Эмилио Сальгари - Сын Красного корсара
— Сеньор граф, — начал буканьер с нескрываемым огорчением, — я не могу предложить вам ни шампанского, ни бургундского, ни медокского, потому что мы не во Франции. Здесь у нас нет ничего иного, кроме агуардьенте, потому что на острове не производят изысканных напитков. А это — мой запас, который я кое-где отыскиваю с риском для жизни… Бывает, ночами он нужен мне, чтобы забыть прошлое, чтобы не плакать… Сеньор граф, примите от чистого сердца.
— Вы взволнованы, Буттафуоко! — сказал сеньор ди Вентимилья.
— Можно быть сильным, сеньор граф, — продолжал буканьер, — можно пересечь экватор, можно поклясться, что забудешь собственную страну… мою Нормандию… мой замок… любимую сестру, которая для меня теперь навсегда умерла… отца дворянина, который вместе с моей матерью покоится там, в одном аббатстве… Адские муки! Пейте, сеньор граф… и я тоже выпью!
Он порывисто схватил чашу из бычьего рога и залпом осушил ее, а потом закричал:
— Еще, Корталь, еще! Надо залить эти давние воспоминания! Эх, какая печальная судьба выпала на мою долю!
Лицо гордого буканьера страшно изменилось.
Он не плакал, но видно было, что сдержать слезы стоит ему неимоверных усилий. Возможно, он злился, что выдал свой секрет.
— Пейте, сеньор граф, — через несколько мгновений повторил он, осушая вторую чашку. — Вот уж никогда не думал, что приму в этом убогом жилище дворянина из далекой Европы. Конечно, я одно время надеялся, что появится кто-нибудь и случайно найдет меня, но это были пустые мечты.
— Продолжайте, Буттафуоко, — вымолвил граф, — вы ведь среди друзей.
Буканьер опрокинул и третью порцию агуардьенте, потом раздраженно махнул рукой и продолжал сдавленным голосом:
— Проклятый Париж! Гнусный обольститель, сдавивший меня в своих лабиринтах! Лучше бы я тебя никогда не видел! Многие тысячи твоих искушений сделали из меня жалкого буканьера, мясника в лесах Сан-Доминго!.. Проклятые карты! Вы меня разорили!
— Но кто же вы? — спросил граф, глубоко задетый жестокой болью, отразившейся на лице буканьера.
— Сами видите, — нервно усмехнулся Буттафуоко, — охотник на быков… жалкий авантюрист. С тех пор как я пересек экватор, у меня больше нет родины, нет семьи, нет дворянского звания, нет ничего, кроме аркебузы, из которой я каждый день убиваю, чтобы не убить свое сердце.
В четвертый раз он опорожнил чашку, налитую ему помощником.
— Прошли годы, — продолжал несчастный, сжимая голову руками, словно пытался подавить терзавшие его мысли, — а я все еще вижу свой замок на берегу пруда, величественно вздымающийся своими башнями и пинаклями; порой ночами я вижу, как прогуливается по террасам нежная девушка, моя сестра; я отдал бы жизнь, лишь бы видеть ее счастливой… Один бретонский барон взял ее в жены … Пусть она будет счастлива и навсегда позабудет своего несчастного брата … Корталь, дай мне еще выпить. У меня жажда, ужасная жажда!
Он несколько минут помолчал, мрачный, дрожащий от волнения, уставившись расширенными глазами в полный стакан, а потом сказал:
— Да, такова жизнь, если уж она стала добычей злого гения. Особенно после жестокого падения! Лучше бы уж в двадцать лет меня прикончил укол шпаги где-нибудь посреди яблоневых садов моей Нормандии! Тогда бы я никогда не увидел Парижа, по крайней мере не спустился бы, ступенька за ступенькой, в тюремную грязь… не запятнал бы герба своих предков… не забыл бы свою Францию… не сменил бы имя… не стал бы искателем приключений… не бежал бы как вор… и не вынудил бы плакать это бедное создание — мою сестру!
— Буттафуоко! — закричал граф.
Буканьер вскочил, глаза его расширились, лицо покрылось каплями пота. Он схватил аркебузу, подвешенную на столбе, поддерживавшем хижину, потом быстро вышел и исчез за деревьями.
— Твой хозяин всегда таков? — спросил граф новобранца, неподвижно стоявшего на пороге хижины.
— Я никогда не видел, как он смеется, — ответил Корталь. — Он всегда печален.
— Он не один такой, — вмешался гасконец. — Сколько среди буканьеров встретишь людей, бывших когда-то богатыми и уважаемыми!
— А сколько дворян позабыли Европу в Америке! — не сдержался корсар.
— Верно, сеньор граф, — вздохнул гасконец. — Я, впрочем, быстро забыл По и свой полуразрушенный замок, хотя не видел Парижа с его фатальными соблазнами.
