Ильяс Есенберлин - Шесть голов Айдахара
Акберен опустил голову. В комнате наступила тишина.
– Если бы у меня был дворец и золото, я бы тоже, не задумываясь, отдал их за твою любовь…
– Ты лжешь!..
– Нет… Мне пора идти…
Акберен прошел в дальний угол комнаты, поднял край кошмы и достал из тайника широкий кожаный пояс с пристегнутой к нему кривой монгольской саблей. Затем приблизился к Сакип-Жамал, наклонился над ней и погладил по голове:
– Ты жди меня… Я вернусь…
Она резко подняла голову, и он увидел ее запрокинутое бледное лицо с глазами, полными ненависти.
– Я знала, что ты уйдешь… Пусть аллах покарает тебя за то, что ты сделал со мной…
Оставшись одна, Сакип-Жамал упала на кошму и долго в ярости колотила по ней кулаками. Потом пришло спокойствие. Ей вдруг вспомнился Кутлук Темир, его огромное тело, большие, сильные руки. Она совсем забыла, что еще недавно ненавидела эмира и один его вид вызывал в ней отвращение. Снова горячая волна ненависти к Акберену захлестнула Скип-Жамал, у нее помутился разум. Она торопливо оделась и вышла на улицу.
Куда и зачем она идет, Сакип-Жамал не знала. Черное небо в блестках звезд выгнулось над нею, словно днище огромного казана. Ноги по щиколотку утопали в пыли, а от нагретых за день глинобитных дувалов тянуло сухим жаром. Она не услышала, как нагнал ее конный караул. И только когда всадники окружили Сакип-Жамал и один из них наклонился к самому лицу, она поняла, что перед нею воины Кутлук Темира.
– Ой-бой!.. – сказал воин не то удивленно, не то обрадованно. – Это же беглянка, младшая жена нашего эмира…
Он грубо схватил ее, оторвал от земли и бросил поперек седла.
– Вперед, джигиты! – крикнул воин. – Дорогой подарок привезем эмиру! Наш повелитель щедр и не забудет об обещанной награде!..
Поднимая облако удушливой пыли, всадники помчались по спящим улицам Ургенча.
Вскоре прохладный ветерок дохнул в лицо Сакип-Жамал, и она поняла, что узкие городские улицы остались позади. Воины мчали ее в ставку эмира.
Кутлук Темир не спал, когда воины бросили к его ногам Сакип-Жамал. Она лежала, уткнувшись лицом в пушистый ковер, не в силах пошевелиться от охватившего ее ужаса. Кому лучше, чем Сакип-Жамал, был известен нрав эмира. Кутлук Темир не знал пощады, и ей казалось, что сейчас, вскочив с возвышения, он выхватит из ножен меч – и все будет кончено.
Но молчал эмир, рассматривая лежащую у его ног беглянку, молчали нойоны и нукеры, оказавшиеся в юрте Кутлук Темира.
– Вернулась… – голос эмира звучал ровно, бесстрастно.
Сакип-Жамал задрожала всем телом.
– Заблудшей кобыле не ставят в вину, если она найдет свой косяк. Здорова ли ты?
Дрожь все сильнее колотила тело женщины.
– Встань, подойди ко мне… – Кутлук Темир протянул руки. – Не бойся…
Присутствующие в юрте были поражены. Женщину, которая опозорила эмира своим бегством, он принимал так, словно ничего не произошло. Никто не хотел верить глазам своим и отказывался верить тому, что слышали уши.
– Ну, встань же… – с ноткой нетерпения повторил Кутлук Темир.
Сакип-Жамал поднялась на непослушные ноги и несмело шагнула к эмиру… Он обнял ее своими большими ладонями, прижал к груди и, по кипчакскому обычаю, обнюхал лоб.
– А вы идите… – подняв глаза на толпившихся в растерянности нойонов, спокойно сказал Кутлук Темир. – Когда вы будете нужны, вас позовут…
Нойоны уходили, перешептываясь, удивленно пожимая плечами. Беглянка заслуживала смерти – так было всегда. В лучшем случае Кутлук Темир должен исполосовать ее плетью. Что-то странное, загадочное было в поведении эмира.
Когда за резными дверями исчез последний из находившихся в шатре, Кутлук Темир легко поднял Сакип-Жамал на руки и, даже не потушив светильников, отнес в постель.
Она не верила в то, что обошлось, не верила в свое счастье. И только тогда, когда эмир стал делать с ней то, что было ей знакомо по тем временам, когда он еще не был болен и силы не покинули его, Сакип-Жамал решила, что произошло чудо. Задыхаясь от счастья, что осталась жива, она отвечала на ласки Кутлук Темира, и ей казалось, что она никогда не покидала эту юрту, а все, что случилось, было дурным сном.
И все-таки эмир был слаб и болен. Он скоро устал, и Сакип-Жамал услышала его хриплое, прерывистое дыхание.
