Джим Бишоп - Голгофа - Последний день Иисуса Христа
Каиафа вместе с членами Синедриона замышлял арестовать Иисуса в начале недели, но некоторые предлагали подождать, пока закончится Пасха, чтобы не тревожить народ в начале праздника. О заговоре стало известно Иисусу и апостолам, хотя самым неожиданным было то, что выдать Мессию при первом удобном случае вызвался Его второй по старшинству ученик.
Каиафа был доволен, он даже не ожидал, что возможность схватить этого самозванца настанет так скоро. Правда, еще надо подготовиться. Храмовую стражу можно поднять через десять минут, но в таком мероприятии как это, разумнее заручиться поддержкой римлян. А для этого надо ознакомить Понтия Пилата с делом и добиться его приказа и подкрепления стражи легионерами.
Первосвященник озабоченно ходил по двору, ему не давала покоя еще одна проблема. Во всей Палестине только один человек был сильнее его - Анна. Его тесть был вершителем судеб, личностью столь великой, что из-за одного его хмурого взгляда царь Ирод Антипа и даже Пилат проводили бессонные ночи. Его звали Анной, хотя настоящее имя было Хананья. Он был низкого роста, сухой, педантичный и аккуратный. Римский легат в Сирии Публий Сульпиций назначил Анну первосвященником, когда Иисусу было одиннадцать лет. Анна умножил свои богатства, а его влияние распространилось за пределы страны. Он был искусным интриганом, и даже власть предержащие побаивались его. Анну сместили через десять лет. Римский губернатор Иудеи Валерий Грат сумел отстранить Анну от руководства, но тот сохранил у себя в подчинении торговлю в храме, и каждый, кто покупал жертвенных животных и голубей, уплачивал Анне, ибо во дворе храма торговали его люди. Не кто иной, как Анна усадил менял на Паперти язычников, а пожертвования, как известно, принимались лишь в храмовых шекелях и за обмен денег взималась плата.
Анна использовал первосвященство как свою вотчину. Один за другим пятеро его сыновей побывали первосвященниками, а сейчас власть была в руках его зятя Каиафы. Каиафа без ведома Анны не предпринимал никаких действий вне ритуальных прерогатив первосвященства. Когда Каиафа впервые услышал о галилейском смутьяне Иисусе, он сразу же доложил о нем Анне, но тот не придал этому никакого значения. Он уже видел нескольких "Мессий", и хотя поначалу они привлекали небольшую толпу поверивших, через некоторое время их разоблачали. Поэтому Анна посоветовал: "Пусть Он будет. Ты же в течение двенадцати лет своего первосвященства насмотрелся на этих "Мессий", входяших в Иерусалим с помпой, а покидающих его с ослиным навозом в бородах! Если же Ему удастся привлечь слишком много людей, подошли фарисеев, которые поймают Его в ловушку своими вопросами. Сделай Галилеянина посмешищем в глазах Его же последователей".
Каиафа так и поступил, но Иисус отвечал на вопросы столь умно, что многие фарисеи вернулись в храм, бормоча: "Этот не таков. Он говорит как великий судья. Он говорит голосом Моисея и Исайи". А что, если этот Иисус настоящий Мессия?
Все это не давало покоя первосвященнику. Он встревожился еще больше, когда Иисус имел смелость прийти в храм для проповеди Своих крамольных учений. А когда Галилеянин принародно осудил фарисеев и их дела, опрокинул столы менял в храме, Каиафа был в панике.
Он поспешил к тестю с сообщением, и тогда Анна понял, что недооценил Иисуса. Этот на самом деле был иным. Дай ему несколько лет, и Он наберет столько силы, что сможет разрушить стены храма и, наверняка, узурпирует власть саддукеев. И тут Анна велел зятю с большой осторожностью сделать все возможное, чтобы уличить Иисуса в святотатстве, как оскорбившего Ягве.
... Теперь Он не уйдет. Каиафа спросил Иуду, где находится преступник и получил точный адрес дома. Первосвященник немало удивился, ибо знал отца Марка как состоятельного и добропорядочного гражданина Иерусалима, имеющего значительное влияние в храме. Кто же знал, где искать сторонников Иисуса?
Каиафа велел Иуде подождать во дворе, а сам, приподняв подол богатых одежд, поспешил через двор, чтобы сообщить новость Анне и получить его совет. Если бы Иуда заметил радость на лице первосвященника, он сразу бы понял, что продешевил. Знай он, сколь важен этот высокий Галилеянин для надменных иерусалимских саддукеев, он бы запросил в сто раз больше обещанных ему тридцати серебренников. Когда Иуде сказали, что ему по праву причитается стоимость раба, он сразу согласился.
