Павел Гельбак - Сын чекиста
— Хорошо, хорошо, — сонно отвечает Катерина.
Вовка быстро повязывает красный галстук, отрезает краюху хлеба, наливает в бутылку воду. Искать веревочку времени нет. И все равно он не сумеет так привязать бутылку, как Володька. Ладно. Сойдет и так! И Вовка выскакивает на улицу...
Никогда еще Вовка не ходил так далеко. Подумать только, идут, идут, а конца городу нет.
Вовка понял, что город — это не только Дворцовая, Большая улица, плац и Быковая.
Наконец дома кончились. Отряд промаршировал вдоль забора с непонятной надписью «Марат», потом мимо деревьев, которые ребята называли почему-то «посадкой». Кончилась посадка, а дорога все вьется, все вьется. Зеленеют поля, поднимается к солнцу пыль. Шагают по дороге босые загорелые ноги.
Мальчишки снимают рубашки. Галстуки алеют прямо на голом теле.
— Голову закрой! А то солнечный удар хватит! — говорит веснушчатая Наталка и ловко завязывает рубаху на Вовкиной голове.
Вовка хочет возмутиться — что он, девчонка! — но видит, что все ребята повязали рубахи на головы, и... смиряется.
В носу щекочет от пыли, пересохло в горле, бутылка и краюха хлеба кажутся тяжелыми-претяжелыми, болят ноги, а солнце припекает все сильнее,
— Привал! — кричит вожатый.
Ребята валятся на зеленую траву у запыленных придорожных кустов, развязывают свертки, прикладываются к горлышку бутылок. Вода теплая. Дома Вовка такую ни за что бы не пил! А здесь пьет и пьет. Наталка сует Вовке вкусное яйцо, сваренное вкрутую — как Вовка любит. Обмакнешь его в соль — ну, кажется, нет ничего вкуснее!
— Ребята, послушаем беседу о «Добролете», — предлагает вожатый. — Давай, Вася!
С травы поднимается небольшой, чуть выше Вовки, мальчонка. Он, видно, не часто бывал на солнце и теперь сразу весь поджарился.
— Ребята! — выкрикивает Вася и обводит всех взглядом. — Я хворал долго. Маменька мне книги приносила, газеты. Я читаю больше про авиацию, про «Добролет»...
И Вася рассказывает о том, как красные летчики в гражданскую войну летали на «гробах», воевали как герои. Но не все летчики хотели драться за Советскую власть. Среди летчиков много «белой кости» — значит царских офицеров. А теперь у нас много красных летчиков, из рабочих, но мало самолетов. А потому надо помочь кто чем может.
— Соберем деньги на строительство пионерского самолета! — кончает Вася.
Вожатый спрашивает, не хочет ли кто-нибудь задать вопрос.
— Я хочу, — решительно говорит Вовка. — А разве можно на гробах летать?
Вася недоуменно хмурит лоб, а ребята покатываются со смеху.
— А ты попробуй, попробуй! — восторженно вопит курносый мальчишка.
Вовка смущен. Хорошо им! Небось в школе все объясняют! А ему откуда знать?
На дороге поднимается пыль — появляется телега. На ней важно восседает парнишка. Он лихо держит вожжи и громко понукает лошадь. За телегой бежит лохматый пес.
— Эй, извозчик! Прокати! — кричит курносый мальчишка.
Возчик оборачивается и показывает язык.
— Панков, ты зачем задираешь посторонних? — спрашивает вожатый.
— Куркуль он! Вот кто!..
— Не все крестьяне кулаки.
— По морде видать! И язык как лопата!..
Неподалеку от утопающей в вишневых садах деревеньки отряд разбивается на две группы. Одной руководит Панков, другой — Володька Вялых. Вовка и Наталка попадают к Володьке. Наталка просит, чтобы ее назначили сестрой милосердия. Но ее и Вовку назначают охранять «штаб» группы. А что охранять, когда в «штабе» лежат одни бутылки с водой да свертки с едой?
— Вы охраняете штаб непобедимой бригады «Красных дьяволят», — объявляет посерьезневший Вялых. — Смотрите, чтобы ни одна собака сюда нос не сунула!
Вялых отводит ребят за кусты, подальше от «штаба», и начинает «военные действия». Вовка с завистью смотрит, как ребята, пригибаясь, перебегают от куста к кусту, от пригорка к пригорку. Словно маки, пламенеют на зеленом поле красные галстуки.
Группа Вялых скоро скрывается за бугром.
Панков уводит свое «войско» в небольшую рощу. У него там тоже «штаб».
Вовка вдруг вспоминает об утренней находке и достает из кармана гривенник.
— Вот, деньги нашел.
— Как это нашел?
— Очень просто! На улице...
— Вот ты их на пионерский самолет и отдай, — советует Наталка.
— Я теперь каждое утро буду находить. И все отдам!
Наталка срывает ромашки и заплетает венок.
Вовка вдруг слышит позади тяжелое дыхание и инстинктивно втягивает голову в плечи.
— Стой! Стрелять буду! — воинственно кричит Наталка.
