Евгений Анташкевич - Харбин
Неожиданно для Сони Кэндзи помог купить ей обратный билет. Желающих было так много, что, когда стало ясно, что к кассе не протолкнуться, он попросил её подождать, а сам куда-то ушёл и через пятнадцать минут вернулся с билетом.
– А вы волшебник! – сказала Соня, и, когда вышли на площадь, она неожиданно поцеловала его в щёку.
Кэндзи мысленно за что-то ухватился и только благодаря этому устоял на ногах.
«Сколько же раз она будет меня сегодня казнить?»
Однако чем ближе они подходили к дому Адельбергов, тем она становилась грустнее, её шаг замедлялся, а голова опускалась все ниже и ниже.
Около калитки она вдруг попросила его, чтобы в дверь постучал он. Окна в доме были тёмные, Кэндзи объяснил, что в городе действует приказ об обязательной светомаскировке, но он и сам уже чувствовал, что дом пуст. Он открыл ей калитку, она пошла по дорожке и споткнулась о нижнюю ступеньку крыльца, потом неуверенно постучала три раза, постояла несколько секунд, сняла с локтя сумочку, вытащила оттуда что-то похожее на маленькую светлую книжечку и протолкнула её в щель почтового ящика. Ещё через секунду развернулась, сошла вниз, взяла Кэндзи под руку, они молча прошли весь город до самого её флигеля и остановились около калитки.
– Ну что, мой дорогой Костя, будем прощаться?
У Кэндзи в горле встал комок.
– Война кончается, мы ещё годик пробудем в Шанхае, я вот вам адрес написала, – сказала она и протянула маленький листочек. – Заходите, если будете там, вспомним наш Харбин, – Кэндзи услышал в её голосе дрожь, – а то мы можем переехать, мама хочет в Австралию, там много наших…
Кэндзи уже видел, что ещё секунда-другая – и она расплачется.
Он распрямил спину.
Соня взялась рукой за калитку, и вдруг он её остановил:
– Возьмите вот это, на память… – и он протянул синюю ученическую тетрадку, которую всё время, свёрнутую рулончиком, нёс в руке.
– Что это?
– Это?.. Если вы там ничего не поймёте, ничего страшного…
Соня взяла её:
– Вы за этим бегали?
– Да! – сказал Кэндзи и поклонился.
Александр бегом пересек несколько улиц, на ходу он видел, как тут и там мелькают фонарики. Он бежал, перескакивал через ограды, проламывался через сады и выскочил на берег Мацзягоу. Он бежал по прямой, преодолевая преграды, поэтому быстро оторвался от погони. Узкую речку перешёл вброд, потому что знал её с детства, и вышел на берег железнодорожного огородного питомника. Между грядками, кустами и хозяйственными постройками было где спрятаться. Всю ночь ему предстояло провести здесь, он знал, что в комендантский час через полицейские кордоны ему не пробраться. Он сел, прислонившись спиной к сараю, ноги были мокрые по колена, сначала он дрожал от холода, а потом в голову стали приходить мысли.
«Мура в жандармерии! Нашли подтверждение, что она слушала советское радио; это не самое большое преступление, но тем не менее её забрали, опечатали дом и устроили засаду. Если бы это были не китайские полицейские тюхи, меня бы тоже арестовали!» Потом он подумал: «Дурак, о чём ты думаешь? Мура в жандармерии! Папа!.. А вдруг папа уже уехал… тем поездом, следующим?» Мысли прыгали и путались. Его снова начала бить дрожь, он крепко сжал зубы и напряг все мышцы: и руки, и плечи, и спину. «Как же ты так промахнулся? Ушел и не проверил её приёмник?»
И вдруг он вспомнил, что когда-то листал родительскую телефонную книжку и играл в номера, один из номеров, который назвала ему Мура, показался ему знакомым. Это был номер «46–83» в доме у Скидельских, где сейчас располагается миссия. А книжка и сейчас лежит рядом с телефонным аппаратом на столике в коридоре. «Надо было сразу посмотреть, как не сообразил? Но что делать, как вытащить Муру, если папа уехал? Если не уехал, то всё может оказаться просто, – отпустят! А если уехал? А Кэндзи? Сможет ли он помочь?»
* * *Дрожь не оставляла.
Вдруг он услышал голоса, они приближались от забора, отделявшего питомник от берега речки, это были голоса китайцев, они шли вдвоём по берегу Мацзягоу и светили фонарями. Александр лёг на землю вдоль стены сарая и почувствовал, как заболело правое плечо.
«Вот чёрт, ещё и ранили!»
Он скосил глаза вправо и увидел, что рукав на плече порван и на белой материи темнеет пятно. «А как я завтра пройду утром? Меня же заметят! Надо потихоньку выбираться отсюда сейчас, чтобы утром оказаться как можно ближе к дому, а не шляться по городу!» Он подождал, пока полицейские пройдут, и стал крадучись пробираться через кусты и грядки. Около внешнего забора питомника он снова услышал голоса китайцев и увидел свет фонариков.
