Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Вскоре сын Ростислава потерпел поражение и бежал в Берлад. А боярин-учитель, испугавшись, что направленный из Галича наместник - Иван Халдеич - будет над ним измываться, сам уехал в Венгрию, где жила его двоюродная сестра, будучи женой рыцаря-мадьяра.
При дворе короля Пётр тоже преподавал, обучая, по желанию Евфросиньи Мстиславны, принцев Иштвана и Белу русской грамоте.
(Будучи не чужд сочинительства, Бориславич вёл подробный дневник. Несколько позднее многие куски из его пергаментов станут частью сводов русских летописей. И события, о которых речь пойдёт впоследствии, нам известны только благодаря записям Петра).
Словом, обретение дядьки очень обрадовало Ивана. Прежние обиды забылись, и наставник с учеником весело болтали, сидя за кружкой светлого токайского. За прошедшее пятилетие пожилой пестун изменился мало - был таким же добродушным и рыхлым, с бабьим голосом и пальцами-колбасками. На одном из пальцев, как и прежде, отливал зелёным толстый перстень с крупным изумрудом.
- А скажи, Петро, - посмотрел на драгоценность Берладник, - там внутри всё ещё находится яд?
Дядька начал кудахтать - это у него означало смех:
- Фу, Иване, ты уже большой мальчик, а по-прежнему веришь в глупые небылицы! Это ж я говорил нарочно, чтоб ученики предо мною трусили.
- Нет, я знаю верно. Кто-то из холопов, нанятых Владимиркой, влез к тебе в светёлку, снял у спящего перстень и достал отраву, а затем подсыпал моему отцу.
- Чушь какая! Яд как был на месте, так и есть до сих пор…
Молодой человек захлопал в ладоши:
- А, купился, купился! Я тебя поймал! Пётр конфузливо опустил глаза:
- И не стыдно подлавливать старика-учителя, подпоив его вином?
- Ладно, не сердись. И скажи по совести: для чего тебе этот самый яд?
- Может пригодиться.
- Ой, не ерунди: нешто ты способен кого-нибудь отравить?
- Боже упаси!
- А тогда зачем?
У боярина пролегла на лбу печальная складка;
- Для себя храню. Коли заболею смертельно. Чтоб не множить мук - ни своих, ни близких людей.
- Вот чудак! - произнёс Иван укоризненно. - Самому травиться - превеликий грех.
- Будто я не знаю! Так, на крайний случай - если допечёт…
А весной 1150 года, собираясь в поход на Русь, ученик уговорил Бориславича ехать вместе с ним. И хотя наставник не терпел насилия, был далёк от схваток и битв, мысль вернуться на родину, вновь увидеть дорогой Перемышль и уйти не в чужую землю, а в свою, отцовскую, захватила его всецело. Так он оказался рядом с Берладником на Верецком перевале через Карпаты.
Но разгром галицким правителем лучших частей венгерского войска изменил планы боярина: опасаясь за свою жизнь, он проследовал вместе с Иваном мимо Перемышля и попал во Владимир-Волынский, где и познакомился с Изяславом. Пётр Бориславич, умный, благообразный, очень ему понравился, и они много говорили на различные философские темы. «Я беру тебя с собой в Киев, - накануне похода объявил свою волю князь. - Коль откажешься - затаю обиду. Мне зело будет не хватать наших задушевных бесед». Раз такое дело, то пришлось согласиться. В общем, вместо западной оконечности Галицкого княжества дядька Берладника оказался в сердце Руси, во дворце великого князя, в лучших его приятелях.
Осень и зима прошли незаметно, а весной появился гонец из Венгрии: Гейза сообщал, что в апреле двинется на Галич, и просил Изяслава присоединиться. Киевский правитель начал собираться в поход и однажды заявил перемышльскому боярину:
- Ты, Петро, поедешь со мною. Может, посоветуешь что премудрое или развлечёшь на досуге. Я к тебе привык. И скучать стану от разлуки.
- Вот попал я, как кур во щи, - думал пожилой педагог, едучи в повозке княжеского обоза. - Лучше бы сидел в Венгрии. Нет, оно, конечно, милость Изяслава почётна, ем и пью от пуза… но уж больно хлопотно. Нет уединения и покоя. А в мои годы это поважнее вина да пищи».
Возвращаясь на Русь, венгры поступили благоразумнее: выставили дозоры и следили за возможным перемещением неприятеля; но отрядов Владимирки видно не было, и мадьяры беспрепятственно подошли к речке Сану. Встав походным лагерем, Гейза распорядился выслать навстречу Изяславу пышное посольство из числа лучших рыцарей. Вскоре появился и шурин - во главе пяти тысяч киевлян. Два владыки встретились у Ярославля Перемышльского (ныне это польский городок Ярослав, так же как и старый Перемышль - ныне польский Пшемысль), отобедали вместе и произвели смотр вооружённых сил. Пиром и парадом остались довольны.
