Дереник Демирчян - Вардананк
Вардан был бы готов смиренным образом выслушать разумное слово самого незначительного человека из народа Лишь бы встретить этого человека! Уже не впервые стремился Вардан услышать голос страны. Еще в самом начале, когда донеслись первкэ порывы бури, он пошел в Аштишатский храм – выслушать Егишэ, Гевонда, Езника. Он помнил крестьянина, встреченного им на берегу реки Тхмут, беседу с ним ночью. Перед его глазами вставали Аракэл, Саак, дядюшка Артэн, Погос Хандут, дед Абраам, Зарэ, весь народ армянский… Они были мудрецами. И все, все они требовали войны. Все возлагали на Вардана обязательство вести эту войну. Но насколько удачно сумеет он ее повести?
Необходимо было решать: принять ли бой, или уклониться от него?
– Что же нам теперь делать, Спарапет? – с тревогой задал запрос Аршавнр.
Вардан понял, что его беспокойство разделяют и другие.
– Может быть, кто-нибудь считает, что сейчас было бы разумнее отступить и дать персам бой Е глубине страны? – спросил он.
– Никто так не считает! – воскликнул Нершапух.
– А вот у меня такая мысль мелькает! – ко всеобщему удивлению, заявил Вардан. – Но я не страшусь, что персы сомнут нас и по нашим трупам ворвутся в страну, непобедимым враг окажется, лишь если прорвется в глубину. Тогда наша комариная война нам не поможет: зверь будет слишком силен! Он разорвет нас на куски раньше, чем мы сумеем как еледует искусать его…
– Да, нужно идти, иного выхода нет! – со вздохом признал Нершапух.
– Да, нужно идти! – подтвердил Вардан. – Быть может, там решим…
– Идем, и да поможет нам господь! – сказал Аршавир.
– Да поможет нам господь! – откликнулись остальные нахарары, одни с сомнением, другие с воодушевлением.
Приведя регулярные полки в приаракскую низменность у подножия Масиса, Вардан приказал им стать на отдых, пока подтянется пехота. Надо было собрать все войско, – враг был недалеко.
Воины бросились к реке. Коней нельзя было оторвать от воды, – так жадно оив пили.
Разбили легкие шатры, нахарары отдыхали. Вардан разослал сепухов по пслкгм проверить, отдыхают ли воины.
Вскоре подоспела пехота, и ополчение смешалось с регулярным войском. На извилистом берегу реки закипела жизнь.
Конники привязали коней и, расположившись на траве, принялись закусывать, перебрасываясь шутками и распевая песни. Вдруг показался Мартирос, запыхавшийся, падающий от усталости, обливающийся потом. Он тащил на спине свернутый толстый и тяжелый тулуп, в руке сжимая огромное копье – свое единственное оружие.
– А-а, добро пожаловать, добро пожаловать, брат Мартирос! – весело приветствовали его юноши арташатцы. – Пожалуй сюда, к нам!
– А полк мой? Где мой полк? – стонал Мартирос.
– Вон твой полк, напротив нас. Поджаривается без шампура! Да ты присядь, присядь!
Заплывший жиром Мартирос, кряхгя, уселся рядом с юношами арташатцами. Он изнемогал от зноя и усталости.
– Ну как, не холодно тебе, братец Мартирос? – с сочувствием справился Махкос. – Как бы ты не простудился в этом своем тулупе?
– А что поделаешь? – не поняв шутки, отвечал Мартирос. – Весь народ погибает…
– Где, где? – притворно испугался Махкос. – Вставай, ребята, пойдем спасать!
Мартнросу поднесли холодной воды в фляжке из тыквы, разложили перед ним хлеб и сыр. Мартирос просиял.
– Вот спасибо, молодцы! – промолвил он и набросился на еду. – Сильно я проголодался.
– А ну, попробуй-ка этого шашлыка, братец Мартирос! – предложил Тиграп, накладывая ему куски жареного мяса. – Повар Спарапета жарил…
– Ишь ты, врет-то как! Хо-хо-хо-хо! – рассмеялся Мартирос. – Повар Спарапета?.. Да такого повара близко подпускать нельзя!
– Это ж почему?
– Духа шашлыка он не понимает. Не считал, когда жарил. А ведь разное мясо бывает: одно до четырехсот пятидесяти надо отсчитать, другое – до трехсот довольно!
– А бывает, и до трех тысяч! – подсказал Махкос.
– Хо-хо-хо-хо! – покатывался Мартирос. – После трех тысяч уголь получится, дурень!
Вараж и Маркос, которым был поручен уход за сменными конями, по обыкновению, сцепились и бурно спорили. Группа гусанов в шлемах и доспехах, с перекинутыми за спину бамбир-тми пришла в шатер Вардана.
А в это время Дешхо искала Арцви. Она долго искала его на берегу, ведя на поводу своего коня, но Арцви все не было. Дешхо поднялась вверх по течению и тогда только увидела его: вместе со своим помощником он купал двух скакунов.
– Ардзи, почему ты так далеко забрался? – обрадованно воскликнула сна.
– Замутили внизу воду! – объяснил Арцви, улыбаясь.
– Можно и мне тут выкупать моего коня?