— А сколько порядочных людей он сгубил! — сказал граф. — Лучше уж жить в Провансе!
Он, в свою очередь, вскочил, вышел из хижины и отправился разыскивать буканьера.
Охотник исчез, однако в кустах послышались ружейные выстрелы. Граф только что закончил курить сигару и уже хотел вернуться в хижину, когда увидел вышедшего из зарослей Буттафуоко, мрачного как никогда. Присмотревшись, граф заметил, что глаза охотника покраснели, словно он долго плакал.
— Буря прошла? — мягко спросил сеньор ди Вентимилья.
— Ураганы на Сан-Доминго длятся недолго, — с печальной улыбкой ответил буканьер. — Все прошло и уже забыто! Я убил двух кабанов там, на краю болота … Это — мое ремесло.
Граф протянул ему правую руку:
— Пожмите ее! — сказал он.
— Нет, сеньор граф, я больше не достоин коснуться руки почитаемого кабальеро. Мы ведь не в Нормандии.
— Пожмите, говорю вам.
— Хорошо, но не сейчас. Когда мы расстанемся навсегда и я скажу вам, кем был … может быть, тогда … Сеньор граф, солнце зайдет через четыре часа, а до виллы маркизы де Монтелимар далеко. Не хотите ли отправиться в дорогу? Мы придем в Сан-Хосе перед рассветом, а в этих краях лучше странствовать по ночам. Полусотни время от времени прочесывают эти леса; их алебарды не представляют опасности — в отличие от ужасных псов, сопровождающих людей.
— Я готов следовать за вами и во всем подчиняться, — ответил корсар.
— Вы уверены, что маркиза вас не предаст? Мне знакома эта красивая госпожа; я встречал ее несколько раз в окрестностях фактории.
— Она безукоризненно благородна; однажды она уже спасла мне жизнь.
— Этого хватит, — прервал графа буканьер. — Зовите своих спутников, сеньор граф, и предупредите их, чтобы они взяли аркебузы. У меня всегда есть три-четыре ружья в запасе, все — нужного калибра, с пулями весом в унцию.
Услышав команду графа, подошли Мендоса и гасконец, за ними — новобранец, который нес ружья и боеприпасы, словно угадал мысли хозяина.
— В путь, друзья, — сказал сеньор ди Вентимилья. — Буттафуоко будет нам проводником.
Буканьер приблизился к своему помощнику, вопросительно смотревшему на него.
— Ты остаешься здесь, — сказал он с грубой снисходительностью, — и подождешь моего возвращения. Я могу не возвращаться неделю или месяц — не беспокойся обо мне. Если будут угрожать испанцы, укройся в колонии на мысе Тибурон, там мы встретимся. Остерегайся полусотен и позаботься о моих собаках. Прощай!
Резким свистом он подозвал свою любимую собаку и отправился в путь рядом с графом, надвинув поглубже свою шляпу, чтобы получше уберечься от жгучих солнечных лучей; позади шли гасконец и Мендоса.
Ориентируясь по солнцу, он пересек заросли, скрывавшие его хижину, и решительно направился через лес на запад.
Впереди охотника бежала его собака, время от времени обнюхивавшая землю и поднимавшая глаза на хозяина, словно желая его спросить, правильно ли они идут.
— У вас есть корабль, сеньор граф? — спросил буканьер, после того как они прошли с пару миль.
— Он должен ждать меня у мыса Тибурон — ответил корсар.
— Вилла маркизы де Монтелимар расположена недалеко от моря. Вы можете увидеть мыс из окна фактории.
— А полусотни не будут искать нас там?
— Кто знает… Они прочесывают остров вдоль и поперек, и никогда не знаешь, где они остановятся. Но маркиза достаточно влиятельна в Сан-Доминго; ей под силу покровительствовать вам.
— Я в этом убедился.
— Тогда вы можете спокойно дожидаться там свой корабль, не подвергаясь опасности ареста, — улыбнулся буканьер. — Знаю, чего стоит эта сеньора.
— Вы с ней знакомы?
— Я видел ее один-единственный раз, когда она верхом ехала через лес; я даже оказал ей при случае небольшую услугу. Не окажись я тогда на ее дороге и не убей ее лошадь метким выстрелом из аркебузы, кто знает, была бы еще жива сеньора де Монтелимар, и…
Буканьер прервался, а его собака навострила уши и сделала стойку.
— Что такое? — спросил корсар.
— Пока что ничего, — ответил Буттафуоко, слегка нахмурившись.
— Вы, похоже, обеспокоены чем-то.
— Возможно, я ошибся.
— И ваша собака тоже?
Буканьер некоторое время прислушивался, одновременно наблюдая за поведением собаки, которая то поднимала, то опускала уши.
— Мне кажется, я слышал далекий лай.
— Это означает, что по нашим следам идет какая-то полусотня?
