Андрей Венков - Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова
— Дежурная сотня, садись!.. — кинулся Бакланов с барбета в укрепление, и в самом укреплении люди забегали.
А налетчики, сотни три, не меньше, всей громадной вереницей понеслись во весь мах, гикая и джигитуя, прямо на укрепление.
Подполковник выскочил из центральной землянки:
— Всему полку — тревога! — увидел Бакланова у ворот, — Далеко не отрывайся…
С ворот и со стены наши часовые стали постреливать, и ворота под выстрелами распахнулись.
Офицеры поднимали свои сотни. И Бакланов, выводя дежурную, расслышал:
— Чего это они?
— Не понял? За конями нашими приходили…
— Ты смотри! Еще бы на день…
Дежурная сотня во главе с Баклановым и младшим офицером хорунжим Поляковым, сев в седло, вылетела за ворота навстречу. Но когда вылетали, растянулись, а те уже в полуверсте от крепости, времени нет на перестроение. Отскочил Бакланов к крепости, под прикрытие стен, а наездники понеслись мимо него и стали стрелять. Дымом все заволокло, а пыль и так столбом стояла. Наши — кто спешился, а кто и с седла — в ответ ударили.
Потерь никаких. Хищники с левой стороны укрепление обскакивали, стрелять им не с руки, разве что из пистолетов.
Из дымной и пыльной невиди вынырнул один. Нос длинный и тонкий, как на иконе. Сверху перекладина насупленных бровей. Усы, бородка. Глаза из-под бровей и шлема сверкнули. Кольчуга легкая мелкой ковки из-под шлема спадает на плечи и гладенько все тело обтекает, шаровары коричневые с вшитой черной полосой. В руках ружье, шашка на темляке. Кобылка под ним кабардинской породы, темно серая, ножки в белых чулках, и храп бледно-розовый. Застыла на мгновение и пошла щелкать, выбивать из травы комья пыли. И пулей не догонишь.
Трах! Бах! Мимо…
Последние черкесы проскакали мимо и скрылись в зарослях на берегу. Бакланов взмахом шашки рассыпал сотню в лаву, знаком указал нескольким ребятам съездить посмотреть, что там в зарослях делается. Для засады место удобное…
Поехали казаки, приостанавливаясь и в седлах привставая. Долго ехали. Потом разом коней поворотили. Бакланов подобрался… Нет…
— Они переправляются!..
Бакланов аж растерялся от такой дерзости. Эх, застукать бы всю орду на переправе!.. Придавили казаки коней, вылетели на берег. Поздно! Пока ждали, пока осторожничали, все три сотни перешли Чамлык вброд, свернули вправо и потянулись мимо укрепления с той стороны реки.
Горцы уходили шагом, сдерживали играющих после скачки лошадей (большинство лошадок — серые, завода Есени). По-хозяйски ехали они по той стороне под дулами единорогов, как гвозди в седлах торчали. Черкески обшиты серебром, опушки шапок белые. По обычаю надели в бой все лучшее, что у них есть. Блестели мокрые, перебредшие Чамлык лошади, блестели доспехи на узденях, огнем горели, отражая солнечный свет, мисюрки. Черный значок вяло подрагивал на древке в такт конским шагам. Передний ехал на крупной белой лошади, и шапка на нем была перевязана белой материей.
Ну, насчет белой материи Бакланов не обольщался. За Кубанью многие шапки так повязывали, а в Мекке отродясь не бывали. Хотя люди им, конечно, верили, что когда-нибудь соберутся и съездят…
Другое досадно. В укреплении все бегали, объятые растерянностью, сплошная несуразица творилась. По черкесам из пушек и стрелять забыли. Офицеры пытались угадать, кто верховодит у хищников, и спорили по поводу всадника на белой лошади — Аслан-Гирей это, Джансеид или из Карамурзиных кто. А может, это Магомет Атажукин вылечился?
В баклановской сотне движение. Одни хотели сразу в речку и — догнать. Бакланов предостерегающе руку поднял. Начни переправляться, а они сами на тебя насядут. Их в три раза больше. И из укрепления не стреляют, не поддержат, если что.
Полковой адъютант вылетел из ворот укрепления и передал Бакланову приказ: идти за ними «на благородной дистанции, выбирая на каждом шагу выгодную позицию, чтобы в случае нападения спешиться, стать в оборонительное положение» и отбиваться. «Эта спасительная метода принята на всем Кавказе».
— Там, Яков Петрович, на 25 верст леса нет, чистое поле. Вы их задержите, сколь можно, — пояснил адъютант, — а полк сейчас выступит.
— Слушаюсь. Исполню в точности.
Бакланов рывком загнал коня в реку, за ним, взметая брызги, влетела сотня. Выскочили на тот берег.
Черкесы шагом, а кое-где — быстрым шагом, съезжали к балке.
— Махальные, вперед!
Понеслись шесть казаков, попадав на конские гривы.
