Александр Чаковский - У нас уже утро
– Нет уж, – твёрдо сказал парень, – если вы на работу прибыли, то давайте в барак…
– А ну, друг, быстро веди меня к начальству. Ясно? – коротко приказал Доронин тем тоном, который безошибочно действовал на фронте на слишком несговорчивых часовых чужих подразделений.
Расчёт оказался верен. Парень весь как-то подтянулся, – Есть, – сказал он.
Они прошли мимо тёмных бараков, вошли в дом и поднялись по ветхой деревянной лестнице.
– Может, вам не так срочно? – нерешительно спросил парень, останавливаясь перед дверью.
Его забота о директоре тронула Доронина: он вспомнил своего ординарца, погибшего в сорок третьем под Любанью.
– Не волнуйся, стучи, директор ждёт меня.
Парень осторожно постучал.
– Кто? – спросил за дверью женский голос.
«Однако, – подумал Доронин, – мой предшественник устроился тут совсем по-семейному. Жена, детишки, наверное…»
– К вам тут приехали, говорят – срочное дело, – неуверенно сказал парень.
Дверь открылась. На пороге стояла женщина лет двадцати восьми, невысокого роста, в синем комбинезоне. Её густые волосы были наспех зачёсаны назад, и только одна русая прядь свешивалась на лоб.
– Извините, пожалуйста, – смущённо сказал Доронин, – мне нужен исполняющий обязанности директора комбината.
– Это я, – сказала женщина, – проходите. – У неё был негромкий, грудной голос.
Доронин не двинулся с места.
– То есть как это вы? – пробормотал он.
– Очень просто. Вы ведь Доронин? Меня известили о вашем приезде. Ну, чего же вы… словно к полу приросли? Спасибо, Нырков, – кивнула она парню, все ещё стоявшему поодаль, – можешь идти.
Доронин вошёл в комнату. Горел электрический свет. Женщина поправила одеяло на постели.
– Давайте знакомиться, – сказала она. – Вологдина Нина Васильевна. Да что вы смотрите на меня, точно на осьминога? Ставьте же чемодан.
Вологдина говорила серьёзно, но казалось, что она с трудом удерживает улыбку.
– Видите ли, – начал Доронин, – меня не предупредили…
– Что я женщина?
– Да нет… – совсем смешался Доронин. – Словом… словом, вот я прибыл.
– Что верно, то верно, – сказала Вологдина и вышла из комнаты.
«Вот так штука! – подумал Доронин. – Почему же мне не сказали, что тут женщина заправляет?…»
Он осмотрелся. Кроме железной, наспех застеленной кровати, в комнате стояли письменный стол и продавленное плетёное кресло. Над столом висело что-то похожее не то на картину, не то на чертёж. На желтоватой, точно посыпанной песком земле симметрично расположились лёгкие, изящные строения. За ними или, вернее, над ними, ибо чертёж был лишён всякой перспективы, голубело неподвижное море, совсем такое, как где-нибудь в Крыму. Под всем этим на деревянной раме виднелись какие-то иероглифы.
В комнате было холодно. Свежий морской ветер свободно проникал сюда сквозь огромные, неплотно закрытые окна. Кроме того, и в стенах тоже, по-видимому, были щели.
Вернулась Вологдина. Она гладко причесала волосы, и русая прядь больше уже не свешивалась у неё на лоб.
– Я поставила чайник, – сказала она, – надо же напоить начальство с дороги. Тем временем мне приготовят комнату.
Доронин внимательно посмотрел на Вологдину. У неё были тонкие, но не злые губы и чуть насмешливые глаза.
– Насчёт комнаты отставить, – сказал Доронин, – вы будете спать здесь, а я…
– Не выдумывайте, пожалуйста, – прервала его Вологдина, усаживаясь на кровать. – Скажите-ка лучше: вы к нам откуда?
– Из Ленинграда.
– Я не о том. С каких промыслов?
– Собственно… я не с промыслов.
– Из главка?
– Нет. Я… очень давно работал по рыбе. Лет десять назад. Потом служил в армии. Я кадровый.
– Но мне передали, что вы назначены директором нашего комбината. Так?
– Говорят, что так.
– Интересно, – неопределённо сказала Вологдина; она явно была разочарована и не думала этого скрывать.
Доронин почувствовал себя задетым. Разве он не доказывал в Москве, что давно отстал от рыбного дела? Разве он приехал сюда по собственной воле?
– Вы, кажется, недовольны моим приездом? – сухо спросил он.
– Нет, что вы! – холодно ответила Вологдина, подымаясь с кровати. – Начальство знает, что делает.
Она снова вышла из комнаты и вскоре вернулась с чайником.
Это был огромный чайник, какие часто можно видеть в поездах дальнего следования. Вологдина несла его в одной руке, а другой держала за ушки две крошечные японские чашечки. Разлив чай и снова присев на кровать, она сказала:
– Пейте.