«Кэндзи поможет! Я ему что-нибудь наплету, и он поможет! Всё, тихо-тихо – вперед! Сначала домой, а утром к Степану!»
Ванятка вернулся запыхавшийся.
– Чего так гнал, до начала комендантского часа ещё двадцать пять минут!
– На Мазяговке, видать, снова облава, я даже слышал два выстрела.
– Ладно, это мы спросим у китайцев, на Разъезжей метку поставил?
– Поставил и даже добежал до его дома, там никого нет.
– Хорошо, отдыхай, раз метку поставил, – сказал Степан и подумал: «А хорошо ли?»
Он открыл дверь и спросил о переводчике, тот пришёл через пять минут.
– Надо встретиться с Лао Чжаном.
– Только утром, когда закончится комендантский час!
– Хорошо!
Когда Степан сел за карту, Ванятка уже спал, устроившись калачиком на длинном глиняном китайском кане, холодном летом, потому что не топили.
Степан снова стал изучать карту.
«Вот! Это железнодорожный мост! Если на тот берег переправиться на лодках, то надо человек пять. И чтобы взяли с собой купальное или рыбацкое, пару дней пусть посидят на берегу. На этом, городском конце моста будет посложнее, здесь нужна комбинированная группа из русских и китайцев, человек шесть, восемь, итого: одиннадцать, тринадцать… На том берегу только русские, им бы хотя бы маузеры, чтобы не так заметно! Значит, с китайцев маузеры и переправа на тот берег. Старшим пойдёт Саня Громов. На этом берегу старшим будет Петр Головня. Он по мостам – инженер, сколько их взорвал. Всё! С мостом всё! Дальше – гарнизонные интендантские склады между Диагональной и вокзалом, это надо поручить Енисею, пусть поставит там только своих, «оборонцев», хотя без старшего и там не обойтись, значит, – Мозговой Иван! Итого… – Степан посчитал на пальцах. – Чёрт, какой расход!.. На дорогу на Пинфань, в 731-й, надо поставить китайцев Лао Чжана, уж они эту дорогу хорошо знают, и их не надо маскировать; по человеку на километр, плюс – связник и мой старший! Коля Петровский, он хабаровский, когда-то учил китайский язык, справится!»
В дверь постучали.
– Да! – отозвался Степан.
– Моя здесь, капитана! – В дверях стоял Лао Чжан, из-за спины улыбался его брат Толстый Чжан, а из-за него выглядывал переводчик:
– Видите, успели…
– Вас сам Бог послал! – с облегчением вздохнул Степан.
«Только вот Енисея не хватает! Сейчас бы он был в самый раз!»
– Проходите, товарищи, садитесь!
С Лао Чжаном они на карте быстро распределили посты, китаец внёс несколько поправок, он попросил добавить к группе наблюдения за интендантскими складами десяток своих людей на случай, если понадобится захватывать оружие; он сказал, что может поставить в строй несколько сотен, это было хорошо. Через час они закончили.
– Ну что, товарищи! Можно и отдохнуть, только комендантский час уже, вам придётся остаться здесь.
Оба Чжана с улыбкой согласились.
Две пожилые китаянки принесли ужин: чай, рис и пампушки.
– Водыка? Капитана водыка куши? – улыбнулся Лао Чжан.
Степана как обдало горячим паром, точно так говорил Саньгэ, и он ответил в тон Лао Чжану:
– Водыка капитана кушай – нету. Моя – чай!
– Холосы капитана! – с той же улыбкой ответил Лао Чжан, и Толстый Чжан кивнул.
– Лао Чжан, – неожиданно для себя спросил Степан, – вы сказали, что вашего первого старшего брата убили японцы, вы – второй старший брат.
– Есть ещё младший брат, но он на юге… – добавил Лао Чжан.
– Сяо Чжан… – с доброй улыбкой сказал Толстый Чжан.
– Маленький Чжан, – подсказал переводчик.
– …самый умный, уцйся многа. Сяса нами руководи!
Степан кивнул:
– А был третий старший брат? – Он постарался замаскировать вопрос простым любопытством и всё-таки вздрогнул, когда переводчик, переводя слова «третий старший брат», произнёс «саньгэ».
Лао Чжан поднял глаза и горестно переглянулся с Толстым Чжаном:
– Хай-й-я! Ни дуй саньгэ, вэнь?
– Вы спрашиваете о третьем старшем брате? – перевёл переводчик.
– Да, просто интересно, как это у вас – первый старший брат, второй брат – старший, третий…
– Это у нас обычай такой, у нас в семьях много детей… Он был ему, – Лао Чжан кивнул в сторону Толстого Чжана, – третий старший брат, у них один год разница, но он пропал в тайге, давно, ему было лет шесть, семь… или немного больше…
![Елена Верейская - Три девочки [История одной квартиры]](/uploads/posts/books/239265/239265.jpg)