– Что ж, купай, только ниже…
Дешхо быстро выкупала своего коня и, пустив его на волю, подошла к Арцви, который обрадовался ей и улыбался.
– Арцни, что говорит Спарапет, мы победим?
– Победим! – уверенно заявил Арцви.
Выведя коня на берег, он выпустил узду и побежал вперед. Конь поскакал за ним. Арцви заставил коня бегать, пока у того шерсть не обсохла.
Арцви и Дешхо направились к шатру Вардана.
Дешхо остановилась в изумлении. Образовав широкий круг, все войско, затаив дыхание, внимало гусанам. В шатре Вардана сидели все нахарары, рядом расположилась Старшая госпожа с остальными женщинами и девушками.
Арцви и Дешхо подоспели как раз, когда гусаны изображали ожесточенную схватку храбрецов. Они рвали струны, били кулаками по своим бамбирнам, ходили широкими шагами взад и вперед по площадке, топали ногами и, потрясая своими инструментами, скандировали сказание Это было древнее воинственное сказание, восхваляющее храбрецов, ликующих в победоносном бою, и оплакивающее горечь поражения, – эпическое сказание, которое древние гусаны исполняли под музыку перед боем. Гул и звон струн и голосов гусаны сопровождали жестами ь мимикой.
«Нет в бою победителей двух,
Один – победитель, побежденный – другой!
Смельчак побеждает, робкий терпит пораженье Час пробил, зловещий час, Гвоздь победы пораженья вбит.
Рок промолвил: «Бей!»
Черная судьба сказала: «Ha!»
Талисман молвил: «Смерть»
Черная смерть сказала. «Конец!»
Завершилась мера, кара, -
Бум… – прокатилось с холма на холм,
Пошло раскатилось по всему полю:
Сраженный – сражен, разгромленный – развеян, Сгубленный – пыиб, смерть зловещая», – Гак поведала «руна бамбирна.
Храбрый из храбрейших, коли бьешься ты,
Могучим ударом по шее ударь..
Если в рке твоей храбреца острый меч – Руби и кроши, пока не повергнешь врага!…
– Молодцы! – грянуло восхищенное войско.
– Долгой жизни Спарапету! – послышалось со всех сторон, Гусаны смолкли и, потрясая бамбирнаыи, склонились перед Варданом и отошли в сторону, багровые, обливающиеся потом, Вардан обратился к воинам;
– Ну, трусишки, понравилось, как расхваливали вас гусаны?
– Трусу рядом с тобой невыгодно находиться, Спарапет! – отшутился Манук.
Воины рассмеялись. Сотники отворачивались, стараясь не показать воинам, что тоже смеются. Народ с любовью смотрел на повеселевшего Вардана.
Вдали показались конные. Они быстро приближались.
– Вероятно, вести от союзников! – предположил обрадовавшийся Шмавон.
Наконец, они подъехали достаточно близко. Атом узнал их.
– Это отец азарапет! – крикнул он.
Подъехал азарапет – похудевший, разбитый усталостью, подавленный. Вардан, догадавшись о неудаче посольства, сказал лишь:
– Слава богу, что хоть вернулся благополучно…
– Приветствую воинов родины – едва смог произнести прослезившийся азарапет.
– Садись отдохнуть Обойдемся и без Византии! – подбодрил его Вардан Азарагет, потративший последние силы, чтобы догнать армию, сел в тени ив и рассказал о своих злоключениях в Византии, об отказе императора помочь ярмянам. Амаяк и Меружан Арцруни своим молчанием подтверждали слова азарапета.
Полуденный зной делался уже невыносим. Воины рассыпались, ища тени под деревьями и кустами, на берегу реки. Смолкли голоса.
Погос лежал рядом с Серобом и Ованесом-Карапетом и смотрел на сидящего под деревом Саака, который, казалось, никогда не стл. Чуть поодаль сидели вокруг Старшей госпожи Хандут, Анаит, Астхик и жена Спарапета. Погос смотрел и думал об окруж вших его крестьянах и босых крестьянках… Сердце у него щемило «Ну, что им здесь надобно?» Он привык видеть их всех за тяжкой крестьянской работой, и в зной, и в стужу, и в дождь стонущими под гнетом, вечно борющимися с упрямой природой… Cейчас подходит время сенокоса. А потом земля родит и застонет: Облегчите мое бремя!» А они все побросали и тащатся через горы и долы на войну с персом…
Ветерок принес сладостный запах полей. Погос глубоко вдохнул этот запах, нежный, ласкающий, и мыслями унесся в родной Тарон, к мирным пастбищам, к золотым нивам, к журчанию родников Вспомнил он торжественный покой полей, нарушаемый лишь стрекотанием цикад и лепетом ручейков. Земля жила здоровой, изобилующей благами и ликующей, радостной жизнью. Погосу даже показалось, что он слышит ее благоухание. И таким живым было это благоухание, так сильно сжалось сердце у Погоса, что если бы не война, он вскочил бы на коня, полетел бы домой, упал бы ничком на родную землю, на эту темную, полную тайн землю, положил бы голову на ее широкую, теплую грудь и заснул бы сладостным сном.
