Эдвард Резерфорд - Париж
– Вы сделаете это для меня? – Он удивленно воззрился на нее.
– Да.
– Тогда я с удовольствием принимаю ваше приглашение.
– Но вы должны прийти один, месье. Я не собираюсь превращать свое заведение в музей.
– Конечно, мадам, – сказал Шарли. – Я понимаю.
Интересно, подумала она, действительно ли он понял ее.
В воскресенье ровно в четыре часа он позвонил в дверь. Кроме самой Луизы и нескольких слуг, все еще занятых уборкой, в доме было пусто.
На осмотр всех комнат понадобилось немало времени. Шарли рассматривал каждую с любопытством. Две, отделанные в стиле бель-эпок, утопали в роскоши. Следующая напоминала о первых годах после революции. У Луизы была и Наполеоновская комната.
– По крайней мере, три наших постоянных клиента уверены, что в прошлой жизни они были императором Наполеоном, – поделилась Луиза с Шарли.
В комнате тюдоровского периода господствовала тяжелая дубовая кровать под балдахином; внимание Шарли привлекли и два елизаветинских портрета на стенах.
– Похожи на подлинники, – заметил он.
– Это копии, сделанные в семнадцатом веке; их серьезно реставрировали, – сказала Луиза. – Но я приобрела их через английского антиквара, которому доверяю. Они действительно хорошо выглядят.
Шарли поинтересовался связями Луизы с Англией, и она улыбнулась:
– Мои родители были англичанами, почтенными людьми. Отец был банкиром. К счастью, им не довелось узнать, чем я занимаюсь.
– Вот почему вы так идеально говорите по-французски: вы изучали язык.
– Да. В долине Луары.
Он спросил, живы ли ее родители.
– Увы, нет. – Она печально пожала плечами. – Погибли в аварии. Был сильный туман. Это случилось уже очень давно.
Шарли не скрывал, что творческие усилия Луизы произвели на него впечатление. Затем она показала ему комнату в стиле Дикого Запада. Следующая была задрапирована как шатер и дополнена низкой кроватью и множеством подушек.
– Это словно декорации к фильму «Шейх» с Валентино в главной роли! – воскликнул Шарли.
– Вы угадали. Тоже очень популярная комната. У нас есть клиент, высокий и красивый мужчина. Он приходит раз в неделю, всегда просит одну и ту же девушку и эту комнату. Они оба любят перевоплощаться.
Шарли восхитился Восточной комнатой и Испанской. Не так давно Луиза оформила Германскую комнату, взяв за образец замок Нойшванштайн.
– Я хотела, чтобы здесь играла музыка, – рассказывала она. – Вы понимаете – конечно, Вагнер. Но это слишком трудно, не приглашать же сюда целый оркестр. В Испанской комнате мы пытались заводить граммофон с записью «Кармен», да что-то не получилось, не тот эффект.
Примерно через полчаса они дошли до последней комнаты.
– Это все? – спросил Шарли.
– У нас была девушка, которая предлагала сделать в подвале темницу. Ну, вы знаете: цепи и все такое. Но я не согласилась. Кто знает, может, когда-нибудь передумаю.
Шарли отважился спросить, принимает ли Луиза клиентов сама.
– Никогда, – твердо ответила она. – Более того, у меня уже довольно давно нет любовника. Это должен быть мужчина, который будет мне интересен.
– Можно ли узнать, что станет вашей следующей темой?
– У меня появилась девушка, очень красивая, из Сенегала. Я планирую сделать для нее Африканскую комнату. Но пока не определилась с оформлением.
Затем Луиза пригласила гостя выпить чая в ее апартаментах. За столом задала ему несколько вопросов о его жизни. Ему же хотелось понять, как она прошла путь от дочери богатого банкира-англичанина до хозяйки борделя в Париже.
– Одно от другого не так далеко отстоит, как кажется, – ответила Луиза. – Меня послали во Францию учить язык. Мне здесь понравилось. Начала работать моделью у Шанель. Потом завела одного богатого любовника, второго. Немного денег я получила в наследство. Однако замуж не вышла и хотела иметь собственное дело.
– Значит, вы не работали на улице.
– Нет. У меня был друг… Мы с ним больше не общаемся, но он знал в Париже все, что нужно знать: от самых богатых домов до самой грязной лачуги. Знакомство с ним оказалось для меня очень полезным. Но, как вы догадываетесь, публичный дом вроде моего так же далек от бедных проституток на улице Сен-Дени, как ваш собственный дом далек от трущоб.
