Бернард Корнуэлл - Столетняя война
— Однако я обещал даме защиту против притеснений. — С этими словами он пристально посмотрел на сэра Саймона, а потом перевел взгляд на Уилла Скита и перешел на английский: — Ты бы хотел держать своих людей всех вместе, Уилл?
— Хотел бы, милорд.
— Тогда занимайте дом вдовы. И обращайтесь с ней почтительно, ты слышишь? Почтительно! Скажи это своим людям, Уилл!
Скит кивнул.
— Кто к ней прикоснется, тому я отрежу уши, милорд.
— Не уши, Уилл. Отрежь что-нибудь более соответствующее. Сэр Саймон покажет вам дом, а вы, сэр Саймон, — граф снова перешел на французский, — найдете себе ночлег где-нибудь в другом месте.
Рыцарь открыл было рот, но один лишь взгляд графа заставил его замолчать. Вперед вышел новый проситель, желая получить возмещение за разграбленный винный погреб. Но граф направил его к секретарям, чтобы те записали жалобы на пергамент и граф мог бы прочесть их позже, если найдет время, в чем сам сомневался.
Затем он подозвал к себе Томаса.
— Должен поблагодарить тебя, Томас из Хуктона.
— Поблагодарить меня, милорд?
Граф улыбнулся.
— Это ты нашел способ проникнуть в город, когда все прочие наши попытки кончились неудачей.
Томас покраснел.
— Рад стараться, милорд.
— Можешь просить награду. Таков обычай. Томас пожал плечами.
— Я и так счастлив, милорд.
— Значит, ты счастливчик, Томас. Но я запомню, что в долгу перед тобой. И тебе спасибо, Уилл.
Уилл Скит ухмыльнулся.
— Если этот рехнувшийся осел не хочет награды, то я ее возьму.
Графу пришлись по душе его слова.
— В награду, Уилл, я оставляю тебя здесь. Даю тебе все вновь захваченные окрестности на опустошение. Клянусь, скоро ты станешь богаче меня. — Он встал. — Сэр Саймон проводит вас на постой.
Как ни унизителен для сэра Саймона был приказ исполнить роль проводника, рыцарь не проявил никакой досады и подчинился — возможно, ища новой возможности встретиться с Жанеттой — и в полдень повел Уилла Скита и его стрелков по улицам к большому дому у реки. Он облачился в новые доспехи и не надел плаща, так что полированные пластины и золотая чеканка ярко сияли на скупом зимнем солнце. Въезжая в ворота, сэр Саймон пригнул голову в шлеме, и тут же из двери кухни, что слева примыкала к воротам, выскочила Жанетта.
— Убирайтесь! — закричала она по-французски. — Убирайтесь!
Томас, следовавший прямо за сэром Саймоном, уставился на нее. Это и в самом деле была Черная Пташка. Вблизи столь нее прекрасная, как и в те минуты, когда она стояла на городской стене.
— Убирайтесь! Все убирайтесь! — кричала она, уперев руки в бока.
Рыцарь поднял свиное рыло забрала и с довольным видом проговорил:
— Этот дом конфискован, моя госпожа. Приказ графа.
— Граф обещал, что меня оставят в покое! — горячо запротестовала Жанетта.
— А потом его светлость передумал. Она плюнула в рыцаря.
— Вы уже украли все, что у меня было, а теперь забираете и дом?
— Да, мадам, — сказал сэр Саймон и направил коня вперед, оттесняя ее. — Да, мадам, — повторил он и натянул поводья — его конь повернулся и опрокинул Жанетту на землю. — Я возьму ваш дом и все, что захочу, мадам.
Он смотрел, как веселятся стрелки при виде ее стройных голых ног. Жанетта одернула юбки и попыталась подняться, но сэр Саймон подогнал коня вплотную и заставил ее униженно проползти по двору.
— Дайте девчонке встать! — сердито крикнул Уилл Скит.
— Мы с ней старые друзья, мастер Скит, — ответил сэр Саймон, по-прежнему угрожая Жанетте тяжелыми конскими копытами.
— Я сказал, дайте ей встать и оставьте в покое! — прорычал Скит.
Сэр Саймон, оскорбленный приказом простолюдина, к тому же на глазах у стрелков, гневно обернулся. Но что-то в Уилле Ските заставило рыцаря промолчать. Скит был вдвое старше его и все эти годы провел в боях. Сэру Саймону хватило здравого смысла не устраивать ссоры.
— Дом ваги, мастер Скит, — снисходительно проговорил он, — но приглядывайте за его хозяйкой. У меня на нее есть планы.
Отогнав коня от Жанетты, которая была вся в слезах от унижения, рыцарь направил его прочь со двора.
Жанетта не знала английского, но поняла, что Уилл Скит вступился за нее, и поэтому, встав, обратилась к нему.
— Он украл у меня все! — сказала она, указывая на удалявшегося всадника. — Все!
— Ты понимаешь, что говорит эта девчонка, Том? — спросил Скит.
— Она не любит сэра Саймона, — лаконично ответил Томас.
Он прислонился к луке седла и смотрел на Жанетту.
— Ради Бога, успокой ее, — велел Скит и повернулся в седле. — Джейк! Обеспечь коней водой и сеном. Питер, зарежь двух телок, чтобы мы могли поужинать, пока не стемнело. Остальные — хватит глазеть на девчонку! Устраивайтесь!
