Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь
Вильгельм был молодым и сильным парнем, удача ему сопутствовала, рана оказалась чистой и вскоре затянулась. Правда, он начинал хромать, когда уставал. Юноша обладал талантом находить общий язык с людьми, умел поддерживать разговор, и постепенно враждебность тех, кто взял его в плен, исчезла. Сам он, правда, от нее не отделался, но скрывал это. К середине лета они приняли его почти как одного из своих.
Братья де Лузиньян перемещались между союзниками, договариваясь о помощи и поддержке в трудную минуту. Потом пришло сообщение, что Гийом де Танкарвиль, наместник короля в Нормандии и родственник Вильгельма, сменил Патрика из Солсбери в Пуату. Лузиньяны расспрашивали Вильгельма о характере Танкарвиля, методах ведения боевых действий, о его войске. Вильгельм радостно скармливал им сложную смесь из полуправды и лжи. Он вроде много всего рассказывал, но ничего не сообщал.
Однажды вечером в конце июля, через четыре месяца после стычки, братья де Лузиньян вернулись в замок, где останавливались сразу же после взятия Вильгельма в плен. Амалрик натянуто поздоровался с ними. Было ясно, что, хотя он выполнит долг и поможет своим сюзеренам, но он боится. Де Танкарвиль пришел в Пуату с огнем и мечом, и осторожные, благоразумные люди не высовывали головы из-за парапетной стенки с бойницами.
Вильгельм снимал седло с клячи, которую ему выделили для езды, под внимательным взглядом начальника караула. Внезапно в дверь конюшни просунулась голова какого-то юноши, и он сообщил, что Вильгельма зовут в большой зал.
– Прибыл посыльный от королевы Алиеноры, – объявил парень, утирая нос тыльной стороной руки, и убежал прочь.
– Ха! – усмехнулся начальник караула. – Похоже, кто-то наконец решил, что ты чего-то стоишь.
У Вильгельма учащенно забилось сердце. Он привязал лошадь, уворачиваясь от ее длинных желтых зубов, которыми она так и норовила его тяпнуть, и направился в зал, слегка прихрамывая.
Он узнал посыльного. Это был отец Андре, один из священников Алиеноры. Благодаря своему сану он обладал определенной неприкосновенностью (хотя и ненадежной) и мог легко пройти туда, куда не удавалось попасть человеку с мечом. Глаза священника округлились, и Вильгельм понял, какое жалкое зрелище он представляет. За четыре месяца его одежда сильно износилась и стала грязной. Волосы у него отросли и спутались, он отпустил длинную густую бороду. И в волосах, и в бороде водились вши. Кюлоты[3]поддерживались кусками кожи и потрепанной веревки.
– Сын мой… – произнес он, качая головой. – Мой дорогой сын…
На лице священника появились жалость и беспокойство. Вильгельм опустился на колени и склонил голову.
– Слава Богу, – хрипло сказал молодой человек, пытаясь не расплакаться. – Скажите: вы приехали сюда, чтобы выкупить меня?
– Да, сын мой, это и есть моя цель, – священник говорил мягким, сочувственным тоном. – Королева Алиенора полностью заплатила за тебя запрашиваемую цену. С завтрашнего дня ты свободен.
Это были самые приятные слова, которые когда-либо слышал Вильгельм. В горле стоял ком, и он не мог говорить. Отец Андре положил руку на рукав Вильгельма и осторожно помог ему встать.
– Хотя и не так свободен, как ты мог подумать, – добавил священник с улыбкой. – Королева хочет поговорить с тобой по возвращении.
* * *
Вильгельм забрался в горячую ванну и резко вдохнул воздух. Вода обжигала. Госпожа Клара тут же приказала служанке добавить полведра холодной воды и побыстрее. Теперь за Вильгельма заплатили выкуп, и он больше не являлся пленным, поэтому по законам гостеприимства к нему должны были относиться как к гостю – возможно, не очень желанному, но все равно следовало соблюдать правила вежливости. Поскольку выкуп заплатила сама Алиенора, важность Вильгельма сразу же сильно увеличилась. Ни Лузиньяны, ни Амалрик не собирались возвращать его ей в грязном тряпье. Ведь он выглядел жалким нищим. Его привели в покои хозяев замка над общим залом. Женщинам приказали привести его в порядок и найти для него чистую одежду.
Вода в ванне быстро стала грязно-серой. Клара принесла жидкое мыло и какое-то средство от вшей. Она села на стул рядом с ванной, ловко сбрила ему бороду, потом подстригла волосы, а затем начала втирать в голову остро пахнущий бальзам.
Вильгельм смущался.
– Вам не нужно этого делать, госпожа, я сам справлюсь.
Она легко улыбнулась.