– Я часто видел таких девушек. Не могу сказать, что они показались мне привлекательными.
– Не приближайтесь к ним. Конечно, по большей части эти несчастные девушки просто пытаются выжить. Добыть кусок хлеба. Они не могут назначать высокую цену, поэтому им приходится брать до десяти клиентов в день. Нужно превратиться в машину, и это только ради того, чтобы не умереть с голоду. Плюс риск потерять здоровье… – Она вздохнула. – Париж – романтическая столица мира, но в изнанке великого города нет ничего романтического.
Он кивнул:
– Забавно, но вы напоминаете мне мою мачеху.
– Чем же?
– Она тоже очень творчески управляла собственным делом.
– У мачех дурная репутация.
– Свою мачеху я люблю. И она сделала моего отца счастливым.
– Рада за них.
– У меня есть еще вопрос. Я заметил одну картину, когда вошел сюда. Женщина на ней очень похожа на вас.
– Вы тоже так считаете? Да, но это просто совпадение. Я купила этот портрет в одной галерее, потому что с ним вместе продавались два эскиза, что нечасто встретишь.
Луиза поднялась и встала у окна. Стоял ясный октябрьский день. С голубого неба еще светило на Париж осеннее солнце. Она любила это время года, но по воскресеньям ее часто посещала странная меланхолия.
– Вы не хотите пойти прогуляться? – внезапно спросила она.
Они прошлись по старинной улице Ренар, пересекли большое открытое пространство перед Ратушей и по мосту через Сену попали на остров Сите. Солнце уже опустилось к западу, Сена горела золотом, но в воздухе над водой чувствовалась прохлада, которая заставила Луизу зябко поежиться. Они остановились перед Нотр-Дамом.
– Для ужина еще рановато, но я проголодалась, – сказала Луиза.
Они нашли бистро. Там было лишь несколько туристов, и в спокойной обстановке Шарли и Луиза перекусили и поговорили обо всем, что приходило им в голову.
К концу ужина было очевидно, что Шарли заинтригован ею еще больше, чем в начале встречи. Луиза сказала, что хочет вернуться домой, и он настоял на том, чтобы проводить ее. Чего она и добивалась.
Их роман начался в тот же вечер. Обычно встречались они по воскресеньям. Иногда он возил ее куда-нибудь в своем «вуазене». Иногда они оставались в ее квартире, и тогда она готовила для него. Им всегда было о чем поговорить.
К концу года не осталось комнаты, в которой бы они не занимались любовью. В обществе они никогда не показывались вместе. Луиза подозревала, что Шарли не рассказывал отцу и мачехе о ее существовании. И это ничуть не задевало ее. У нее был совсем другой план.
И этот план сработал. Перед Пасхой 1938 года Луиза сообщила Шарли, что беременна.
– Думаю, это случилось в комнате Дикого Запада, – сказала она.
Глава 26
Оглядываясь назад, Мари сожалела, что не сделала больше, хотя понимала, что сделать больше не могла. Из-за Шарли его отец пережил столько боли! Правда, она знала, что мальчик этого не хотел.
Но какой смысл в сожалениях? Пришло время испытаний, и все изменилось.
Нельзя сказать, что Франция была совсем уж не готова к войне. Огромная линия оборонительных укреплений Мажино вдоль восточных границ была практически неприступна. Шестью годами ранее французская армия превосходила войска Гитлера и численностью, и вооружением. Даже если бы он напал три года назад, его все равно еще могли смять.
В 1936 году, когда Гитлер оккупировал часть Рейнской области и западные правительства согласились с этим, Мари говорила себе, что это, должно быть, к лучшему. В 1938 году, когда он оторвал приличный кусок от бедной Чехословакии, Франция и Британия закрыли глаза на свои соглашения с чехами и приняли в Мюнхене заверения Гитлера, что все его действия продиктованы стремлением к миру, Мари почувствовала себя неуютно.
Но по-настоящему она встревожилась после встречи с одним англичанином на приеме в Париже. Это был прямой как палка и немного желчный британский офицер, которого армия откомандировала в академию при французском генеральном штабе, где он преподавал военную разведку. Мари поинтересовалась, не беспокоит ли его ситуация с Гитлером.
– Конечно беспокоит, мадам. – Он прекрасно говорил по-французски.
– Вообще-то, считается, что Германии потребуется двадцать лет, чтобы подготовиться к войне, – сказала Мари.
– Да, мадам, так все говорят. И первоначальная оценка была, вероятно, точной. К сожалению, мы забываем, что эту цифру назвали сразу после Великой войны. То есть почти двадцать лет назад.