- Где Владимирко? - обратился король к великому князю.
- Донесли, будто с войском движется сюда. Мы ему устроим самую достойную встречу!
- О, не то слово! - Гейза опустил вислые усы в винный кубок. - Как здоровье Петра Бориславича? Мне Иван давеча сказал, что старик простужен.
- Да, хандрит и кашляет. Просит отпустить его в Перемышль - поклониться могилам предков, помолиться в монастыре и, приди его смертный час, хочет умереть на родной земле.
- Он хороший человек.
- Умный, незлобивый. Я его люблю.
- Да, и я. Буду опечален, коли в гроб сойдёт.
- А моя печаль станет неизбывна.
- Но противиться воле боярина, видимо, не стоит. Раз его душа тянется домой - пусть поедет.
- Ты, наверное, прав. Я позволю ему уехать.
- Может быть, отеческий воздух исцелит беднягу?
- Дал бы Бог, дал бы Бог!
А поскольку от Ярославля до Перемышля можно легко доплыть по Сану на лодке, то Петра Бориславича быстро довезли до знакомой пристани. Он, увидев очертания дорогого города, даже прослезился, долго утирал красные глаза вышитым платком. Поселился вельможа в старой обители Архистратига Михаила, и услужливые монахи, многие из которых знали его родителя - княжьего ловчего Борислава Захарьича, помогли избавиться пожилому книжнику от недуга. Не прошло и недели, как наставник Берладника начал посещать храм, выходить во двор и гулять по берегу Сана. Здесь-то он и увидел, как в ворота города залетает на полном скаку небольшая княжеская дружина - вся в пыли, кони загнаны, стяг разорван. «Ба, ба, ба! - изумился Пётр. - Да, никак, это сам Володимерко? Стало быть, разбит?»
Да, его догадка оказалась верной: Изяслав и Гейза нанесли галицкому войску небывалое поражение; только крохотному отряду во главе с князем удалось под конец сражения убежать с поля боя и укрыться в Перемышле. Город затворился, но, не подготовленный к длительной осаде, мог в любой момент сдаться. Побеждённый Осмомыслов родитель должен был на что-то решиться. Но на что? Просто сдаться киевлянам и венграм он не мог из гордости и, естественно, боязни положить голову на плаху. Ведь ни Гейза, ни Изяслав просто так его теперь не помилуют, - только лишь почувствовав крайнюю свою выгоду… Но какую? И кому поручить миссию посредника? Как найти верные ходы?
Поздним вечером Пётр Бориславич, помолясь, собирался уже лечь в постель, как к нему в келью постучали. И вошедший перепуганный инок сообщил:
- Батюшка, мой свет, призывают тебя к себе настоятель отец Мефодий и какие-то светские, понаехавшие к его преподобию.
У боярина вспотели ладони:
- Кто такие? Для чего я им?
- Не могу знать, не сподобился.
- Передай: я сейчас оденусь и выйду.
Светскими оказались галицкий боярин Кснятин Серославич и ещё двое гридей. А приехали они в монастырь по приказу Владимирки - князь велел привести престарелого учителя пред свои ясны очи.
- Что, немедля? - удивился вельможа. - До утра не терпит?
- Ни мгновения, - отрубил Кснятин. - Наши жизни - в твоих руках.
- Господи помилуй! Отчего же так?
- Скоро всё узнаешь.
Вид Владимирки поразил наставника: бледный, потный, с синими кругами под глазами; на владыку богатейшего княжества он не походил, а скорее напоминал испуганного ребёнка. Бросившись навстречу боярину, повелитель Галича взял его за оба запястья, с силой сжал и проговорил:
- Ты моя надёжа, Петро. Коли сделаешь, как я попрошу, будешь есть на золоте и ходить в шелках да сафьяне! Обещаю!
- Княже, княже, - не спеша произнёс Пётр Бориславич, мягко отнимая у него руки, - не части, я ж пока и в толк не возьму, что ты хочешь от меня, недостойного.
Тот отпил из чаши вина, вытер бороду, начал объяснять более спокойно. Первое: как ему доложили, у боярина прекрасные отношения с Изяславом и Гейзой, и другого посредника трудно подыскать. Далее: обращаться не к ним самим, а сначала передать покаянное письмо от Владимирки - для венгерских рыцарей и венгерского архиепископа, находящегося в расположении войск. Убедить их изустно. Смысл один: мир и жизнь на любых условиях. Наконец последнее: если ничего не получится и зловредные победители ответят отказом, отравить обоих - ядом из фамильного перстня с изумрудом.
