Виктор Поротников - 1612. Минин и Пожарский
Посла, присланного Жолкевским, бояре-блюстители выслушали очень внимательно, ибо они очень хорошо его знали. От лица гетмана Жолкевского перед ними держал речь дворянин Григорий Валуев, некогда застреливший из пищали Лжедмитрия Первого. Простодушный Валуев почему-то верил слову польского короля, который обещал снять осаду со Смоленска и вернуть русским все порубежные города, если бояре и народ согласятся посадить его сына на московский трон.
Бояре-блюстители затеяли долгие споры друг с другом. Василий Голицын и Иван Романов были резко против того, чтобы уступать престол польскому королевичу. Андрей Трубецкой и Борис Лыков выступали за то, что ради прекращения братоубийственной войны на это можно пойти. Федор Мстиславский твердил, что полякам верить нельзя, но войско гетмана Жолкевского непременно нужно использовать для разгрома отрядов Тушинского вора. С Мстиславским согласились Федор Шереметев и Иван Воротынский.
Таким образом, бояре-блюстители вступили в переговоры с гетманом Жолкевским, делая вид, что уния Руси и Польши их весьма заинтересовала. При этом Федор Мстиславский и его коллеги настаивали на внесении в этот договор двух обязательных условий: Владислав должен принять православие и польские войска должны покончить с Тушинским вором.
В разгар этих переговоров отряды Лжедмитрия Второго запалили огнем предместья Москвы, пытаясь ворваться в Замоскворечье. Кроме казаков и беглых холопов под знаменами Тушинского вора сражались литовцы под началом Яна Сапеги. Если Жолкевский тянул время, не желая сражаться с Сапегой, который, как и он сам, состоял на службе у польского короля, то полк Григория Валуева вышел из польского стана и устремился на помощь москвичам. Ратники Валуева опрокинули литовцев и отогнали их от Серпуховских ворот.
Отряд Валуева стоял в Цареве-Займище, закрывая путь полякам на Москву со стороны Смоленска. После разгрома русских полков в Клушинской битве трехтысячный отряд Валуева оказался в окружении. Валуев был готов стоять насмерть против поляков. Однако хитрый гетман Жолкевский подослал к Валуеву бояр из окружения Тушинского вора, которые уговорили его поддержать договор с польским королем. Воровские бояре убедили простоватого Валуева в том, что приглашение на московский трон Владислава есть самый лучший выход из затянувшейся на Руси Смуты. Валуев заключил мир с Жолкевским и вместе с ним выступил к Москве, не сознавая, что невольно стал послушным орудием в чужих руках.
Для обсуждения договора об унии Руси и Польши бояре-блюстители созвали Земский собор из жителей Москвы, стрельцов и дворян, коих немало съехалось в столицу из провинции по призыву Василия Шуйского, собиравшего новую рать против гетмана Жолкевского. Поскольку дворяне имели численный перевес в Земском соборе, за ними и оставалось решающее слово. Не желая доверять столь важное дело Семибоярщине, дворяне постановили взять переговоры с Жолкевским в свои руки. Соборные представители от дворян отправились в польский лагерь. От имени дворян речь держал князь Черкасский. Гетман Жолкевский ответил на все вопросы князя Черкасского. Он не жалел обещаний, и его речи произвели благоприятное впечатление на московское народное собрание. Однако никто из бояр и дворян не знал, что польский король дал Жолкевскому негласные инструкции вести переговоры с русскими таким образом, чтобы любой ценой склонить их к унии с Речью Посполитой.
Жолкевский справился с поручением Сигизмунда.
16 августа 1610 года бояре-блюстители и соборные чины привезли Жолкевскому окончательный текст соглашения. На другой день посланцы Жолкевского прибыли в Кремль и зачитали боярам и народу согласованный договор об унии Руси и Польши. Бояре и дьяки тут же прошли в Успенский собор и принесли присягу на имя Владислава. Из Кремля бояре, дворяне, стрельцы и посадский люд направились на Новодевичье поле, где их ожидали гетман Жолкевский и его полковники. В присутствии народа русские и польские вожди торжественно утвердили договор.
Этот договор поставил русских людей перед трудным выбором: или покориться Семибоярщине и польскому королевичу, или предпочесть «царевича Дмитрия», прозванного Тушинским вором.
Большая часть населения столицы не приняла участия в шествии на Новодевичье поле, устроенном боярами. На другой день после присяги братия Симонова монастыря отправила несколько монахов к Лжедмитрию с поклоном. В последующие дни множество московского люда, не желая присягать Владиславу, покинуло столицу и перешло в лагерь самозванца.