Иуда оглядел двор и заметил, что на внутренней стороне ограды висят светильники. Он с удивлением рассматривал большие плиты из цветного камня, восхищался великолепием дома Каиафы, на балконе которого суетились слуги, разжигавшие жаровни для обогрева комнат в эту ясную ночь. Иуде не пришлось ждать долго. Вернувшись, Каиафа был собран и решителен. Он послал за начальником стражи, который не замедлил прибыть с группой стражников. Вместе с Иудой они будут дожидаться подкрепления из римских легионеров, пока Каиафа лично встретится с прокуратором Пилатом и попросит его выделить центурию для поддержки при налете на большую горницу.
Иуда был потрясен. Он полагал, что дело незначительно и к утру его можно будет выбросить из головы. А теперь оказалось, что этот поджарый человек посоветовался с великим Анной и вызвал не стражника, а целый отряд, и в столь поздний час собирается переговорить с представителем самого Цезаря; а тот выделит не менее сотни воинов.
Каиафа велел Иуде, чтобы тот как послушный сын Иудеи засвидетельствовал утром, что Иисус провозгласил Себя Мессией, Сыном Божьим, пришедшим спасти народ. Таким образом, доказательства богохульства будут представлены одним из приближенных Иисуса. Иуду охватила дрожь. Давать показания? Нет. Нет, он их не даст. Ни за что! Ведь Иисус благодетель, его друг. Иуда дал согласие навести на Него, указать на Него, но он не обвинит этого Человека. Пусть первосвященник поищет другого!
Каиафа ответил, что арест это одно, а доказательство богохульства по иудейскому закону - совершенно другое. Будет достаточно, если на суде один из учеников укажет на Иисуса и просто скажет правду: "Я слышал, как этот Человек говорил, что Он Бог и Сын Божий". Иуда упрямо покачал головой. Все, что он просил, так это тридцать серебренников и свободу.
При тусклом отблеске масляных светильников можно было видеть улыбку Каиафы. Иуда был из тех, кто мог украсть монеты с глаз покойника и не заметить перстень с изумрудом на его пальце. Первосвященник велел Иуде оставаться на месте, а позже повести солдат к своему Господу.
* * *
В большой горнице пасхальная вечеря шла своим чередом. Гости ели и пили вино, омывали руки. Когда Иисус молчал, они оживленно говорили, а когда Он говорил, умолкали. Время от времени, как и в любой компании ужинающих мужчин, слышались громкие восклицания, вопросы и смех.
Все насторожились, когда Иисус уже без признаков печали произнес: "Ныне прославится Сын Человеческий, и Бог прославится в Нем. Если Бог прославился в Нем, то и Бог прославит Его в Себе и вскоре прославит Его".
Он улыбнулся, что делал редко, и Его лицо засветилось любовью. "Дети, промолвил Он тихо, - недолго уже быть Мне с вами: будете искать Меня и, как сказал Я иудеям, что куда Я иду, вы не можете прийти, так и вам говорю теперь".
Их тронула Его мягкая улыбка, хотя слова Учителя были выше их понимания. "Заповедь новую даю вам, - продолжал Он. - Да любите друг друга, как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою".
Эта заповедь вряд ли была новой. Он часто проповедовал любовь к людям, и апостолы могли безошибочно назвать время и место этих проповедей. Единственно новым в Его словах была нота обреченности и необычный тон - "как я любил вас".
Все посмотрели на Петра Симона. Он наклонился к Мессии и, стараясь говорить спокойно, спросил: "Господи, куда Ты идешь?" Иисус повернулся и, посмотрев в глаза старшему из учеников, медленно произнес: "Куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною". Какое-то время Петр обдумывал Его ответ. Не в силах понять, что значили слова о невозможности пойти сейчас и что он сможет пойти позже, Петр задал еще один вопрос: "Господи, почему я не могу идти за Тобою теперь? Я душу мою положу за Тебя".
Иисус промолвил, не поворачивая головы: "Душу твою за Меня положишь?" Он грустно покачал головой: "Не пропоет и петух, как отречешься от Меня трижды".
9 часов
Иерусалим затих, его улицы, окутанные темным бархатом ночи, быстро опустели. И только крыши и башенки домов отражали лунный свет. Часовой на крепостном валу Антонии поеживался от свежего восточного ветерка и со скукой наблюдал за игравшими в кости товарищами. Он ухмылялся, слыша их грубую брань после каждого метания. Внезапно его внимание привлек стражник с обнаженным мечом у западных ворот. Он услышал, как стражник резко говорил с кем-то в темноте за воротами, а затем помахал кому-то во дворе, не пропуская пришельца за ворота. В полутьме двора ни один солдат не мог узнать в ночном госте первосвященника, которого сопровождал дородный начальник стражи храма.