— Вор! — крикнула Жанетта вслед сэру Саймону, а потом обратилась к Томасу: — Кто вы такие?
— Меня зовут Томас, мадам. — Он соскочил с коня и бросил поводья Сэму. — Граф велел нам встать здесь на постой. И защищать вас.
— Защищать меня! — набросилась на него Жанетта. — Все вы воры! Как вы можете меня защищать? Для воров вроде вас есть место в аду, и оно похоже на Англию. Вы воры, все вы! Убирайтесь! Пошли вон!
— И не подумаем, — сказал Томас.
— Возможно ли, чтобы вы остались здесь? Я вдова! Вам не подобает здесь быть.
— Мы здесь, мадам, и нам с вами придется притерпеться Друг к другу. Мы вас не тронем. Только покажите мне, где ваши личные комнаты, и я обеспечу, чтобы никто туда не вторгся.
— Ты? Обеспечишь? Ха! — Жанетта отвернулась и тут же снова повернулась к нему. — Хочешь, чтобы я показала мои комнаты, да? Чтобы узнать, где мои богатства? Так? Хочешь, чтобы я показала, как меня обокрасть? Почему бы мне просто все вам не отдать?
Томас улыбнулся.
— Кажется, вы сказали, что сэр Саймон уже все забрал?
— Он забрал все, все! Он не благородный рыцарь. Он свинья. Свинья! — Жанетта замолкла, подыскивая оскорбление повыразительнее. — Он англичанин! — Она плюнула Томасу под ноги и открыла дверь в кухню. — Видишь эту дверь, англичанин? Всё, что за ней, — личные помещения. Все! — Жанетта зашла, захлопнув за собой дверь, но тут же снова ее открыла. — А герцог еще придет. Настоящий герцог, не ваш сопливый, и вы все умрете. Вот так вот!
И дверь снова захлопнулась. Уилл Скит усмехнулся.
— Ты ей тоже не понравился, Том. Что она говорила?
— Что все мы умрем.
— Да, это верно. Но у себя в постели, с Божьей милостью.
— И сказала, чтобы мы не входили в эту дверь.
— Здесь и кроме этого много места, — миролюбиво проговорил Скит, глядя, как один из стрелков замахивается топором, чтобы убить телку.
По двору потекла кровь, привлекая собак, а тем временем двое стрелков начали свежевать еще дергающееся животное.
— Слушайте! — закричал Скит, забравшись на деревянный чурбан у конюшни. — Граф распорядился не трогать девчонку, которая плюнула на Тома. Поняли, вы, шлюхины дети? Держите штаны завязанными, когда она рядом, иначе я вас выхолощу! Обращайтесь с ней подобающим образом и не входите в эту дверь. Вы уже порезвились и теперь можете взяться за настоящую солдатскую службу.
* * *Через неделю граф Нортгемптонский, взяв большую часть войска, выступил к крепости города Финистера, в самое сердце сторонников герцога Иоанна. Командиром нового гарнизона он оставил Ричарда Тотсгема, но заместителем назначил сэра Саймона Джекилла.
— Графу самому не нужен этот ублюдок, — сказал Томасу Уилл Скит, — вот он и навязал его нам.
Поскольку Скит и Тотсгем были независимыми командирами, между ними могло возникнуть соперничество, но они уважали друг друга. Когда Тотсгем со своими людьми расположился в Ла-Рош-Дерьене, обеспечивая его защиту, Скит стал рыскать по окрестностям, карая крестьян, плативших оброк и изъявлявших покорность герцогу Карлу. Эллекин вырвался на волю, чтобы стать проклятием Северной Бретани.
Разорять страну — дело нехитрое. Пусть дома и амбары были каменные, но их крыши горели еще как. Скот угоняли, а если его было слишком много, просто резали, а туши бросали в колодцы, чтобы отравить воду. Люди Скита жгли все, что могли сжечь, ломали все, что могли сломать, и отбирали все, что могли продать. Они убивали, насиловали и грабили. Страх перед ними выгонял людей из деревень, оставляя страну безлюдной. Это были всадники дьявола, и, опустошая вражеские земли, они выполняли волю короля Эдуарда.
Они уничтожали деревню за деревней: Кервек и Ланвеллек, Сен-Лоран и Ле-Сеп-Сен, Тонкедек и Бере и два десятка других селений, названия которых даже не удосужились узнать. Было время Рождества, и по скованным морозом полям медленно везли святочные поленья[3] в высокие залы, где трубадуры пели баллады про короля Артура и его рыцарей, песни о благородных воинах, сочетавших в себе силу и сострадание, но в Бретани эллекин вел настоящую войну. Солдаты пришли не из баллад, это были покрытые шрамами свирепые вояки, находившие удовольствие в разрушении. Они швыряли горящие факелы на соломенные крыши и разрушали то, что строилось поколениями. Деревни, слишком маленькие, чтобы иметь название, вымерли. Крестьянские хозяйства остались только на широком полуострове между двумя реками к северу от Ла-Рош-Дерьена, так как они были нужны, чтобы снабжать гарнизон. Некоторые крепостные, оторванные от своей земли, были брошены на работы по надстройке городских стен, расширению зоны поражения перед бастионами и возведению новых заграждений у берега реки. Для бретонцев это была зима крайней нужды. С бушующей Атлантики налетели холодные дожди, а англичане опустошили поля.