Пропольский договор послужил сплочению русской знати. Воровские бояре и дворяне целой толпой прибыли в Москву, готовые служить польскому королевичу. Патриарх Гермоген учинил тушинцам строгий допрос на паперти Успенского собора и тут же простил им все грехи и преступления, снисходя к их слезному покаянию. Немало бояр и дворян ушло в эти дни из стана самозванца в Москву, но им на смену под знамена Тушинского вора пришло втрое больше людей из числа холопов и городской бедноты.
Глава десятая
Тень Бориса Годунова
Все недоброжелатели боярина Лыкова, а таких среди московской знати хватало, за глаза называли его «крученым, как поросячий хвост». Иными словами, боярин Лыков умел приспособиться к любым обстоятельствам, преследуя свою выгоду и втираясь в доверие к сильным мира сего. Прознав, что заговорщики во главе с боярами Голицыными перед низложением Василия Шуйского перетянули на свою сторону войско, Лыков сразу же переметнулся на их сторону, забыв о присяге, принесенной Шуйскому. Втереться в доверие к заговорщикам боярину Лыкову помогло его родство с Филаретом Романовым, на сестре которого он был женат. Филарет Романов имел немалое влияние среди заговорщиков. Не имея возможности попасть в число семи бояр-блюстителей из-за своего священнического сана, Филарет сумел протащить в эту коллегию своего брата Ивана Романова и свояка Бориса Лыкова, дабы те блюли его интересы на самом верховном уровне власти.
Когда пришла пора снарядить посольство к польскому королю, осаждающему Смоленск, чтобы завершить мирные переговоры и скрепить заключенный договор королевской печатью, то во главе этого посольства встали Василий Голицын и Филарет Романов.
Проводив своих послов к Сигизмунду, бояре-блюстители несколько раз пытались привести москвичей к присяге Владиславу, однако все их попытки завершились неудачей. Основная масса жителей Москвы не желала присягать на верность польскому королевичу, отец которого держал в осаде Смоленск. Москвичам было ненавистно само имя Сигизмунда.
Однажды толпа посадских людей накинулась посреди бела дня на Бориса Лыкова и его слуг, которые шли по Красносельской улице в сторону Кремля. Молодцы из простонародья, увидев на Лыкове богатые боярские одежды и высокую горлатную шапку из меха куницы, указали на него пальцем с криком: «Вот, еще один польский прихвостень! Ишь, рожу отъел, шире сковороды! А ну-ка, братцы, намнем ему бока! Пусть знает, свинячья морда, кто ныне в Москве хозяин!»
Посадские не только избили Лыкова и его челядинцев, но еще и отняли у них кошели с деньгами, посрывали с них дорогие шапки, изорвали на них одежды.
В Кремлевский дворец Лыков пришел с разбитым в кровь лицом, с синяком под глазом, весь вывалянный в грязи. Стояла середина октября, на улицах Москвы было грязно и слякотно.
После низложения Василия Шуйского в царских хоромах теперь хозяйничали бояре-блюстители во главе с Федором Мстиславским, они здесь заседали, встречали просителей, обедали и ужинали. Лишь на ночь бояре расходились по своим теремам.
— Доколе мы будем терпеть дикие выходки московской черни, братья? — возмущался Борис Лыков, представ перед своими коллегами в самом жалком виде. — До чего мы дожили, господа-бояре. Посадские людишки оскорбляют, унижают и грабят людей из боярского сословия днем в самом центре Москвы, и сие беззаконие сходит им с рук! Пора положить этому предел! Иначе Москва погрузится в хаос и безвластие!
— Хаос и безвластие уже давно гуляют по Москве, — мрачно заметил Иван Воротынский, — с той самой поры, как мы подписали этот злосчастный договор с Сигизмундом. Народ не желает видеть на московском троне польского королевича, поэтому ярость черни изливается на нас, бояр, заключивших унию с Польшей.
— Хочу вам заметить, други мои, что договор об унии подписан токмо нами, Сигизмунд же его до сих пор не подписал, — в тон Воротынскому добавил Андрей Трубецкой. — Минуло уже два месяца, как наше посольство прибыло в польский стан под Смоленском. Непонятно, почто Сигизмунд тянет вола за хвост, что его не устраивает?
— Сигизмунд, подлая душа, требует, чтобы Смоленск открыл ему ворота, лишь после этого он согласен подписать мирный договор, — проговорил Федор Мстиславский. — Еще Сигизмунд не согласен, чтобы его сын переходил из католичества в православие. Филарет прислал в Москву слугу с письмецом, где он пишет об этом.