В кустах раздается приглушенный смех.
— Из чего это ты стрельнешь?
Из кустов выходит возчик — тот самый, что показывал с подводы язык. За ним два хлопчика поменьше. У всех лохматые головы. Из рваных штанов выглядывают грязные ноги. Возчик, заложив руки в карманы, наступает.
— А ну, стрельни!
Вовка хватает бутылку с водой, замахивается. Стекло блестит на солнце. Один из хлопчиков взвизгивает и валится в кусты. Второй тоже кидается наутек.
— Тю, дурные! Цэ ж бутылка!
Возчик пытается схватить Вовку за руку, но под ноги ему кидается Наталка, и он оступается и падает.
— Тикай, куркуль! — победно вопит Вовка.
— Який же я куркуль! Сам у куркуля работаю! Вон скотину пасу.
Вовка непримирим.
— Катись отсюда! Тут штаб «Красных дьяволят»! — говорит он, не выпуская бутылку из рук.
Наталка снисходительна к побежденному. Она добродушно улыбается. И знакомство, начавшееся войной, заканчивается миром.
Из-за кустов выходят дружки пастушка. Они расспрашивают о жизни городских пионеров. Наталка рассказывает и приглашает деревенских ребят на пионерский костер, который разожгут вечером.
Пастушки идут опекать свое стадо.
— Тебе влетит! Зачем их позвала? — говорит Наталке Вовка.
— И совсем не влетит! Слышал такое слово — смычка? С деревенскими ребятами дружить надо. Вот!
...Вечером, когда спадает жара, на лесной поляне вспыхивает костер. Весело потрескивает сушняк, дым поднимается к небу, огонь ворчит, лижет котелок. В золе печется картошка. Никогда в жизни Вовка не ел еще такой вкусной картошки! Хрустит на зубах обгорелая корочка, обжигает рот белая пахучая сердцевина.
Сидя у костра, перебивая друг друга, ребята делятся впечатлениями о прошедших сражениях.
— Я как прыгну!..
— Я как дам!..
— А я незаметно подполз...
Слушая, Вовка досадует: а он весь день проторчал на этой поляне, охраняя бутылки.
— А на нас бандюги напали! — говорит вдруг Вовка.
— Какие бандюги? — настораживается вожатый.
— Обыкновенные! Куркули...
— Не выдумывай! — обрывает его Наталка. — Никакие они не бандюги и не куркули! К нам приходили деревенские ребята знакомиться. Я их на костер пригласила, — успокаивает она вожатого.
— Что же они не идут? — спрашивает кто-то из пионеров.
— Значит, еще не доверяют... А может, их хозяева не пустили? — предполагает вожатый. — А то, что ты, Наталка, их пригласила, хорошо! Нам надо с деревенскими ребятами дружбу поддерживать.
У костра тепло. Незаметно подползает дремота. Сквозь сон Вовка слышит, как ребята поют:
Дым костра, углей сиянье-янье-янье,
Серый пепел да зола-ла-ла.
Дразнит наше обонянье-янье-янье
Дух картошки у костра-ра-ра!
На поляне затухает костер. Затихают ребячьи голоса.
Спит и Вовка, уткнувшись в чью-то спину.
А дома у Вовки в это время пахнет валерьянкой. Яков Амвросиевич хватается за грудь. Катерина вспоминает:
— Он меня о чем-то спрашивал, а я спросонья не поняла, о чем.
Дворничиха Матрена дополняет:
— Такой скучный был. Я его спрашиваю, рад ли, что новый отец объявился? А он, сердешный, только вздохнул... Ну а потом с каким-то мальчишкой и убежал.
— Надо бы в полицию... в милицию заявить. Сходила бы, Катерина, — говорит Яков Амвросиевич.
КАРУСЕЛЬВ двадцать четвертом году погода словно взбесилась. Зимой морозы доходили до сорока градусов. И это на юге! Весной Ингул, который летом и курица перейдет вброд, вышел из берегов, смыл Кладки, мосты, разлился по Старому базару. Словно какие-то диковинные суда, задрожали на волнах рундуки и лавчонки. Вода заливала одну улицу за другой, пока с любопытством не лизнула нижние этажи в центре города. Даже гордо возвышающийся собор увидел отражение своего купола в водах Ингула. Не успела угомониться река, как над городом нестерпимо запылало, будто топка вагранки, солнце.
В тени тридцать пять, а на солнце и все пятьдесят.
Поднимут люди глаза к небу и видят чистую-пречистую голубизну. Ни тучки, ни облачка.
— Все сгорит!
— Не миновать голода!
— Опять пухнуть будем!
Зюрочка забилась под лестницу, в тень, тяжело дышит, глаза сонно прикрыты. «Зюрочка! Зюрочка!» Хвостом вильнет, а сама ни с места. Куда же побежишь в такой рыжей шубе! Вовке в трусах и то жарко, места себе не найдет. А тут еще мама женится. Бабка и дед с ног сбились. Такая жарища, а они печку топят! Давно в доме так вкусно не пахло. В кадушке бутылки плавают, горлышки с белыми головками повытягивали, как утки.