Укрепление так и не стреляло. И тут отчаянные черкесы повернули коней и в виду крепости ударили в шашки. Хорошо, что махальные вовремя предупредили. Спешился Бакланов и сотню спешил. Полчаса шел бой. 2 атаки отбили. Среди своих битых нет. Те 20 тел подобрали и повезли.
Спала горячка боя. Оглянулся — полк выезжал из укрепления, и даже 2 орудия Бакланов разглядел: «Ну, слава Богу, теперь нам бояться нечего».
Отступили черкесы за бугор, он — за ними. Прошел версту, оглянулся. Крепости не видно.
Наездники уходили неспешно, мелькали по балкам. Бакланов, опасаясь засады, выслал дозор, чтоб висел у горцев на хвосте.
Вскоре приречные балки кончились, и вся ватага пошла по степи открыто. И Бакланов так, не торопясь, поспешал за ними десять верст.
Вот скрылись за недалеким бугром последние черкесы, вот наши махальные на гребень выехали… В сотне разговор:
— К Лабе правятся…
— Заманивают…
— Вот поглядишь, за бугром подстерегут и в шашки кинутся…
— Где ж наш полк?..
— Вон, гляди, махальные…
Махальные неслись во весь мах к сотне.
— К пешему бою!..
Казаки попрыгали с седел, сбатовали лошадей — поставили их попарно мордой к хвосту и связали. Так они даже ранеными не разбегутся, одна другой мешать будет. Сами казаки теснились плечом к плечу, прикрывая собой лошадок, а кто и на одно колено стал. Ружья — на изготовку. Поляков на одном краю сотни, Бакланов — на другом, но с лошади пока не сошел, приглядывался.
Что от черкесов ждать? Все вроде бы известно. Подскачет он с плетью в руке, шагах в двадцати из чехла ружье выхватит, стрельнет, ружье — через плечо, и — за шашку, рубить кидается. Или после выстрела коня поворачивает и на скаку ружье заряжает. Ремень у их ружей пригнан удобно, и зарядить легко и через левое плечо перебросить свободно.
Черкесы, расскакавшись за бугром, стали сдерживать. Один отделился. Подскакал к Бакланову шагов на сорок, белозубо улыбаясь, черкнул ребром ладони себя по горлу.
И Бакланов ему улыбнулся и ответил с вызовом:
— Хо!
Черкес вскинул ружье, а Бакланов спрыгнул на землю и прикрылся шеей лошади. Из пистолета хорошо не достанешь, а ружье из-за спины стягивать — времени нет.
Черкес помедлил. В лошадь стрелять не стал. Лошадь-то добрая…
— Ба-бах! — это кто-то из наших по нему приложился.
Черкес мотнул головой и, припадая к конской гриве, умчался, разрядив ружье куда-то поверх казачьих голов.
— Гляди, сейчас пойдут!
Черкесы накатились, но шагах в пятидесяти взяли правее и левее и стали обскакивать, джигитуя и стреляя из ружей. Пули их или землю у казачьих ног взрывали или над головами птичками свистели. В пол-человека никто не метил. Промажешь — в лошадь попадешь. А лошадь — добыча. Ради лошадей они и на Чамлык пришли.
И казаки старались наверняка бить. И на черкесских лошадей тоже как на возможную добычу посматривали. А получалась стрельба за воробьями — выше голов джигитующих наездников.
Кого-то все-таки зацепили. Покатилась по зеленой траве белая папаха, поволокла лошадь за ногу безвольное тело. Загорячились наездники, перекричали что-то меж собой, понеслись быстрее, стрельнули разом, дыму напустили. А за скачущими и стреляющими другие съехались и подобрали убитого. Затем схлынули. Стали съезжаться и разъезжаться, о чем-то переговаривались. Пули в стволы забивали с сальными тряпками.
Бакланов, глядя на них, своим приказал:
— Пули сильнее прибивайте. Там панцирники. Если пуля болтаться будет, ему никакого вреда, доспеха не пробьет.
И так безобидно и безопасно тянулась эта суматоха больше часа. Пять наездов или, по-другому сказать, пять атак отбили казаки бесполезной стрельбой. И тут у Бакланова мысль мелькнула, да такая, что жарко стало, и кровь к рябым щекам прилила: «Это ж они у нас заряды выманивают… А полк наш где?..».
Вскочил в седло, привстал на стременах, потом и ногами на седло встал. Не видно полка…
Оглянулся на черкесов. Хорошо, что они с этой стороны не заехали, между сотней и Чамлыком не встали…
Подъехал к крайнему десятку. Прикинул, у кого из урядников конь добрее:
— Некредин!
— Я-а!
— К командиру полка. Передай, нехай поторопятся. У нас патроны кончаются. Дуй…
Умчался Некредин. И черкесы, вроде, не заметили.
Снова двинулась огромная, растянувшаяся на полверсты кавалькада. Черкесы ехали шагом, и казаки за ними шажком, но уже не так охотно.
