Вера Крыжановская - Фараон Мернефта
— Теперь вот что вы должны сделать, — сказал Мезу. — Аарон раздаст всем старейшинам мешки с такими же флейтами, кореньями и семенами, употребление которых я объясню. Обязанность старейшин состоит в том, чтобы раздать флейты верным людям, которые в качестве слуг живут в египетских домах Таниса и всех окрестных городов и деревень на самое большое расстояние, какое только окажется возможным. Люди эти должны спрятаться в погребах и подземельях домов, храмов и дворцов, не исключая и дворца фараона, и, как только животные покажутся, они им бросят куски мяса, смоченные в жидкости, приготовленной из семян, о которых я говорил. Раз вызванные из своих обычных убежищ и возбужденные этой приманкой, нечистые твари бросятся повсюду, пожирая все, что встретится на пути. Операцию эту следует повторять каждую ночь, чтобы поддерживать постоянное нашествие гадов. Другие флейтисты станут на берегах прудов, каналов, болот, бросят туда порошок, который получат для этой цели, и тихо заиграют на своем инструменте, чтобы вызвать на сушу водяных жаб, лягушек. Для предохранения же нашего народа от этого бедствия Иегова повелевает, чтобы жены и дочери израильтян держали в домах своих наготове жаровни с раскаленными угольями, постоянно подсыпая на них эти коренья, дым которых не допустит до жилища ни одной вредоносной твари. Через три дня все должно быть готово. Мы начнем с того, что расстроим свадебный пир одной богатой египтянки, на котором обещал присутствовать Мернефта со всей своей свитой.
Я понял и, когда собрание разошлось, поблагодарил Мезу за его внимание ко мне. Он ответил благосклонной улыбкой и подал мне флейту и две коробочки с семенами и кореньями.
— Ты сам, сын мой, расстроишь свадебное веселье неблагодарной Смарагды и смутишь блистательное празднество, которое фараон и его двор почтит своим присутствием. Будь уверен, что смятение и ужас заставят храброго Радамеса забыть любовные речи, которые он собирается ворковать своей прекрасной невесте.
Я горячо поблагодарил его, и эта надежда на мщение, как благотворный елей, смягчила страдания моей души, истерзанной ревностью. Я принуждал себя побольше есть и спать, чтобы вполне собраться с силами к назначенному времени.
Наконец наступил роковой для меня день свадьбы Смарагды, и в условленный час, взяв с собой раба-еврея, я отправился к палатам Мены.
Там царствовало необычайное оживление: дворы, сени, лестницы были наполнены невольниками и слугами. Одни всюду посыпали цветами, другие носили корзины плодов, блюда с кушаньями и сластями и амфоры с вином. На внешних дворах расставляли громадные столы для угощения бедняков и простолюдинов. Надсмотрщики, вооруженные палками, распоряжались приготовлениями к пиру.
На нас со спутником никто не обратил внимания, и мы без помехи успели проскользнуть в погреб, двери которого были открыты для удобства слуг, обязанных носить вина к столу. Мы спрятались в самой глубине за огромными амфорами.
После того как я укрылся в засаде, крики народа и стук оружия известили меня о прибытии Мернефты. Вскоре праздничный гул наполнил палаты: пение, музыка, звон чаш и кубков глухо доносились до меня. Минута действовать наступила, я вышел из засады и, вынув из мешка, принесенного моим помощником, ломтики говядины, облил их приготовленной жидкостью, издававшей сильный запах. Затем открыл двери, выходившие в смежные погреба, взобрался на большой пустой ящик и принялся наигрывать предписанную мелодию. Вскоре глухой шорох возвестил приближение неприятеля, и из неведомых тайников хлынула черная масса противных животных. Я стал бросать им приготовленные куски мяса, после чего они пришли в бешенство и бросились наружу. Я не переставал играть, глядя на шествие у моих ног, которое казалось бесконечным. Я знал, что в эту минуту весь Танис наводнен армией мерзких тварей.
Крики ужаса и оглушительный шум возвестили, что начинается война с незваными гостями.
Передав флейту помощнику, я под страхом смерти приказал ему не оставлять поста и проскользнул во двор. Мне хотелось пробраться в комнаты, чтобы собственными глазами видеть Смарагду, расстроенный пир и перепуганную физиономию жениха, воюющего с крысами.
Но я не мог пробраться из-за смятения и давки. Мернефта только что покинул палаты, но на улице еще были слышны голоса его телохранителей, старавшихся проложить путь государю. Приглашенные спешили разъехаться по домам, но лошади становились на дыбы, колесницы сталкивались, носилки опрокидывались; каждый спешил вернуться в свое жилище, осажденное точно так же.
