Эдмон Лепеллетье - Сын Наполеона
Проявив таким образом свое волнение, он поставил стул на место:
— Черт побери! Вы говорите о «Воробье», ну конечно же, «Sparrow» — «Воробей» по-английски. Бриг капитана Батлера, ох и добрый малый!., шел на Святую Елену, а на борту с нами был и ваш брат!..
Да, мы шли на Святую Елену, это чертово логово, — сплошные скалы, солнце, туман и ни единой капли воды… У нас там были всякие торговые дела и… надо было навестить нашего друга… он тяжело болел… его больше нет… (Ла Виолет умолк и втянул в себя воздух, сдерживая слезы). Да, так вот, мы находились более пятнадцати месяцев на борту «Воробья», шли от Святой Елены до Пернамбуку… жара, впору печь страусиные яйца… от Пернамбуку до Святой Елены и, наконец, назад, в Лондон… И вы утверждаете, что на борту, на нашем бриге, на этом чертовом «Воробье», был ваш мальчонка, которого мы так искали?!. Он был там, у нас под носом… и мы не узнали его!.. Ну что за дураки! Правда, мы никогда его не видели., это как-то извиняет, во ка кие же мы болваны!
Ла Виолет бил себя кулаком в грудь — надо же было допустить такое! — потом простонал:
— Но, дорогая, скажите, как же попал на борт ваш постреленок?.. Тысяча чертей! Да я, наверно, и разговаривал с ним…
— Его выручил капитан Батлер, забрал из полицейского трибунала, куда он попал как бродяга, мой бедный малыш, и взял на корабль юнгой…
— Так это был юнга?!. Миллион чертей! Белокурый мальчуган с голубыми глазами, очень славный… Ну да, спорю на что хотите, это был тот самый юнга, это был Нэд…
— Нэд? — переспросила Люси и покачала головой: — Его звали не Нэд, а Андре…
— Андре… Нэд… да это одно и то же. Нэд — это ваш ребенок, который был у нас под рукой… и мы упустили его!.. Дьявольщина!
Ла Виолет снова безуспешно поискал свою трость и, как в первый раз, схватил стоящий перед ним стул и крутанул его в воздухе, найдя выход гневу к самому себе.
— Поскольку вы уверены, что Андре и Нэд одно и то же лицо, — голос Энни зазвенел, — думаю, будет легко отыскать его… Достаточно навести в Лондоне справки о бриге «Воробей» либо о капитане Батлере.
— Вряд ли капитан еще в Лондоне, — засомневался Ла Виолет. — Вряд ли. Прошло столько лет. Скорее всего, Нэд, или Андре, больше не юнга и ушел с судна. А где искать Батлера? Может, он где-нибудь возле Новых Гибрид! А может, отдыхает с камнем на шеe на дне Атлантики, великого кладбища моряков. Почему бы его «Воробью» не получить пробоину, не затонуть или, еще проще, со сбитыми мачтами не послужить паромом или понтоном… На море и с моряками возможно все.
Грустные лица женщин, с содроганием выслушавших перечень морских сюрпризов, подтолкнули Ла Вио порадовать несчастных.
— Ну ничего. — сказал он нарочито бодро, — мы найдем мальчишку даже раньше, чем вы думаете. И он не проскользнет у меня во второй раз сквозь пальцы, как морская свинья… Нет! Теперь я узнаю его из десяти тысяч, черт побери!.. Видите, дорогие дамы, нет нужды так горевать… мы его найдем, это говорю вам я!.. Такое ощущение, что я уже держу его… за ушко.
— Нужно ехать в Лондон и навести справки о капитане Батлере, — предложила Люси.
— Того же мнения, — подал голос Ла Виолет.
— Вы едете с нами? — уточнила Люси.
— Достаточно ли вы здоровы для путешествия? — спросила Энни. — Если хотите, в Лондон с мсье поеду я.
— Я еду! — твердо сказала Люси. — Не беспокойтесь, я окрепну и больше не буду болеть… Силы и разум не оставят меня, — добавила она, удовлетворенно кивнув. — Надежда найти сына вернула меня к жизни. Я сильная, я в полном рассудке, я здорова!..
Они еще некоторое время спорили, не лучше ли оставить Люси в Париже, пока Энни и Ла Виолет чего-нибудь не разузнают в Лондоне, но в конце концов доводы матери одержали победу.
Несколько дней спустя Люси, Энни и Ла Виолет уже были на пути в Англию. Сойдя на берег, они первым делом навели справки о «Воробье» и капитане Батлере.
В управлении навигации им ответили, что капитан Батлер не числится более в списках порта. Он отправился к своей семье в Северное графство. Что касается брига, он был продан для ловли трески и находился где-то у берегов Исландии. Экипаж, естественно, сменился, и, скорее всего, Нэд тоже оставил судно, тем более что в его услугах не нуждались, принимая во внимание возраст.