– Мне это делать не обязательно, но я хочу.
– Могу ли я посмотреть в рот дареному коню и спросить почему?
Руки ее стали двигаться медленнее.
– Потому что я пришла в ярость от того, как они отнеслись к вам, – сказала Клара. – Мне не нравится смотреть на страдания. Я бы и в тот раз сделала для вас больше, если бы могла.
– Я очень благодарен, госпожа, за то, что вы сделали.
– Это было очень мало.
Она на мгновение задержала дыхание, а когда он попытался повернуться, вылила ему на голову кувшин воды, чтобы промыть волосы.
Клара выдала ему чистьте вещи из сундука, где хранилась одежда, которую дарили состоящим при замке рыцарям. Полотняная рубаха оказалась немного коротковата, но в плечах сидела идеально. Кюлоты подходили под любую талию, потому что ремень, вставленный в них, можно было затягивать, как требуется. Клара также подобрала для него хорошие, достаточно длинные шерстяные чулки. Когда она спросила, нужно ли ему перевязать рану, он быстро ответил, что это не требуется. При одной мысли о прикосновении ее длинных, тонких пальцев в любом месте выше колена, его бросало в жар и в паху возникали вполне определенные ощущения. Если Клара и поняла его состояние, то оказалась достаточно деликатной, чтобы не показать этого, и подарила ему зеленую полотняную рубаху и легкий шерстяной плащ.
– Благодарю вас, госпожа, – сказал он наконец. Впервые за четыре месяца он вымылся и оделся в чистую одежду. Он готовился спуститься в зал и занять место среди рыцарей, а не в углу, где воняет мочой. – Если я когда-нибудь смогу как-то отплатить вам за вашу доброту, то вам стоит только дать знак – и я к вашим услугам.
В ее темных глазах загорелись озорные искорки.
– Вы готовы сделать что угодно? – переспросила она и рассмеялась. – Спасибо, господин, я это запомню. Но пока вы лучше всего отплатите мне, оставшись в живых: может, вы мне действительно понадобитесь.
Он склонился над рукой, которую она протянула ему.
– Я сделаю все, что смогу, госпожа, – сказал Вильгельм.
* * *
Едва войдя в покои королевы в Пуату, Вильгельм тут же уловил знакомые запахи кедра и сандалового дерева. Он увидел богатые занавеси, которые Алиенора так любила, малинового, пурпурного и золотистого цветов. Молодой человек сделал глубокий вдох, наслаждаясь запахами. Он вернулся домой. Алиенора стояла у окна и беседовала с Гийомом де Танкарвилем, но, увидев Вильгельма, прервала разговор и поспешила ему навстречу.
Вильгельм чувствовал себя несколько напряженно. Он встал на колени и склонил голову. Клара очень коротко обстригла ему волосы, они только слегка покрывали голову. Так было легче избавиться от вшей, но теперь у него все время мерзла шея сзади.
– Вильгельм, да спасет вас Бог! – Алиенора наклонилась, взяла его за руки и подняла на ноги. Ее глаза цвета меда были полны беспокойства. – Вы худой, как жердь, и мне сказали, что вы были тяжело ранены.
– Копьем в бедро. Но рана почти зажила, госпожа, – ответил Вильгельм, не желая обсуждать эту тему. – Я навечно у вас в долгу за то, что выкупили меня.
Алиенора покачала головой.
– Никаких разговоров о долге, только если я заговорю сама. Вы с вашим дядей пожертвовали собой ради моей свободы, и за это я никогда не смогу расплатиться. Патрик Деверо был человеком моего мужа и в первую очередь служил ему, но он был честным и смелым, и я очень сожалению о его смерти. Его убийцы понесут заслуженное наказание, обещаю вам.
Де Танкарвиль, стоявший за спиной Алиеноры, подтвердил ее слова.
– Да, госпожа, это должно быть сделано, – сказал Вильгельм.
Он сам дал клятву отомстить. До тех пор пока братья Лузиньяны не научили его ненависти, он не держал зла ни на одного человека. Он никогда ни на кого подолгу не обижался. Теперь же у него на плечах лежал груз. У него будто забрали что-то легкое и заменили горячим свинцом.
– Теперь, Вильгельм, вы не служите никакому господину, – Алиенора провела его дальше в комнату и предложила сесть на скамью, на которой лежали подушки. Он с благодарностью сделал это: нога болела, и нужно было время, чтобы восстановить выносливость.
– Нет, госпожа.
Вильгельм бросил взгляд на Гийома де Танкарвиля, который наблюдал за ним с загадочной улыбкой на губах. Вильгельм в какой-то мере ожидал, что наместник предложит ему снова присоединиться к своему дому, но тот молчал.
