Ильяс Есенберлин - Хан Кене
Да, таковы его обязанности перед исламом. А великий эмир бухарский конечно же учтет его рвение в служении законам пророка. Кого-то же нужно будет сделать правителем всего Коканда…
Есть и другая причина, по которой очень важно пребывание здесь Мадели-хана. Сыновья Касыма-тюре степные султаны… Конечно, хан Коканда не имеет к ним отношения. Но разве не предусмотрительно будет, если предстоящие события совершатся именно тогда, когда в Ташкенте находится сам хан. Осторожность никогда не повредит. Если волчье отродье Аблая узнает, что все это — дело рук куш-беги, то ему, может, придется плохо. Целая свора их расплодилась от тридцати одного сына и сорока дочерей. И память у них волчья…
Куш-беги приказал патша-бела, мальчику для утоления поздних страстей, явиться после полуночи, и пошел в покои Мадели-хана…
* * *После длительного отдыха, Мадели-хан чувствовал себя прекрасно. Глаза его искрились, движения были порывисты; впереди ждала ночь с неожиданно появившимся счастьем. Ни о чем больше не мог он уже думать, но этот услужливый куш-беги настойчиво просил о каком-то разговоре, и нужно приглашать его…
Куш-беги пришел сам, и не понадобилось посылать за ним. Опять завел он этот вечный разговор о казахских делах…
— Нам казалось, что, после того, как была подавлена последняя смута, они долго не поднимут головы, — с нудными подробностями объяснял куш-беги. — Однако в степи снова сгущаются тучи. И все дело опять в этих смутьянах — сыновьях Касыма-тюре… Что вы прикажете делать нам?
Мадели-хан вздрогнул, посмотрел на него непонимающими глазами. Совсем другие картины видел он сейчас… Ах, если об этих казахах!..
Не раз поднимались они и против его отца, грозного Омар-хана. Самым большим из этих восстаний было возглавленное Тентеком-тюре, который сумел объединить всех степняков по берегам Сырдарьи, Сарысу и Чу. Опасней всего, когда во главе казахов становится кто-нибудь из тюре: его бывают склонны признать все жузы. И в соседних странах пользуется он большим авторитетом.
Двадцать тысяч конных сарбазов собрал тогда под своим знаменем Тентек-тюре и захватил несколько входивших в Кокандское ханство городов. Забрав у кокандцев Сайрам, он перенес туда свою ставку. К нему присоединились Чимкент и Аулие-Ата. Омар-хан с громадным войском осадил Сайрам, а потом Чимкент. Оба города сдались, когда закончились все припасы. Янычары Омар-хана достойно наказали мятежников: двести из них были повешены, остальным отсекли головы или продали в рабство. У тех, кто имел хоть малое отношение к бунту, отобрали скот. Но, видимо, даже такие меры быстро забываются этими казахами!
А что, если не получится вся его затея с ханом и его мачехой? Куш-беги вспомнил сегодняшний завтрак в честь прибытия Мадели-хана и улыбнулся… Молодой хан и его мачеха сидели, как и положено, друг против друга. Чай им разливал сам куш-беги Бегдербек. Приняв из его рук пиалу из голубого фарфора, Ханпадшаим вдруг громко рассмеялась.
— А ведь, дорогой мой Мадели-хан, помимо того, что вы правитель Коканда, вы еще и мой сын, — пропела она. — Куш-беги Бегдербек, как он сам неоднократно подтверждал, наш слуга. К тому же женщины ему безразличны. Поэтому можно ли надеяться, что вы не осудите меня, если я сниму перед вами паранджу?..
Она откинула паранджу, не дожидаясь ханского ответа. Словно вырвавшееся из-за облака солнце, засияло воспетое в легендах прекрасное лицо. У Мадели-хана пиала выпала из рук.
* * *— Ох, вы, наверно, обожглись! — с лукавым подобострастием засмеялась Ханпадшаим. — Нужно быть осторожней…
С этого момента Мадели-хан впал в такое состояние, что не замечал ничего вокруг. В глазах его, устремленных на мачеху, появилось какое-то безумие. Куш-беги, сославшись на что-то вышел на время из комнаты. Когда он вернулся, то сразу заметил, что между мачехой и пасынком установилась едва уловимая связь. Беззвучную радость, счастье, ожидание источали их глаза. Его они и в счет не брали… Нет, здесь ничего сорваться не должно!..
Если даже эмир бухарский не отдаст ему власть над всем Кокандом, то чем-нибудь все-таки отблагодарит его! И пусть сбреют его усы топором, если не достанутся ему те двадцать тысяч таньга серебром, которые собраны в нынешнем году на уплату Коканду. А это немалые деньги: хватит на постройку шести городов для шести сыновей…
— Ку-ку… Ку-ку…
Солнце уже скрылось за горизонтом, и в большом темнеющем саду куш-беги начала куковать кукушка. Долго-долго куковала она, словно рыдала о чьем-то несчастье. Или о жизни, которая должна оборваться сегодня ночью.
