Уго Фонте - Дегустатор
— Давай! — рявкнул Федерико.
— Ваша светлость! У меня есть основания предполагать, что Кристофоро…
Федерико бросил на меня такой злобный взгляд, что у меня слова застряли в горле.
— Ешь! — прорычал он.
Пия с Эмилией смотрели на свои фигурки. Джованни Иалил себе вина.
— За здоровье Миранды! — шепнул я и откусил у скелетика ступню.
Не помню, была она сладкой или нет. Я проглотил ее. За окном сверкнула молния, осветив желтые зубы, маленькие пронзительные глазки и надменные носы. Гром потряс фундамент замка, залаяли все собаки. Я сглотнул слюну. Мое горло! Я схватился за шею. Руки у меня дрожали. Тело сотрясалось, словно что-то пронзило его. Я поднял руку и показал пальцем:
— Джованни!
Изрыгая проклятия, я отпрянул назад, наткнулся на слугу и упал на пол, прижимая к животу колени и выгибая спину, как это делала отравленная кошка. Я задыхался. Мой язык молил о воде! Воды, воды! Я не мог совладать со своими ногами. Чтоб им пусто было! Они дергались взад-вперед, как бешеные. Я закричал. Стулья полетели на пол, стол перевернулся и встал на дыбы. Я услышал, как Федерико грозным голосом позвал Кристофоро, как визжали Эмилия и Пия, заглушая громовые раскаты. А потом раздался сабельный звон и такие душераздирающие вопли, от которых у меня застыла кровь.
По залу пронесся ветер, смешиваясь со вздохами умирающих. Чьи-то руки попытались меня поднять. Я поскользнулся и упал в лужу крови. Меня подняли снова и унесли из зала в комнату. Слуги бросились врассыпную, кто куда. Доносились крики и стоны мечущихся по коридорам людей. Потом дверь открылась, и я услышал два голоса.
— Боже правый! Ты когда-нибудь такое видал? — Я не сразу узнал дрожащий от страха голос Пьеро. — Он только в лицо нанес ей шесть ударов!
— И ее матери тоже, — отозвался Бернардо.
— А Кристофоро-то за что?
— Раз Уго отравился, стало быть, Кристофоро поменял скелетики.
— Но зачем?
— Не вижу никакого смысла. А как Алессандро?
— Он все еще умоляет его пощадить.
— А Джованни?
— Кто знает?
Шаги приблизились к моей кровати. Очевидно, Пьеро склонился надо мной, потому что я вдруг почувствовал запах жира, которым он смазывал волосы. Мне пощупали шею.
— Еще дышит.
Пьеро приподнял мне веко, затем другое и пристально вгляделся мне в глаза. Потом нагнулся послушать мое сердце, и запах жира от его лысой головы ударил мне в ноздри. Меня чуть не стошнило. Рвота подступила к самому горлу, но я не решился блевануть. Я сед и, вспомнив историю о Сократе, выдавил дрожащим голосом:
— Отдайте Томмазо десять скудо, которые я ему должен. После чего снова, как мертвый, упал на подушки.
— Что он сказал? — удивленно прошептал Бернардо.
Тут дверь отворилась, и Миранда с криком: «Ваbbо! ВаЬЬо!» — бросилась мне на грудь.
Она кричала так жалобно, что у меня разрывалось сердце.
— Дьявол борется за его душу, — сказал Бернардо. — И дьявол побеждает.
— Нет, babbo, нет! — крикнула Миранда.
— Так ему и надо! Он все испортил, — проворчал Бернардо, выходя за дверь.
Я услышал, как Пьеро шепчет Миранде:
— Пойдем со мной. Я дам тебе оливкового масла. Если ты вольешь ему в глотку масла, то, возможно, спасешь его.
— Скорее, прошу вас! — взмолилась Миранда.
— Не беспокойся, — хихикнул Пьеро. — Он выживет. Из коридора все еще доносились шаги снующих людей, крики и стоны. Слуги, заскочив посмотреть на меня, тут же убегали, будто опасаясь что-нибудь пропустить. Вскоре Миранда вернулась, приподняла мне голову и влила в рот оливковое масло. Через пару минут у меня началась такая рвота, что я мог бы изрыгнуть самого Иону. Миранда смеялась сквозь слезы и целовала меня.
— Babbo жив! — твердила она.
В комнату зашел Томмазо, брезгливо отвернувшись от моей блевотины.
— Что стряслось? — подозрительно спросил он.
— Что стряслось? — выдохнул я. — Дурак! Меня отравили!
— Еда Федерико не была отравлена, — нахмурился Томмазо.
— Нет, была! — сердито отрезала Миранда. — Что ты несешь? Babbo чуть не умер!
Она едва не набросилась на него с кулаками, но я прошептал:
— Принеси мне, пожалуйста, кусочек хлеба, Миранда!
Как только она вышла из спальни, я спросил:
— В чем дело? Ты же сам сказал мне: «Яд!»
Томмазо изумленно уставился на меня широко раскрытыми глазами.