Потом они долго лежали молча. И Сакип-Жамал опять начал охватывать страх. Кутлук Темир прижал ее к себе и начал гладить по плечам, по телу.
– Теперь расскажи, где ты была. Я скучал по тебе…
Эти простые слова, сказанные тихим голосом, растревожили женщину. Она до конца поверила, что эмир простил ее. О аллах, кто затмил ей разум, когда она решилась на побег?! От мысли, что отныне все будет по-прежнему: и спокойная жизнь, и веселье, и блеск золота, и могучий Кутлук Темир рядом, слезы жалости к самой себе навернулись у Сакип-Жамал на глаза. Ничего не тая, она рассказала мужу об Акберене, о готовящемся восстании рабов.
Эмир слушал, не перебивая, сочувственно цокал языком, и Сакип-Жамал прониклась к нему доверием. Откуда ей было знать, что в тот миг, когда Кутлук Темир увидел ее лежащей у своих ног, он решил лишить ее жизни. Не таким человеком был эмир, чтобы прощать даже в сто раз менее виновных, чем Сакип-Жамал. Он знал, что если попытается что-либо у нее узнать, а она не захочет сказать, упрямая кипчачка даже под ударами плетей промолчит. Эмир обманул ее лаской.
* * *Предательство Сакип-Жамал ножом ударило в спину восставших рабов. И когда утром, разгромив склады, где хранились продукты и оружие, они пришли к ставке эмира, здесь их уже ждали.
Ставка была окружена двойным рядом телег, а за ними укрылось войско, которое оставалось у Кутлук Темира. Тучи стрел встретили нападающих. Теряя убитых, они вынуждены были отойти.
А в это время по дорогам Хорезма, загоняя лошадей, мчались в аймаки гонцы эмира с приказом нойонам срочно слать в Ургенч войска.
Акберен понял, что осаждать ставку нет смысла. Скоро к Кутлук Темиру подойдет помощь, и тогда рабы будут обречены на гибель. Он приказал восставшим возвращаться в Ургенч. Надо было дать людям отдохнуть, разделить их на сотни и тысячи, чтобы утром они могли выступить в разные города Хорезма и Мавераннахра. Акберен знал, что повсюду найдутся сочувствующие, те, кто без колебания присоединится к восставшим рабам. Ремесленникам и дехканам невмоготу власть жестоких правителей. Измученные разорительными поборами, бесконечной борьбой за власть между чингизидами, они поддержат рабов.
Но Кутлук Темир многое узнал от Сакип-Жамал. Если отряды восставших разбредутся по городам, они со временем превратятся в грозную силу, подобно снежной лавине наберут мощь, и тогда кто знает, чем все кончится для Золотой Орды.
Долгую жизнь прожил эмир, не раз смотрел опасности в лицо, потому умел не терять голову ни при каких обстоятельствах. Ум его был жесток и коварен. Кутлук Темир вспомнил о слонах, которых держал в Ургенче для различных торжеств и празднеств. Шесть громадных животных находились под присмотром индусов-погонщиков. Эмир велел срочно доставить в ставку старшего над погонщиками.
Еще не старый, крепко сложенный перс, выслушав Кутлук Темира, не выказал удивления. Выпуклые темные глаза его были спокойны и непроницаемы.
– Я сделаю то, что ты хочешь, мой повелитель. Мне нужны будут только шесть ведер теплой воды, настой из трав я приготовлю сам…
– Я щедро вознагражу твое усердие, – сказал эмир.
Перс низко наклонился.
* * *После полуночи перс и его люди привели слонов к хизару, где укрылись рабы. Воины Кутлук Темира молча несли вслед за ними нагретую воду. Прежде чем дать ее животным, перс плеснул в каждое ведро из кожаного бурдюка известный только ему настой.
Тихо в хизаре. Уставшие за день люди крепко спали, и только стража у ворот, вооруженная длинными копьями, прислушивалась к звукам, долетавшим сюда из города. Через некоторое время слоны начали проявлять беспокойство, и тогда перс, отступив в сторону, приказал воинам гнать животных прямо к воротам хизара.
Словно призраки ночи, похожие на иблисов – порождений ада, возникли громадные туши слонов перед рабами, несущими караул. Кто-то, пронзительно и тонко вскрикнув, всадил копье в бок надвигающегося чудовища. Вожак вскинул хобот, громко затрубил. В хриплом реве его была боль и ярость. Десятки стрел с тонким свистом вырвались из мрака ночи и впились в тела животных. Это сделали воины Кутлук Темира.
Слоны обезумели. Беспрестанно трубя от боли, от настоя, которым напоил их коварный перс, они бросились вперед.
Затрещали и рухнули ворота хизара. Шесть гигантов, круша все на своем пути, топча сидящих на земле рабов, метались по пространству, огороженному высоким глинобитным дувалом.