Потрясенные услышанным, Ла Виолет и его спутницы вернулись в гостиницу, ломая голову, в какой уголок Англии, если не мира, отправиться для дальнейших поисков.
В ожидании обеда они присели в вестибюле гостиницы. Рядом на столике были разложены газеты и журналы.
Энни равнодушно листала иллюстрированный журнал. Вдруг она вскрикнула:
— Матушка, — она давно уже так называла Люси, хотя обе легко могли бы сойти за сестер, — взгляните сюда… Ну просто вылитая вы…
Заинтересовавшийся Ла Виолет наклонился над журналом и тоже воскликнул:
— Ну да, верно! Истинно ваш портрет, то же лицо…
Люси ничего не оставалось, как взглянуть, сделала она это, впрочем, неохотно.
В самом деле — ее портрет. Композиция называлась «Сельские забавы», а белокурая пастушка — точная копия Люси. Это была репродукция картины, имевшей огромный успех в Лондоне и принадлежавшей кисти знаменитого художника сэра Филиппа Трелони.
На картине был изображен прелестный уголок сада с густыми деревьями, нежно-зеленой лужайкой и ручьем, образующим водопад. Веселая стайка юношей и девушек собирает цветы, резвится под насмешливым взглядом мраморного фавна, почти скрытого листвой.
Возле ручья Люси протягивает не лишенному изящества пастуху корзину роз.
Да, она вспомнила теперь о встрече на лугу с художником, когда мыла голову в ручье.
Пришлось рассказать Энни и Ла Виолету, как она была смущена внезапным появлением незнакомца, чья коляска остановилась на обочине дороги. Он попросил разрешения нарисовать ее, так понравилась ему деревенская красавица. Гинея, которую художник заплатил, окончив работу, пришлась как нельзя кстати, ведь ей необходимо было попасть в Лондон.
Энни и Ла Виолет решили, что с утра, сразу же после завтрака, прежде чем приступить к поискам членов экипажа «Воробья», зайдут в Национальную галерею, где, если верить журналу, выставлено полотно сэра Филиппа Трелони.
Люси, озабоченная поисками, не горела особым желанием созерцать свое изображение, тем не менее Энни и Ла Виолет убедили ее пойти с ними, заверив, что им доставило бы великое удовольствие поглядеть на подлинник.
Итак, все вместе они отправились туда, где картина сэра Филиппа Трелони, помещенная в центре, прекрасно освещенная и в великолепной раме, привлекала внимание посетителей. А поскольку наши герои буквально застыли на месте, восхищенные не только совершенной композицией полотна «Сельские забавы», пейзажем, грациозными позами персонажей, но особенно поразительным мастерством, с каким художник передал нежную и меланхоличную обворожительность Люси, один из смотрителей Национальной галереи подошел к ним и начал рассказывать о картине.
Энни и Люси явно не испытывали восторга. Болтовня смотрителя только мешала, хотя, конечно, он зарабатывал таким образом свой шиллинг.
Ла Виолет уже приготовился рявкнуть на незваного гида, или, как их называют итальянцы, чичероне. Однако, предупреждая извержение вулкана, тот рассыпался в извинениях:
— Эта картина очень привлекает иностранцев… Вот почему я позволил себе обратить ваше внимание на нее… тем более после случая с моряком… Об этом писали в газетах!..
— С моряком? — переспросила Люси, чуть не вцепившись в незадачливого чичероне. Она уставилась на него, ощутив легкую дрожь, пробежавшую по всему телу, — …вы говорите, с моряком? Каким моряком?
— Если позволите, — произнес чичероне, чувствуя, что становится объектом внимания, — я расскажу… Вам это обойдется… в один шиллинг.
Он протянул руку в сторону картины и забубнил гнусавым голосом, как это делают, наверное, все чичероне в мире:
— Да будет известно вам, леди и джентльмены, что полотно представляет собой три фута и четыре дюйма в ширину и два фута и шесть дюймов в высоту. Оно написано маслом. Сэр Филипп Трелони является штатным королевским художником, членом Королевской академии, профессором королевской художественной школы. Полотно названо «Сельские забавы». На радующем взор сельском пейзаже, возле ручья, веселятся пастухи и пастушки. В пастухе справа, на втором плане, мы узнаем самого художника. Для девушки, подающей корзину цветов сэру Филиппу Трелони, позировала натурщица.
Тут Люси предусмотрительно отвернулась из опасения быть узнанной, поскольку тогда чичероне не преминет сообщить об этом во всеуслышание.
— А моряк: — спросил Ла Виолет, которого вся эта околохудожественная чепуха мало интересовала. — Вы нам обещали моряка. Так что же с ним?..