Наконец толпа настолько уменьшилась, что можно было видеть царившее опустошение. Делая вид, будто я прохожий, завернувший с улицы, я прошел двор, перескакивая через кучи убитых гадин. Никто не обратил на меня внимания, потому что все люди, слуги, надсмотрщики, рабы, вооруженные чем попало, отчаянно истребляли крыс и мышей, которые массами покрывали опрокинутые столы и с остервенением грызли разбросанные по земле съестные припасы, пируя на свадьбе Смарагды.
Я поднялся на лестницу и вошел в великолепную залу, откуда только что разбежалась блестящая египетская аристократия.
Посредине возвышался огромный стол, заставленный серебряной и золотой посудой. Но стулья были опрокинуты, кубки, чаши и даже блюда разбросаны по полу, амфоры лежали на боку, проливая ручьи дорогих вин, и везде, где только находилось что-либо съестное, кишели мириады нечистых тварей, пожиравших хлеб, мясо, пирожное, фрукты, с яростным визгом кусая и давя друг друга.
Вдруг одна мысль ножом резанула по сердцу: что, если я увижу Радамеса, укрывающего в своих объятиях юную супругу от мерзких хищников, и ее, прижавшуюся к нему с ответной любовью? Я сжал кулаки и жадным взором окинул залу. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что Радамес, забравшись на буфетный шкаф, с бледным и искаженным от страха лицом махал обнаженным мечом, испускал дикие крики, с проклятиями звал рабов, приказывая окружить его и оборонять палками. Его растерянные глаза и не думали искать женщину, которая только что вверила ему свою жизнь.
Чувство горькой отрады шевельнулось в душе: она грубо отвергла меня, который берег бы ее и лелеял как зеницу ока, чтобы избрать этого низкого эгоиста и труса.
В то же мгновение я увидел и Смарагду, которая стояла, прижавшись спиной к стене в противоположной стороне залы. Она была в великолепной белой одежде, затканной серебром, с поясом из рубинов. Широкое ожерелье и браслеты, осыпанные драгоценными каменьями, украшали ее шею и руки. Лицо ее было смертельно бледно, но не страх согнал с него краску, а гнев и презрение. Стиснув зубы, она сверкающими глазами следила за супругом, поглощенным защитой своей драгоценной особы. Она не замечала даже своей старой няни, которая храбро обороняла госпожу, давя крыс и мышей ногами или тяжелым серебряным блюдом, взятым со стола.
Увидав меня, Смарагда вскрикнула. Я подошел к ней и, скрестив руки, сказал насмешливо:
— Не знаю, могу ли поздравить тебя, Смарагда. Для новобрачного твой возлюбленный супруг чересчур заботится о своей личной безопасности. Я знаю человека, которого ты жестоко оскорбила, однако он не покинул бы тебя в подобную минуту и сумел бы оценить твою любовь.
В ответ на мои слова она смерила меня злобным взглядом и сказала с презрением:
— Ты ошибаешься, Пинехас. Я так же не люблю Радамеса, как и тебя! В моих глазах вы оба стоите друг друга. Сердце мое принадлежит третьему, которого я не могу любить открыто. Если ты думал, что помеха свадебному празднику огорчает меня, то напрасно беспокоился и пришел сюда. Я сожалею только о том, что связала судьбу с этим подлым трусом. Если крысы сожрут его, мне останется только благодарить богов за то, что они их наслали.
— Но если уж ты решилась выйти за нелюбимого, — возразил я, — и говоришь, что мы оба равны в твоих глазах, то почему же ты предпочла Радамеса? Ведь я первый предложил руку.
— Во-первых, потому, — ответила Смарагда, — что мою руку ему обещал Мена, а во-вторых, — и это главное, — он — возничий фараона, носит великолепную броню и играет роль при дворе. А у тебя ничего нет: ни придворной должности, ни блестящего костюма, и вдобавок ты слывешь колдуном.
Вдруг она громко вскрикнула, потому что огромная крыса взбежала по ее платью. Я поймал за хвост мерзкое животное и сорвал его с молодой женщины.
— Благодарю, Пинехас. Теперь доставь мне удовольствие, — злая усмешка искривила ее губы, — брось этого милого зверька в физиономию Радамеса, который, как нарочно, смотрит в потолок, боясь, чтобы его враги не появились сверху.
Я был рад случаю излить на ком-нибудь желчь и потому охотно последовал мудрому совету Смарагды. Я так ловко швырнул крысу, что она угодила в грудь Радамесу и вцепилась в его ожерелье. Пока он отбивался, Смарагда подозвала одного из невольников и, повернувшись ко мне спиной, приказала посадить ее на плечи и вынести из залы.
