старика в таком состоянии. Но тут нельзя было ничего поделать, и он сказал скрепя сердце:
— Мне очень жаль, мистер Картер, но я не имею права сообщать вам о намерениях моих клиентов.