— Мой милостивый хан, тот, кто скрывает свой недуг, — обречен. — Куш-беги наклонился вперед, стремясь заглянуть в глаза молодому хану. — Поэтому я осмелился отвлечь вас от более высоких мыслей. Имеется лишь один путь к предотвращению мятежа. Нужно опередить их действия и растоптать искры, пока не попали они в солому. Сыновья Касыма-тюре — вот те головешки, от которых может вспыхнуть большой пожар…
Хан почему-то молчал. Перед глазами куш-беги Бегдербека явственно предстал разъяренный Саржан, вытаскивающий из ножен прямой казахский кинжал. Вряд ли забудет он когда-нибудь двусмысленные шутки куш-беги.
— Конечно, я и сам могу распорядиться насчет Есенгельды и Саржана. Однако все мы — ваши подданные, а вы сейчас изволите пребывать здесь…
Мадели-хан попросту не думал о том, что говорил куш-беги. До его слуха словно издалека доносились какие-то имена… Тентек-тюре… Касы-тюре… Есенгельды… Саржан… Какое ему дело до всех этих тюре! Разве не получает куш-беги по двадцать тысяч таньга серебром ежегодно за власть над ними? Пусть ест их сырыми или вареными, как пожелает….
Одно имя только интересует его сейчас. "Ханпадшаим!.. Какое белое у нее лицо! Как волнующи бедра под полупрозрачным светлым шелком! Сквозь ткань проступает их упругая белизна, и словно лунный свет отражают они. А округлая грудь — разве не светится она в темноте и разве не ощущает уже он ее? Правда, великий грех стремиться к женщине, которой обладал родной отец. Но не замеченное людьми не является грехом. Куш-беги?..
* * *Он не в счет… Правда, недаром же так настойчиво звал меня сюда. Не решается взять на себя дело с этими казахами и для этого и подстроил встречу с Ханпадшаим. Что же, цена подходящая: два каких-то одетых в верблюжью шерсть султана за счастье обладания такой женщиной. Тут и четырех не жалко. Все мы существа смертные, даже я. А тем более эти Есенгельды, Саржан, кто там еще… Настоящая жизнь — это Ханпадшаим!.."
— Какое же будет ваше высокое решение?..
Да, именно этого куш-беги и хочет от него, Мадели-хана. А он желает сладостного греха со своей мачехой. Сегодня ночью должно это произойти… А утром надо возвращаться в Коканд, иначе пойдут разговоры. Нельзя оставаться на две ночи подряд, как бы ни белели сквозь шелк полные бедра. Кроме всего прочего, он еще хан. И отблагодарит ее он тоже по-хански!.. Но где же взять сейчас достойные ее подарки?
Глаза Мадели-хана засветились.
— Только ли свои головы привезли нам в подарок сыновья Касыма-тюре?
Куш-беги угадал мысли молодого хана раньше, чем тот закончил говорить… Конечно же не без подарков приехали степные султаны. Щедрость в глазах простоватых казахов — одно из главных достоинств. Девять бархатно-вороных и девять молочно-белых не имеющих цены иноходцев привезли они с собой для хана Коканда. Каждый был под дорогим серебряным седлом, с серебряной уздечкой, а к каждому седлу было приторочено по девять черных алтайских соболей и по девять огненно-красных выдр. Так в степи подкидывают гончим перед охотой лакомые кусочки мяса… Тепленькая печень с душистым жирным курдюком — такова была в переводе на древний охотничий язык цена их приношениям. Голый жир без печени ведь не пойдет. Но часто бывает и так, что старая рыжая лиса догадывается об охотничьих хитростях. С тайной радостью приняв предназначавшиеся его хану подарки, куш-беги скрыл их.
— На этот раз сыновья Касыма-тюре, видимо, сами рассчитывают увезти отсюда кое-что. — Голос куш-беги звучал зловеще. — Их мечта — увезти в коржунах наши головы!..
Огорченный лишь отсутствием подарков, которые он мог бы преподнести несравненной Ханпадшаим, Мадели-хан махнул рукой:
— Коль не пришло им в головы достойно оценить наше расположение, то грош цена этим головам!
Куш-беги с подчеркнутой покорностью наклонил голову:
— Это мудрое распоряжение, мой милостивый хан…
Мадели-хан притворно зевнул:
— Кажется, за полночь перевалило время… Давайте закончим на этом наш разговор!
Он небрежно отломил кусочек халвы, выпил большой кубок розоватого виноградного вина.
* * *— Мой милостивый хан… — Куш-беги впервые смотрел прямо в лицо Мадели-хана. — Комната нашей высокой гостьи Ханпадшаим находится рядом с вашей — и двери выходят в один и тот же коридор… Как прикажете сделать на ночь: приставить охрану к каждой двери в отдельности или достаточно охраны вокруг дворца?