Доронин пододвинул к себе чашечку. Некоторое время они пили молча.
– Что это означает? – спросил наконец Доронин, указывая на чертёж, висевший над столом. – Не наш ли комбинат?
– Да, – рассеянно ответила Вологдина. – Таким он, должно быть, снился японцам. А на деле то были сараи и вообще… сплошная кустарщина. Да сейчас и того хуже. Все сожгли, разрушили… – Она помолчала и вдруг спросила: – Вы на море-то когда-нибудь бывали?
Доронин понял, что, отвечая на его вопрос, она думала совсем о другом.
– Нет, – спокойно сказал он, – если не считать пригородных рейсов по Финскому заливу.
Раздражение, которое овладело им несколько минут назад, внезапно улеглось. Он видел, что Вологдина не чувствует к нему ни доверия, ни уважения. Но это теперь не сердило и не обескураживало его. Ему даже нравилось грубоватое прямодушие этой женщины с внимательными, чуть насмешливыми глазами.
«В сущности, она права, – усмехаясь про себя, думал Доронин. – Поди-ка, поруководи здесь таким комбинатом! Вот она и надеялась, что приедет директор, бывалый человек, и ей станет хоть немного легче. А приехал какой-то вчерашний солдат, который и моря-то никогда толком не видел. Откуда ей знать, что этот солдат и сам доказывал, что его не надо посылать на рыбу?…»
И странно, – чем откровеннее Вологдина выказывала своё пренебрежение к нему, тем Доронин острее ощущал уверенность в собственных силах.
– Ну, – сказал он, отставляя чашечку, – теперь, может быть, разрешите и мне вами поинтересоваться?
– Пожалуйста, – хмуро отозвалась Вологдина.
– Что же, – улыбаясь, сказал Доронин, – начнём в том же порядке. Откуда прибыли?
– Ниоткуда, – ответила Вологдина. – Я местная.
– То есть?
– Дальневосточница.
– Рыба – ваша специальность?
– Да. Сюда назначена начальником лова. По необходимости замещаю директора. – Она резко поднялась. – А теперь я пойду. Вам нужно отдохнуть с дороги. О делах поговорим завтра.
– Вы больше ничего не хотите мне сказать? – спросил Доронин.
– Нет, – ответила Вологдина и пошла к двери.
– Вот что, – твёрдо сказал Доронин, поднимаясь и беря свой чемодан, – спать вы будете здесь. На этой постели.
– Но…
– Давайте прекратим дискуссию.
…Он спустился по лестнице. У крыльца, прячась от ветра, стоял Нырков.
– Слушай-ка, – сказал Доронин, – тут где-то помещение приготовили…
– Для Нины Васильевны? – отозвался Нырков,
– Там буду спать я. Покажи, как пройти.
Нырков привёл Доронина в крошечную комнатку, почти всю площадь которой занимала железная кровать, покрытая серым солдатским одеялом. В углу стояло ведро воды.
– Вот, – сказал Нырков.
– Спасибо, – поблагодарил его Доронин, ставя чемодан и снимая пальто. – Ты давно здесь?
– Я-то? – переспросил Нырков. – Да уж второй месяц пошёл…
– Откуда прибыл?
– Из армии. После демобилизации, значит,
– Пехотинец?
– Сапёр. Отделением командовал.
Доронин сразу почувствовал симпатию к этому парню.
– А сам из каких мест?
– Брянский.
– Дом-то уцелел?
– Восстановили.
– Женат?
– Женатый, родители есть.
– Я тоже из армии, Нырков, – зачем-то сказал Доронин, садясь на постель. – Ты где воевал?
– На Западном… В Венгрии закончил.
«На Западном», – повторил про себя Доронин. Так говорили здесь, на Дальнем Востоке.
– А на Восточном?
– И на Восточном довелось.
– А я в Прибалтике воевал, – после паузы сказал Доронин.
– В каких местах? – спросил Нырков словно с недоверием.
– Выру, Цесис, Рига.
На лице Ныркова мгновенно появилась улыбка.
– Да это же наши места! – радостно воскликнул он. – А в каком, извиняюсь, звании были?
– Майор.
– Здорово! – удовлетворённо сказал Нырков,
– Чего же ты в такую даль забрался? Почему к себе в Брянскую не вернулся? – спросил Доронин.
– Остановиться не мог, товарищ майор, – со вздохом сказал Нырков.
– То есть как это?
– А так. Шёл, шёл… тут тебе Пруссия, Румыния, Болгария, Венгрия, тут тебе Корея, Маньчжурия… Весь шар земной под ногами вертится. Ну вот, объявилась новая земля – Сахалин, дай, думаю, и эту землю освою.
Доронин рассмеялся.
– Ну и как? Осваиваешь?
– Трудная земля, – задумчиво ответил Йырков. Они помолчали.