— Да ты что? Будь еда Федерико отравлена, я предупредил бы тебя. Он отравил их пирожные!
Господи Иисусе! Выходит, все наоборот! Теперь я понял, почему Федерико не скупился на подарки и почему он был так удивлен, когда я в корчах упал на пол. Он собирался отравить Джованни, Эмилию и Пию, и то, что я притворился умирающим от яда, спутало ему все карты. Однако я по-прежнему никому не мог открыть правду.
— Но почему герцог убил Кристофоро? — спросил я.
Томмазо пожал плечами.
— Очевидно, он подумал, что Кристофоро предал его.
— Разве не Алессандро…
— Алессандро работал на герцога с той самой минуты, как приехал.
Откуда Томмазо это знал? Желая убедиться, что меня не заманивают в западню, я сказал:
— Мне действительно стало плохо! И косточка у меня в руке потеплела…
— Дай-то Бог, чтобы Федерико поверил тебе! — фыркнул он в ответ.
Федерико сидел за столом в доспехах, с саблей на боку. Я никогда раньше не видел его в военном обмундировании и сразу понял, каким грозным он кажется в бою врагам. За ним стояли Бернардо, Чекки и Пьеро. Алессандро не было — Федерико заточил его на время, пока не разберется в точности, что же произошло. Я медленно подошел к герцогу, поскольку совершенно обессилел от рвоты. Когда я встал перед ним, он вдруг вскочил, схватил меня обеими руками за шею и поднял вверх.
— Почему ты жив, черт возьми, в то время как мой лучший повар мертв?
У меня все поплыло перед глазами.
— Ваша светлость!
Я задыхался. Стук сердца отдавался у меня в ушах, я ощущал во рту вкус собственной крови.
— Это благодать Божья, ваша светлость! — воскликнул Чекки.
— Благодать?
Федерико отпустил меня, и я, харкая и откашливаясь, шлепнулся на пол.
— Если бы Эмилия и ее мать были отравлены, папа римский обвинил бы вас, — объяснил Чекки. — Но поскольку Уго стало плохо, теперь все знают, что злоумышленники покушались на вашу жизнь. Вам просто пришлось принять ответные меры. И отъезд Джованни послужит доказательством его вины!
Я готов был облобызать Чекки туфли! Неудивительно, что его называли корсольским Цицероном. Идея была поистине блестящая, и я возблагодарил Господа за то, что этот уважаемый и благородный синьор во второй раз встал на мою защиту.
— Жаль, что Уго не помер, — проворчал Бернардо. (Вот сволочь!) — Его смерть была бы самым убедительным доказательством намерений Джованни. Хотя… мы еще можем убить Уго.
— Но если его спросят, он скажет, что был отравлен, — сказал Чекки.
— Меня действительно отравили! — воскликнул я и, с трудом встав на ноги, протянул косточку, которую сам заранее разломал пополам. — Пресвятая Дева Мария сказала: если меня отравят, кость единорога сломается…
Федерико одним ударом выбил косточку у меня из рук.
— Оставьте меня! — приказал он. — Все, кроме Уго.
Дождь прекратился, но ветер все еще гулял по замку, словно пытаясь убедиться, что никому не удалось сбежать. Федерико откинулся на спинку кресла и опустил подбородок на грудь, сверля меня маленькими свирепыми глазками.
— Кристофоро положил яд в три скелета, предназначенных для Эмилии, Пии и Джованни.
Он умолк, ожидая моей реплики.
— Очевидно, он отравил ваше пирожное тоже, ваша светлость.
— Ты имеешь в виду вот это? — Федерико нагнулся и положил передо мной скелетик без ступни.
— Да, ваша светлость! — возмущенно воскликнул я. — Именно это!
— Ты правду говоришь?
Он вопросительно наморщил лоб.
— Святую правду, ваша светлость!
— Если нет — на дыбе ты все равно сознаешься!
— На дыбе я сознаюсь даже в том, что самолично распял Иисуса Христа, ваша светлость!
Федерико почесал нос и облизнул губы.
— Есть только один способ узнать правду. — Он подвинул скелетик ко мне. — Съешь его!
— Но если пирожное отравлено, вы потеряете своего лучшего дегустатора!
Федерико не сводил с меня глаз.
— Ты либо очень умный, либо очень везучий. А?
— Мне очень повезло, что я попал к вам в услужение, ваша светлость!
Федерико помрачнел.
— Я надеялся, что ты умный. Меня окружают одни идиоты. Я выругал себя за трусость. Федерико встал из-за стола, взял ключ, подошел к шкафчику и отпер его. Часть стены справа от меня скользнула в сторону. Я думал, что Федерико нечаянно открыл ключом тайный ход в стене, но он даже не обернулся. Чей-то глаз заглянул в зал, увидел меня и скрылся во тьме. Стена бесшумно встала на место. Я чуть было не вскрикнул, однако тут же умолк, заметив кучи золотых монет на полке в шкафчике, открытом Федерико. Он взял две монеты и бросил их мне.
